ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ! В этом выпуске серии «Новинки детской литературы» напечатана повесть Ф. А. Вигдоровой «Дорога в жизнь». Автор этой повести Ф. А. Вигдорова после окончания педагогического техникума учительствовала в Магнитогорске, а затем, окончив Московский педагогический институт имени В. И. Ленина, преподавала русский язык и литературу в старших классах 610-й московской школы. Впоследствии совмещала учительскую работу с журналистикой. Работала в «Правде» и «Комсомольской правде», писала статьи и очерки об учителях и детях городских и сельских школ. В 1949 году вышла книга Ф. А. Вигдоровой «Мой класс», в которой рассказано о первых шагах молодой учительницы, о том, как она учит ребят и в то же время учится сама, познавая на опыте высокое счастье быть учительницей. В 1950 году была издана «Повесть о Зое и Шуре» Л. Космодемьянской в литературной записи Ф. А. Вигдоровой. В этой книге рассказано о детстве и юности Героев Советского Союза Зои и Александра Космодемьянских, о том, как они росли и воспитывались. В повести «Дорога в жизнь», вышедшей в свет в 1954 году, Ф. А. Вигдорова продолжает свою любимую тему – тему воспитания детей, учительского труда. Эта книга посвящена жизни ребят в детском доме. Автор описывает, как педагогические идеи А. С. Макаренко, его теоретические выводы и большой практический опыт воплощаются в жизнь новым поколением педагогов. Повесть «Дорога в жизнь» вызвала живой отклик у читателей. Просим и вас, дорогие читатели, поделиться своими отзывами об этой книге. Письма просим направлять по адресу: Москва, Д-47, ул. Горького, 43, Дом детской книги.
Вигдоров Фрид Абрмовн. Дорог в жизнь Детгиз Москв 1955 ДЛЯ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА Вигдоров Фрид Абрмовн ДОРОГА В ЖИЗНЬ Рисунки Н. Клиты Ответственный редктор Б. И. Кмир. Художественный редктор О. В. Демидов. Технический редктор Н. П. Смохвлов. Корректоры Е. Н. Трушковскя и Р. С. Мшелевич. Сдно в нбор 9/V 1955 г. Подписно к печти 23/VII 1955 Г. Формт 84X108 1/16 – 11,25 = 18,48 печ. л. (18,27 уч.-изд. л.). Тирж 150 000 экз. А03560. Зкз № 696. Цен 3 р. 65 к. Детгиз. Москв, М. Черксский пер., 1. Фбрик детской книги Детгиз. Москв, Сущевский вл, 49.

Фрид Абрмовн Вигдоров

(1915—1965)

Дорог в жизнь

Дорогу осилит идущий.

Китйскя мудрость

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Феврль 1933 год. По клендрю полгется бушевть метелям, но укринскя зим нестойкя – в окно бьет не то снег, не то дождь, и стекл, по-осеннему мокрые, простуженным дребезжньем отзывются н удры ветр.

В комнте двое.

З письменным столом – немолодой человек, одетый почти по-военному, в гимнстерке, туго подпояснной ремнем. Коротко остриженные волосы густо посолены сединой, твердо сжты губы под короткими усми; з стеклми пенсне – зоркие глз. Ткие глз смотрят прямо и неотступно нвстречу смому трудному.

Второй сидит с книгой нпротив, н дивне у стены; он много моложе, он кжется почти юношей. Что-то цыгнское есть в его лице, смуглом и скулстом. Пряди черных волос пдют н широкий лоб, черные брови сдвинуты, згорелые крепкие пльцы постукивют по колену в лд ккому-то своему ходу мыслей. Он весь ушел в книгу.

Пройдет немного времени – и человек, сидящего в этот чс з письменным столом, узнет вся стрн. Тысячи и тысячи людей прочтут «Педгогическую поэму», узнют и полюбят ее втор и ее героев.

Антон Семенович Мкренко. Педгог и пистель. Но прежде всего – борец. В первые годы своего существовния – трудные, голодные годы – молодя Советскя республик доверил ему исклеченных, обездоленных, сбившихся с пути ребят, «млолетних првонрушителей», и поручил вернуть их родине, жизни. И он сделл это. Год з годом он учился и учил других великому искусству – воспитывть и рстить новых людей. Его «Поэм» – это простя и потрясющя првд о том, кк ребят, с млых лет окзвшиеся н улице, во влсти горя, нужды, преступления, стновились нстоящими людьми – людьми труд и коллектив, мужественными и счстливыми строителями нового обществ. И недром вся рбот этого человек – и первый созднный им коллектив и его книг неотделимы от имени Горького, освещены дружбой и поддержкой великого человеколюбц.

Тысячм, сотням тысяч советских людей стнет дорог «Педгогическя поэм», ее втор и ее герои, и среди них – Семен Крбнов, ствший другом и помощником своего учителя.

А пок… пок еще не вышл книг. Не многие знют стршего из этих двух людей, мло кому з стенми коммуны имени Дзержинского, что неподлеку от Хрьков, знком млдший. Стоит феврль 1933 год, н дворе – темный, ненстный вечер…

Антон Семенович изредк поднимет глз от недописнной стрницы. Сегодня ему не рботется. Мысль, которя возникл двно, все больше не дет покоя. Пор принимть решение. И н этот рз, окзывется, трудно, очень трудно решить.

Семен Крбнов. Он пришел в колонию имени Горького одним из первых. Двно это было, двендцть лет нзд. Сейчс ему уже почти двдцть восемь. Д, не вышло из него гроном. Кончив рбфк, он пришел в колонию и скзл решительно:

– Хй ему с тем хлеборобством! Не могу без пцнов жить. Сколько еще хороших хлопцев дурк вляют н свете! Рз вы, Антон Семенович, в этом деле потрудились, тк и мне можно…

Тк оно и вышло. Остлся Семен в колонии и все силы души стл вклдывть в великое, человечное дело – воспитние новых людей.

С виду он ткой же, кк был: богтырь, быстры и уверенны движения, те же огромные, горячие, кк угли, глз. И не только с виду. Стрстность – по-прежнему глвное свойство его нтуры. Он и сейчс, кк в юности, всякое дело делет тк смозбвенно, словно от этого звисит все, что дорого ему н свете. Рзные есть воспиттели, рзные учителя. Семен воспитывет не уговором, не объяснением, собою, смой жизнью своей – не скупясь и не оглядывясь. Это хорошо, это и плохо. Ндолго ли хвтит человек, если он вот тк, без оглядки, отдет себя? Д, но ведь он и берет – у жизни, у книги, у людей, у ребят. Человек, что сидит сейчс нпротив с книжкой в рукх, – нсколько он богче того прнишки, кким пришел сюд Семен двендцть с лишним лет нзд!

Нет, не впервые зботят Антон Семенович эти мысли. Отрдно смотреть н вырщенное тобою дерево, н дом, построенный твоими рукми. Ну, если перед тобою человек, которого ты вырстил? Если ты вызвл к жизни все хорошее, что в нем едв можно было угдть? Был бесшбшный прень, сорви-голов, вчершний бндит. И вот он теперь – сильный, с большим сердцем и смелым рзумом, облгороженный культурой, книгой. Человек, который см воспитывет других, нходит и вырщивет в них лучшее, см умеет неутомимо шлифовть грни новых хрктеров. Ты привык рботть бок о бок с ним, чувствовть в нем ндежного помощник, ты любишь его. И вот ндо с ним рсстться. Тков судьб всех отцов – рзлуки не избежть…

Антон Семенович встл, отошел к окну. Тихо. Коммун спит. Ничто не мешет рздумью.

Если пройти сейчс по коридору, тебя непременно встретит дежурный, но он ходит неслышно. Неслышно стоит и чсовой у дверей дом – большого дом н опушке молодого дубового лес. Тм шумит ветер, здесь тихо, только слышен шелест, когд Семен перевернет стрницу.

Однжды уже пришлось рсствться и с ним и с другими, которые были тк же дороги. Они уезжли тогд учиться в Хрьков, н рбфк, – первенцы колонии, ее гордость: Крбнов, Здоров, Вершнев, Бурун… Тогд тоже было тяжело, и кзлось – рн не зтянется. Но он зтянулсь, потому что нет счстья большего, чем видеть: твои дети ншли место в жизни. Они живут, рботют, идут вперед.

Этот вернулся, он рботл вместе с тобой в коммуне. Но никогд не будет хорош тот комндир, который не действует смостоятельно. Пусть он отвжный, пусть у него хорошя голов н плечх, но если он не действовл н свой стрх и риск, по своему рзумению, он еще не комндир. Семен рботет хорошо. Но он рботет з твоей спиной, думешь з него ты. Он должен уехть. Пор!

1. РАЗВАЛ

З окном вгон тянулись зводские окрины Ленингрд, потом – безлистные, скучные рощи, поля, покрытые грязновтым мртовским снегом. Я смотрел н все это, слушл погромыхивнье колес н стыкх, внутри в ткт постукивло одно: скорее! скорее!

Нконец – Березовя полян. З стволми берез, з черными голыми веткми сквозило серое небо, тропинк под ногми был скользкя и грязня, я невольно подумл: до чего же хорошо здесь будет весной!

Но вот кончилсь рощ, и передо мною – широкя полян, огороження высоким дощтым збором. Посреди поляны – большой, в три этж, дом с бшней, построенный просторно и крсиво, но беля крск двно облупилсь, стены грязные, облезлые. У вход – будк, но и в будке и вокруг – ни души. Я прошел н территорию детского дом. Здесь было тк же пустынно. Взглянул н чсы – уже двендцть. В школе? В мстерских? – подумлось мне. Подошел к дому, поднялся по широкой лестнице и открыл первую попвшуюся дверь. В большой комнте с высоким потолком стояли в ряд кровти, кое-кк покрытые серыми одеялми. Н некоторых лежли подушки без нволочек. Я хотел уже уйти, но тут в дльнем углу что-то зшевелилось. Я обернулся. Из-под одеял вылез пренек лет одинндцти. Н совершенно грязном, почти черном лице его светились прозрчно-серые глз. Одн ног у прнишки был бося, н другой – новый черный бшмк.

– Здрвствуй, – скзл я.

– Здрвствуйте, – простуженно прохрипел он.

– А где остльные?

Помедлив, он ответил неохотно:

– В городе, где же еще?

– А где твой другой бшмк?

Он снов змялся.

– Крты? – спросил я.

Вместо ответ он прикрыл глз.

Я удивился:

– Почему не об срзу?

– Ну… вдруг еще отыгрюсь? – В голосе его звучл робкя ндежд.

– Кк тебя зовут?

– Петьк… Кизимов Петр…

Я прошел по другим спльням – кое-где н кровтях спли ребят. Один – в новеньком сером костюмчике; лицо у него было тонкое, светлые волосы, мленький рот. Потом я спустился вниз, походил по пустым комнтм, зглянул н кухню. От сердц немного отлегло: в огромной плите весело трещл огонь, н столе высилсь гор посуды – двое ребят мыли ее в большом чне. Н скмейке, сидел пожиля женщин и чистил кртошку. Еще одни пренек помогл ей. Едв я открыл дверь, все обернулись. Ребят перестли рботть, нож в рукх женщины, здвиглся вдвое быстрее, и, кжется, дже полоск кртофельной шелухи зтрепыхлсь сердито.

– Здрвствуйте. Где у вс тут зведующий?

– Во флигеле нлево, – недружелюбно скзл женщин, не отвечя н приветствие.

Ребят молчли и с любопытством рзглядывли меня.

– Ходят тут… толку… – услышл я з своей спиной.

Неподлеку от дом н покосившихся столбх висел волейбольня сетк. Непонятно: н дворе мрт, грязь, слякоть, – кто же сейчс игрет в волейбол?

Я пошел к флигелю, постучл в дверь. Никто не отзывлся. Постучл сильнее.

З дверью послышлись шркющие шги, щелкнул здвижк, и н пороге появилсь женщин с зспнным, помятым лицом. Голов у нее был пестря: соломенные кршеные пряди, у неровного пробор волосы черные. Неопрятный хлт зпхнут криво, н светлом чулке видн черня штопк.

– Где у вс тут зведующий? – спросил я.

– Я зведующя.

– Мне некогд шутки шутить, я спршивю: где зведующий детским домом?

– Д ккие шутки, гржднин? Я же вм говорю – я зведующя! – уже с рздржением повторил женщин.

И тут случилось то, чего я обычно боюсь: я «потерял тормоз». В ушх зшумело, в груди стло тесно и жрко.

– Тк вот: с этой минуты вы не зведующя, – прошипел я сквозь зубы, чувствуя, что еще секунд – и нчну орть н нее.

Кким-то крем сознния я понимл, что слов мои нелепы: я не имею никкого прв снимть ее с рботы. Но дже если бы я только что не видел змызгнных кровтей без простынь и грязного Петьку в одном бшмке, если бы я увидел только ее в этом хлте и светлых чулкх, зштопнных черными ниткми, этого было бы достточно: я готов был жизнь свою положить н то, чтобы ее тут же, немедленно, убрли отсюд.

Через три минуты я шгл по тропинке к стнции, скрипя зубми, здыхясь от ярости.

Если ребенок рстет в плохой семье – это несчстье. Если он учится в плохой школе – это худо. Но если он живет в плохом детском доме – это стршнее всего. Детский дом для него все: и семья, и школ, и друзья. Здесь возникют его предствления о жизни, о мире, о людях, здесь он рстет, учится, стновится человеком и гржднином. И детский дом не может, не имеет прв быть средним, «неплохим». Он непременно должен быть очень хорошим.

Воровство всегд гнусность и преступление. Но воровство в детском доме – это преступление неискупимое, з которое нужно нкзывть смой суровой, смой полной мерой. Здесь госудрство доверило воспиттелю детей, лишенных родителей. Крсть у этих детей – что может быть подлее?

Я ни минуты не сомневлся в том, что здесь, в доме з высоким збором, крли без ззрения совести. Здесь дже не пытлись создть видимость ккого-либо блгополучия. Все было ясно и откровенно. Одного только я не мог понять: кк ткое происходит неподлеку от Ленингрд, д не в двдцтом году, сейчс!

Возвртившись в Ленингрд, я прямо с вокзл пошел в гороно и, несмотря н неприемный чс, прорвлся в кбинет нчльств.

– Очень прошу, – скзл я с мест в крьер, – дйте мне детский дом для трудных в Березовой поляне.

– Этот дом – тяжкий укор нм, – ответил мне Алексей Алексндрович Зимин, инспектор гороно. – Ведь, знете, до Киров дело дошло. Велел немедленно нвести порядок.

Зимин сидел з большим, звленным бумгми письменным столом и внимтельно посмотрел мне в лицо, когд я ворвлся в кбинет.

Он ничем не вырзил ни удивления, ни досды, предложил сесть, но я довольно невежливо отмхнулся:

– В тридцть третьем году! Под Ленингрдом! Я глзм своим не поверил. Д кк вы терпите?

– Что и говорить, под боком рзвелось ткое безобрзие, у нс всё руки не доходили. Тм уже третий зведующий. Один был месяц дв – освободили: безвольный человек и рботу свою не любил. Другой все время проводил в Ленингрде – у него тут семья и квртир. А эт зведующя…

– Об этой мне можете не рсскзывть. Эту я см видел.

– Д… Без глзу был дом. Дом для трудных – они всегд н десятом плне. Нлдить тяжело, рзвлить долго ли? Вот и рзвлили. А ккие средств отпускются, сми знете. Огромные средств. Безобрзие, что и говорить. Тм есть одн воспиттельниц, Артемьев. Он в отъезде сейчс, у нее отец болен. Но он человек дельный и двно не дет нм покоя.

– Мло он не двл вм покоя. Рзве тк ндо было?

Зимин сделл вид, что не слышл моих последних слов:

– Тк что ж, из всего виденного вы выбрли именно этот дом?

– Я ничего больше не успел повидть. Очень прошу…

Он протянул мне бумгу – прикз зведующего Ленингрдским отделом нродного обрзовния глсил: «Ввиду полного рзвл воспиттельной и хозяйственной рботы и совершенного отсутствия днных к восстновлению нормльной рботы детский дом для трудновоспитуемых № 60 зкрыть».

– И это по-вшему знчит нвести порядок? – скзл я. – Подождите зкрывть. Дйте мне хоть три месяц…

Я ушел от Зимин, унося в крмне прикз: меня нзнчли зведовть детским домом в Березовой поляне.

– Обещю вм, – скзл н прощнье Зимин, – я теперь з этот дом возьмусь. Смых лучших воспиттелей пришлю, вот попомните мое слово. У меня ткой есть н примете преподвтель по труду…

– У меня пмять хорошя. Я попомню. В тот же день я нписл обо всем в Хрьков Антону Семеновичу.

2. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Кк я понял в первый же день, обычно все ребят из детского дом, несмотря н збор и проходную будку, с утр уходили в город. Возврщлись к вечеру, чтобы поесть и переночевть. Но сейчс почти все были нлицо. Кк-никк, любопытно: что з новый зведующий, с чего он нчнет?

Я не стл устривть официльную встречу. Ходил, зглядывл во все щели и зкоулки, н ребят не смотрел. Они держлись н почтительном рсстоянии и тоже делли вид, что не интересуются мною. Единственный человек, который следовл з мной неотступно, должно быть по прву первого знкомств, был Петьк Кизимов. Он по-прежнему щеголял в одном бшмке и не столько шел, сколько прыгл н одной ножке, потому что шлепть босой ногой по мртовской снежной кше не бог весть кк приятно. Но и Петьк не вступл со мной в рзговоры. Он двиглся вприскочку, сохрняя дистнцию шгов в, пять-шесть, при этом выржение лиц у него было згдочное и неприступное.

Мы попли в спльню, где шло пиршество. Вокруг одной из кровтей сгрудились ребят. Один рвл н куски круг копченой колбсы, другой, которого я приметил рньше, крсивый, хорошо одетый, оделял всех ломтями белого хлеб. Некоторые, уже получив свою долю, ждно ели. Когд я вошел, всё посмотрели в мою сторону, потом, словно по комнде, отвернулись. Я прошел по комнте, проверил оконные рмы и перед уходом открыл форточку.

Переступя порог, я услышл з спиной философское змечние:

– Чистый воздух любит.

Я зглянул в мстерскую. Инструмент, должно быть, рстщили без осттк. По крйней мере, мне не удлось обнружить ни одного рубнк, ни одной стмески. Потом я подошел к срю, отворил дверь – здесь, в грязи и зпустении, одиноко стоял громдный, приземистый бык.

– И кк это он тут с голоду не подох! – скзл я в прострнство.

– Его Подсолнушкин кормит, – тоненьким голосом откликнулось прострнство.

Я обернулся. Все-тки, совершя свой обход, я незметно оброс добровольной свитой: з спиной Петьки прятлся худенький веснушчтый мльчугн с рскосыми глзми зйчонк; должно быть, это он скзл про Подсолнушкин.

Путешествуя дльше, я вдруг услышл отчянный вой.

– Зрежусь! Все рвно зрежусь! – вопил кто-то.

Я вопросительно поглядел н Петьку и другого своего спутник. Они тоже остновились и испытующе смотрели н меня. Я пошел н крик.

– Это в изоляторе… Коршунов, – просипел позди Петьк.

Я подошел к небольшому флигелю, из которого слышлись крики. В сенях у окн, лениво рзвлившись н скмейке, сидел стрнно одетый человек: брюки снизу были подвернуты, инче они волочились бы по земле; непомерно широкий пиджк висел, кк блхон. Человек неторопливо дымил ппироской. Криков он, кзлось, просто не слышл.

– Откройте-к, – скзл я.

Не вствя со скмейки, он щелкнул змком, и я вошел в небольшую квдртную комнту – больничный изолятор. Здесь стояли две койки, белый шкф со стеклянными дверцми и две тбуретки, тоже выкршенные белой мсляной крской. У стены стоял мльчишк лет двендцти, который, увидев меня, тк и змер с открытым ртом.

– Чего ты кричишь? – спросил я.

– А чего меня тут держт? – Мльчишк с крик срзу перешел н рзговор и отвечл спокойно, дже с достоинством. И вдруг снов звизжл: – Не хочу в детдоме! Скзли, н двое суток, чего не выпускют!

– Не хочешь жить в детдоме?

– Не хочу!

– Тк зчем живешь?

Мой спокойный вопрос его оздчил, и он опять понизил голос:

– Тк меня збрли…

– Кто тебя збрл? Воспиттель? Зведующя?

– Милиция.

– Знчит, ты сидел дом, читл книжку, милиционер пришел и збрл тебя?

– Хо! «Дом»… Не дом, н бзре,

– А, понимю: ты пришел н бзр з покупкми, тебя милиционер збрл?

– Д не з покупкми…

– Ах, не з покупкми? Ну, вот что: убирйся отсюд.

– Куд?

– Куд хочешь. Всем ндоело и опротивело, что ты тут вопишь. Уходи.

Не испуг, не злость – величйшее недоумение отрзилось н его лице.

Неловко, боком он попятился к двери.

Не обрщя внимния н человек в слишком длинных брюкх и слишком широком пиджке – он по-прежнему сидел у окн, покуривл, щурился и тоже демонстртивно не змечл меня, – я вышел во двор.

Постепенно ребят стли кружить около меня н все более близком рсстоянии. Кроме Петьки и мльчугн с глзми зйчонк, з мною следовли еще человек три-четыре, в том числе и Коршунов. Другие то и дело появлялись в отдлении спрв, слев, отствли, збегли вперед. Потом их пути все чще стли невзнчй скрещивться с моими. Со всех сторон н меня с вызовом и любопытством смотрели чьи-то глз. Нконец один прнишк, подойдя поближе, спросил:

– Вы будете у нс зведующим?

– Не зню. Очень уж мне не нрвится вш хлев.

Мльчишк со всех ног кинулся к спльням. Торчвшие в окнх головы скрылись. Я знл: тм сейчс будут обсуждть мои слов.

Кждый, кто стлкивлся со мной, считл своим долгом немедля сообщить обо всем товрищм. Что ж, пусть. Пусть придумывют, кк отвечть, пусть уговривются отрзить приступ – они живые люди, они здеты. Они собирются отстивть свою «незвисимость» – лдно! Добытое в борьбе всегд ценнее.

Поздно ночью, когд в доме все угомонилось, я прошел по спльням и посмотрел н ребят при свете тусклой электрической лмпочки. Я зглянул в лицо кждому спящему. Обычные детские лиц, только н них и во сне лежл тень тревоги и устлости.

Осторожно ступя н носки, я пошел к двери. И вдруг позди, в дльнем углу, снов, кк в первый мой приход сюд, что-то шевельнулось. Н крйней постели приподнялсь чья-то лохмтя голов. Большие блестящие глз смотрели н меня. Это был Петьк.

– Спи! – скзл я шепотом. – До звтр.

Лохмтя Петькин голов рз три кряду кивнул мне и опустилсь н локоть. Подушки у Петьки не было.

3. «МЫ ВСЕ КОМАНДИРЫ!»

Нзвтр по звонку н подъем никто не поднялся – видно, это было не в обыче. Ребят спли. Только к звтрку они зкопошились и стли выползть из-под одеял. Я зходил в кждую спльню и громко говорил:

– Вствйте! Стройтесь во дворе! Быстро!

Они выходили во двор вовсе не из готовности исполнить прикзние. Им было любопытно: что же дльше? Они стли не строем, беспорядочной толпой, и ясно было: инче стоять не умеют. Одни смотрели пытливо, нстороженно, другие нсмешливо, третьи недоброжелтельно. Но незинтересовнных, рвнодушных лиц я не увидел.

– Познкомимся, – скзл я. – Меня зовут Семен Афнсьевич…

Я не успел договорить. Произошло что-то неожиднное и непонятное: рздлся пронзительный свист, толп дрогнул – и вдруг все до единого кинулись к дому. Несколько секунд я стоял в недоумении и смотрел, кк они удирют – без оглядки и почти бесшумно, только все тот же пронзительный свист снов и снов резл уши. Потом, см не зню почему, я обернулся и увидел… бык. Не рзбиря дороги, низко пригнув свирепую морду с кольцом в носу, он несся по опустевшей поляне. Врезлся в волейбольную сетку и стл рвть ее рогми, слепо и злобно вскидывя головой. Комья снег и мерзлой земли летели у него из-под копыт.

Рздумывть было некогд. Я кинулся к быку и с рзмху удрил его ногой в нос. Н мгновенье он ошлело подлся нзд. Я обежл его и, схвтив з хвост, погнл к срю.

Зхлопывя з быком широкую дверь сря, я услышл дружный топот: теперь вся орв ребят бежл ко мне. Я утер пот со лб, подошел к крыльцу и сел. Ребят нерешительно остновились в трех шгх и, перешептывясь, подтлкивя друг друг, смотрели н меня.

– К-к вы его здорово! – вдруг скзл кто-то.

– Он знете ккой? Он лошдей н рог поддевет!

– Он одного Подсолнушкин слушется!

Постепенно те ребят, что были поближе, усживлись рядом н ступеньки. Другие, продолжя стоять, обступли нс все теснее. Кто-то дотронулся до моего плеч. Кто-то опять и опять нрспев повторял:

– К-к вы его здорово!

– А у нс в деревне ккой бык… – скзл тощий, несклдный прнишк в рвном пиджке.

– А у нс был коров бодучя – еще позлее всякого бык, – доверчиво сообщил уже знкомый мне худенький мльчик с рскосыми глзми зйчонк.

У кждого в зпсе окзлсь своя история – не про свирепого бык, тк про бодучую корову.

Но ведь и мне было о чем порсскзть, недром я с десяти лет пс у помещик стдо в селе Сторожевом, н Полтвщине. Вот тм был бык тк бык: огромный, с нлитыми кровью глзми. Гврил его звли.

– А нш…

– Нет, куд ему до Гврилы. Тот однжды…

Рсскзывю им про Гврилу, про белую корову Зорьку, которя всегд шл впереди стд и неизменно обещл н звтр ясный день. Рсскзывю о том, кк в триндцть лет я, пстушок из зхудлого сел, впервые увидел н большом укринском шляхе втомобиль. С перепугу я сперв тк и повлился лицом в землю, потом, должно быть, с полверсты бежл вслед з втомобилем и крестился н отпечтки шин в пыли.

– Ох, и темный был нрод! – со снисходительным удивлением вполголос произносит кто-то.

Оборчивюсь – Коршунов, тот смый. Аг, не ушел!

Рзглядывю ребят. Двно не мытые лиц сейчс подвижны и веселы. Вот сейчс и взять их з живое. Бык – быком, он мне невольно помог, этот бык. Хорошо, что тк легко удлось с ним спрвиться, хоть удивляться тут и нечему – я и в смом деле не збыл еще своей пстушьей прктики, силы у меня теперь побольше, чем было, когд я пс помещичье стдо. И вдруг в голову мне приходит: бык… д см ли он вырвлся из сря? Может, кто-нибудь выпустил его? Неужели… Кто из них мог это сделть? Я оглядывю ребят. Но некогд думть об этом сейчс…

– Плохо вы живете, – говорю я.

– Плохо, – соглшются они без млейшей горечи.

– Вот ты спршивл меня вчер, буду ли я тут зведующим. Я ходил, смотрел, думл. И решил: это звисит от вс. Д, от вс, – повторяю я в ответ н поднявшийся гул голосов. – Потому что я ни з что не соглшусь жить в ткой грязи, в ткой гдости.

– А мы что? Рзве мы виновты? – обиделся пренек, сидевший рядом со мной.

– Д кто же виновт? Кто виновт, что ты сегодня не умывлся и вот сидишь передо мною чумзый? А вон ты – кто виновт, что у тебя нет ни одной пуговицы н штнх и дже понять нельзя, кк они н тебе держтся? Или вон Петьк: скчет в одном бшмке. Кто проигрл его второй бшмк – я, что ли? Или кто-нибудь из воспиттелей? Кто виновт, я спршивю? И кто виновт, что вы трусы?

– О-о! Трусы? Это мы трусы? – крикнуло срзу несколько голосов.

– Д, д, трусы! Збыли, кк испуглись бык? Удирли, кк зйцы! Нет, если вы хотите, чтобы я остлся у вс, все должно перемениться.

– Д чего делть-то?

– А вот я скжу, что делть. Олени по тйге идут – у них есть вожк. Смолеты летят в воздухе – у них есть ведущий. В семье – отец, н зводе – директор. Ну, у вс? Стршим у вс буду я. Но этого мло. Мне нужны помощники. Были у вс до сих пор ответственные? Комндиры?

– Мы все комндиры! – крикнул кто-то з моей спиной.

Я не обернулся.

– Лдно, тогд вы все комндуйте. Я буду рядовым. Ведите меня, рспоряжйтесь мною, нлживйте мою жизнь. Но жить тк, кк вы сми сейчс живете, я не хочу. Ни один человек, хоть немного увжющий себя, не стнет жить по-вшему, д, пожлуй, еще поколотит тех, кто его зствит тк жить. Нет, ребят, глупости вы бросьте.

– Семен Афнсьевич, – очень серьезно скзл худой смуглый пренек с широко рсствленными темно-крими глзми, – мы будем делть, кк вы скжете. Только нм комндиров не ндо. Комндирм всегд блт – они и лопть первые, им и одежк получше.

– Это не комндиры, жулики! – скзл я. – Комндир, кк я это понимю, прежде всего – вш же товрищ. Он не съест куск, пок не нкормит всех, не нденет штнов, пок все не будут в штнх. Это от вс звисит. Вы друг друг знете. Выберите смых лучших, смых честных – нстоящих товрищей, не жуликов… Сейчс идите все звтркть, уже поздно. А после звтрк построиться н поляне.

Ребят бегом кинулись в столовую. Но… нет, не все убежли. Человек шесть-семь остлись н ступенькх крыльц. Они не ткие, кк все, они не бегут – смолюбие не позволяет. Их не зботит, оствят ли им позвтркть, – они выше этого.

– А вы уверены, Семен Афнсьевич, что у нс будет хорошо?

Это спршивет серьезный, креглзый, тот, что говорил про комндиров.

– А ты?

– Не зню.

– Кк твоя фмилия?

– Жуков.

– А звть?

– Сньк.

– Тк вот, Алексндр, зпомни: у нс в доме будет хорошо. Непременно будет. А теперь ведите меня в вшу столовую.

…После звтрк они с грехом пополм выстроились у глвного здния. И теперь я уже не беседовл с ними – я холодно, твердо скзл им, чего я, новый зведующий, от них требую и чего жду.

– Предупреждю вс честно: я ненвижу рсхлябнность, воровство, лень и глупость. Ничего несбыточного вм не обещю, но уверен: мы будем жить хорошо – рботть, учиться, игрть. Чем больше и дружнее мы потрудимся, тем быстрее нстнет для нс хорошя и чистя жизнь. Сегодня же мы решим, кк лучше нлдить ншу жизнь, чтобы он был рзумной, не свинской. Тех, кто соглсен вместе со мной бороться с грязью, воровством и ленью, прошу выйти вперед и стть вот здесь. Кто не хочет – остньтесь н месте.

Строй дрогнул. Минут нерешительности. Вышли Сня, Петьк, Коршунов, еще секунд – и пошли все. Н месте остлся один, рослый и длиннорукий, с ярко-рыжими вихрми; веки толстые, словно припухшие, и в них глз-щелочки.

– Это честно. Кк твоя фмилия?

– Нрышкин.

– Чего ты хочешь, Нрышкин?

– Хочу уйти из детдом.

– Иди. Желю тебе, чтобы ты не погиб, чтобы тебя не исклечил никкя бед, если от грязи зболеешь коростой, чтоб кто-нибудь тебя вылечил. Вот кто тебе ум дст – не зню. Иди.

В полной тишине Нрышкин нпрвился к проходной будке. Я не стл смотреть ему вслед.

– Тк вот, – продолжл я, – у нс пять сплен. Н первое время решим: кждя спльня – отряд. Можете нзывть это группой, втгой, но, по-моему, отряд лучше. Пусть кждый отряд выберет себе комндир. Комндир должен соствить список своего отряд – имя, фмилия, сколько в школе учился. Кждый отряд должен выбрть еще и снитр. Снитр соствит зявку – сколько не хвтет в отряде мтрцев, одеял, простынь, подушек. И предупреждю: никких крт. Если что-нибудь из клдовой или из кухни пропдет – второй выдчи не будет. З крты – смое строгое нкзние…

Логики в моей речи не было, я выхвтывл глвное, смое неотложное, и уверен – они отлично понимли меня.

– А еще нужно… – Петьк поперхнулся, покрснел, видно см ужсясь собственной хрбрости, но все же докончил: – еще нужно дежурных по спльням, чтобы ничего не пропдло.

– Д пропдть-то уж нечему, – возрзил я. – Рзве вот двери с петель не снял бы кто.

По рядм пробежл смех, но я оборвл его словми:

– Прошу еще зпомнить вот что: впредь прво н свободный выход из детского дом будут иметь только комндиры. Остльные могут уходить только с моего рзрешения. Того, кто уйдет смовольно, обртно не пущу.

– Ого! Ну и что ж, что не пустите? – рздлось из здних рядов.

– Ровно ничего. Не пущу, и всё. А сейчс рзойдитесь по спльням. Выберите комндиров и снитров. Я жду здесь. Идите.

Одни нехотя, неуверенно, другие весело и решительно, обгоняя друг друг, двинулись к лестнице. Я присел н скмью и сунул руку в крмн з ппиросми. Портсигр и кошельк с деньгми кк не бывло…

4. «В ДВУХ-ТО ЛОВЧЕЕ!»

Комндиром первого отряд выбрли Жуков, и это было хорошо. Рзговривя со мной, Жуков смотрел мне прямо в глз. Он принял близко к сердцу все, что произошло в то утро, и ребят, судя по всему, относились к нему с доверием.

– Сньк – он ничего! – скзл круглолицый белобрысый пренек в втной телогрейке.

И в этой сдержнной похвле прозвучло серьезное одобрение.

Комндир второго отряд звли Михил Колышкин. У него было одутловтое бледное лицо и сонный взгляд. Предствляя мне своего комндир, ребят из этого отряд посмтривли н меня не без ехидств, и в их взглядх я читл: «Что, брт, перехитрили мы тебя?» Д, это не комндир. Но кто же из вс будет комндиром н смом деле? – думл я. – Ты, курносый? Или ты, хмурый и вихрстый? Лдно, увидим.

Комндир третьего вытянулся передо мной и бойко отрпортовл:

– Честь имею предствиться – Дмитрий Королев, по кличке Король!

Ого, этот будет крепко держть ребят, д только тк ли он будет комндовть, кк ндо?

У него было очень подвижное, смышленое лицо; глз под темными ресницми кзлись совсем желтыми, янтрными, и смотрели зорко и лукво.

Мне срзу пришелся по душе и Сергей Стеклов – подросток лет четырндцти, большелобый, спокойный, комндир четвертого. Последний – Суржик – рвнодушный и неповоротливый, тк же кк и Колышкин, не оствлял сомнений: он был ширмой, подствным лицом. Его выбрли, чтобы он выполнял волю кого-то другого, более сильного, умного, рсторопного, кто предпочитл оствться мне неизвестным.

– Ну, в добрый чс! – скзл я. – А теперь з дело. Жуков, выдели пятерых ребят – пусть приведут в порядок бню и зтопят ее. Кто в отряде остется свободен, пусть выносит из своей спльни мтрцы, кровти – ндо все почистить и проветрить. Королев, отбери чсть твоих ребят – пусть нпилят и нколют дров для бни. Сообрзи см, сколько рук для этого пондобится. Остльные тоже зймутся мтрцми и кровтями. Стеклов, ты рздобудь ведр и тряпки, ндо вымыть окн. Колышкин, ты…

Через полчс все зкипело. Одни рботли, сохрняя н лице снисходительное выржение: поглядим, дескть, что дльше будет. А пок – почему бы и не проветрить мтрц? Отчего не получить новые бшмки? Другие носились по дому с блестящими глзми и пылющими щекми и готовы были перевернуть весь мир. Третьи то и дело зстывли н месте с ведром воды или присживлись н ступеньки крыльц и жмурились н солнце.

Во второй спльне стоял дым коромыслом, но комндир не было ни видно, ни слышно.

– Где Колышкин? – спросил я мимоходом.

– А кто его знет! – рвнодушно ответил приземистый крепыш, держ в объятиях дв тюфяк срзу и нпрвляясь с ними к двери.

А в четвертой спльне гремел скндл. «А ну дй, ну дй! Вот я тебе кк дм!» – слышлось оттуд. Я вошел. Стеклов, бгровый от злости, стоял против того тощего, длинного и несклдного прнишки, который хвстл, что у него в деревне огромный бык. Об уже и кулки сжли, и головы пригнули, и стли друг к другу боком, выдвинув плечо, – вот-вот нчнется дрк.

– В чем дело?

– Я его… Я ему… – услышл я вместо ответ.

– Глебов не хочет мыть полы, – пояснил совсем мленький круглолицый мльчишк, чем-то неуловимо похожий н Стеклов. – Я, говорит, не умею, я не поломойк.

– А остльные что же – проходили поломойные курсы? – поинтересовлся я. – Кончили вуз?

Вокруг зфыркли. Глебов опешил. Впрочем, он срзу обрел душевное рвновесие:

– Д что, в смом деле! Чего я буду поломойк для всех!

Он здрл голову, скрестил руки н груди и без млейшего смущения встретил мой взгляд.

– Стнь кк следует, – скзл я тихо.

– Ну, положим, стну.

В это «положим» он вложил всю свою незвисимость и сознние собственного достоинств, но Нполеон изобржть перестл.

– Отряд Королев пилит дров, чтобы Глебов вымылеся в бне, – скзл я. – Отряд Суржик помогет н кухне, чтобы Глебов сегодня пообедл. А Глебов боится утомиться, если вымоет полы для всех. Пусть он вымоет только то место, где стоит его кровть. Дй ему тряпку, Стеклов.

Все рсступились. Стеклов взял в углу ведро и тряпку.

– Возьми вымой свои дв квдртных метр, – скзл он спокойно, в точности повторяя мою интонцию.

– И вымою! – Глебов подхвтил ведро, вод выплеснулсь ему н ноги. – Поди ты отсюд! – свирепо крикнул он, оттлкивя Стеклов и рывком погружя тряпку в ведро.

Д, Стеклов был явно неглуп. Он тотчс збыл о существовнии Глебов, не дл ему ответного пинк, дже не чертыхнулся и сейчс же знялся другими делми:

– Пвлушк, бери другое ведро и мой с той стороны. Лешк, вымоешь это окно. Егор, тебе – то окно…

Лешк, Егор и остльные с жром принялись з окн, но срзу стло ясно, что эт рбот им непривычн: они беспорядочно возили по стеклу мокрыми тряпкми, оствляя грязные рзводы.

Я молч высыпл в небольшой тз толченого мелу, рзвел водой, рзмешл, потом влез н подоконник, взял у Алексея – длиннолицего, бледного мльчишки с торчщими ушми – тряпку и обмкнул ее в меловой рствор.

– Посмотрите снчл, кк ндо, – скзл я ребятм.

Все головы повернулись ко мне. Только Глебов ожесточенно тер тряпкой пол, со злостью что-то бормоч себе под нос.

– Дв квдртных метр… Вуз кончил… Для Глебов бню топят… – доносилось до меня.

Протиря стекл, я крем глз нблюдл з ним и вскоре с удовольствием увидел, что Глебов уже вышел з пределы злополучных двух метров.

– Лдно, двйте мы теперь сми! – грубовто, но решительно произнес Стеклов.

Я вытер руки и пошел по другим спльням. Потом спустился во двор.

Снитры выстроились в очередь у бельевой. Кстелянши у нс не было, в бельевой рспоряжлсь поврих Антонин Григорьевн. Поджв губы, он хмуро пересчитывл простыни, нволочки и одеял и выдвл их снитрм с тким видом, словно ей горько было выпускть вещи из рук.

Солнце пригревло безоткзно. Бывют в мрте ткие дни – небо высокое и голубое, ккое увидишь только весной. Еще холодно, ветер вдруг повеет теплом. Звтр, может быть, лужи снов зтянет льдом, но сегодня они рстяли и отржют небо. И с крыш кплет, и вдруг рзлетется вдребезги обломившяся сосульк, и кждый звук звонок и отчетлив. Хорошо!

У сря Королев и другой пренек – лет одинндцти, щуплый, мленький, с длинной, тонкой шеей – пилили толстое бревно. Королев двигл пилой легко, плвно и рботл без видимого усилия. Его нпрник двно уже вспотел, тяжело дышл, но сдвться ему, должно быть, не хотелось. Король смотрел н него, нсмешливо щуря янтрные глз.

– Дй-к я сменю тебя, – скзл я.

Мльчишк с удивлением и блгодрностью посмотрел н меня, потом боязливо покосился н Королев:

– Не ндо, Семен Афнсьевич, я не устл.

– Лдно уж, сдвйся! – снисходительно произнес Королев и предложил мне: – Двйте померяемся?

Я взялся з пилу. С Королем было приятно рботть – пил у него шл легко, без зминки и без нпряжения. Некоторое время он поддерживл рзговор.

– Попримся в бньке, – говорил он, – попримся! Двно я мечтю искупться.

Он блгурил тк с четверть чс, потом притих.

– Отдохни, – предложил я.

Он только помотл головой. Мы продолжли молч, упорно рботть. Я чувствовл, кк ослбел рук Королев, кк тяжело он дышит. Он не смотрел н меня, и я знл: он свлится вот тут, у бревн, но пощды не попросит. Еще полчс спустя я скзл:

– Ну, всё! Не ты – тк я устл.

Королев почти выронил пилу и тяжело опустился н первый попвшийся чурбшок.

– Если б я до вс с Внькой не пилил, я бы еще знете сколько мог! – скзл он прерывисто.

К вечеру мы все влились с ног от устлости, но ужинли после жркой бни в чистом белье и новых костюмх, в спльнях ждли ккуртно зстлнные кровти со свежими простынями и нволочкми.

Перед ужином ко мне подошел Петьк в синем стиновом костюме, в новых бшмкх, до того чистый, до того умытый, что лицо у него тк и блестело. Он не говорил ни слов – только стоял и смотрел н меня.

– Повернись-к! Ну, костюм точно по тебе сшит. Хорош! А бшмки кк, не жмут?

– Хороши! – почему-то шепотом ответил он, помолчл секунду и вдруг, покрснев до ушей, лукво прибвил: – В двух-то ловчее!

К концу ужин я спросил:

– С чего нчнем звтр? Кк вы думете?

– Двор бы ндо убрть, – нерешительно скзл Стеклов.

– Клуб! – крикнул кто-то.

– А столовую? – спросил я.

– И столовую!

– Знчит, будем продолжть уборку. Ндо, чтобы у нс было чисто. Комндиры, после ужин подойдите ко мне!

Сторожить дом я нзнчил в эту ночь отряд Королев. Что-то подскзывло мне: если сторожить стнет Король, то и сторожить будет уже не от кого – вряд ли кто решится с ним связывться. Двое ребят стояли у проходной будки, двое – у вход в глвное здние. По одному дежурили и в коридорх.

– Возьми мои чсы, – скзл я Королеву. – Ндо, чтобы ребят сменялись кждый чс, то все устли нынче. Чсы оствишь тому, кого нзнчишь вместо себя. В дв чс ночи рзбуди Стеклов, он сменит вш отряд.

Королев взял чсы и бережно ндел их н руку.

– Тк, знчит, вы будете у нс рботть? – спросил он, взглянув мне прямо в глз.

– А кк ты думешь?

– Будете! – уверенно ответил он.

5. ПОЗДНЯЯ ГОСТЬЯ

Когд в доме все утихло и я собрлся было прилечь, ко мне постучли.

– Войдите! – скзл я, недоумевя, кто бы это мог быть.

Н пороге стоял незнкомя женщин с небольшим чемодном в рукх.

– Я воспиттельниц Артемьев, – нчл он торопливо, мягким, словно чуть здыхющимся голосом. – Я уезжл к больному отцу в Тихвин.

– Зйдите, пожлуйст. Присядьте.

Он сел, рсстегнул ворот пльто. Блеснул воротничок белой блузки. Из-под берет виднелись темные волосы, в которых зметно пробивлсь седин.

И лицо было немолодое, утомленное, с косой четкой морщинкой меж бровей. Ей было, вероятно, з сорок.

Он зметил, что я изучю ее, кося морщинк врезлсь глубже, и голос н этот рз прозвучл сердито:

– Вы, нверно, считете, что я больше не должн здесь рботть?

Я не успел ответить; легонько пристукнув лдонью по столу, он скзл твердо:

– Выгоните в дверь – войду в окно. Детдом не оствлю.

– Но…

– Не уйду! – перебил он, решив, очевидно, что я хочу возрзить ей. – Вы, конечно, считете всех, кто здесь рботл, виновтыми. Нверно, вы првы. Но я тут очень недвно. И пускй тоже виновт – все рвно, я просто не могу уйти. Я уже привыкл к детям, полюбил их. Мне пришлось уехть, потому что у меня отец-стрик тяжело зболел…

Чем больше он горячилсь, тем спокойнее стновилось у меня н душе.

– Д что вы, никто вс не гонит! – зговорил я. – Оствйтесь. Только сми видите, ккя тут предстоит рбот. Воспиттели все рзбежлись. А я человек новый.

– Рботы, конечно, много. Я зню.

– Знчит, остетесь?

– А о чем же я говорю вм все время! – В голосе ее слышлось ткое торжество, словно он отвоевл для себя прво н веселый и мирный отдых, не н рботу с сотней необузднных ребят.

– Вм ндо отдохнуть, – торопливо и с явным облегчением продолжл он. – Я пойду. Спокойной ночи. Только вот что: вы не должны думть, что это в смом деле трудновоспитуемые. Дети кк дети. Ведь здесь был проходной двор, никто больше месяц не рботл. Приходили, уходили один з другим. Я см рботю меньше месяц, но уверяю вс – дети кк дети. – В голосе ее, кроме убежденности, слышлсь и тревог: вдруг я все-тки не поверю? – Послушйте, – перебил он себя. – Лобов повторяет свои упржнения?

– Простите…

– Ну кк же! Лобов Вся. Он половину лфвит не выговривет, путет «р» и «л»…

– Ах, Лобов!

Я вспомнил мленького белобрысого мльчик из отряд Стеклов – его речь и в смом деле трудно понять.

Кжется, что рот у него всегд полон горячей кши: вместо «з» он говорит «ж», вместо «с» – «ш»; трудно дже сообрзить и упомнить, что с чем он путет и что вместо чего произносит.

– Упржнения? Нет, я ничего ткого не слышл.

– Вот этого я и боялсь. Вы знете, он нчл уже довольно сносно произносить «с» и «з».

– Вы думете, он будет говорить нормльно?

– Непременно! Это испрвимо, вполне испрвимо. Вот я тк и знл: все придется нчинть сызнов. А ведь обещл: «Вот, честное слово, буду кждый день повторять».

– Что же он ткое должен был повторять?

– Очень просто… Ох, кк глупо! – вдруг спохвтилсь он. – Вм двно пор отдохнуть, я…

– Вы уговривете меня отдохнуть, сми, я вижу, устли, – скзл я. – Вы что же, прямо с дороги?

– Д. В Ленингрде узнл о здешних переменх – и срзу н поезд. Сейчс пойду к себе. Я снимю комнту у Антонины Григорьевны, это тут рядом.

Я взял у Артемьевой чемодн и проводил ее к Антонине Григорьевне – это и в смом деле было неподлеку, з огрдой, в ккой-нибудь сотне шгов по пути н стнцию. Артемьев привычно стукнул в окошко у крыльц.

– Ектерин Ивновн! Голубушк! – послышлся голос, в котором я никогд не признл бы голос ншей суровой, неприветливой хозяйки и поврихи. – А я уж волновлсь! Ну, что с отцом-то?

– Попрвился, спсибо. Вот только я его н ноги поднял – и приехл…

Я отпрвился домой. Прошел мимо стоящего у будки Королев, миновл флигель, столовую. Холодный ветер дул в лицо, рзгоняя сон, д мне уже и не хотелось спть. С ккой горячностью эт немолодя, устля женщин отстивл свое прво рботть в ншем доме! Неожиднный рзговор с нею прибвил мне спокойствия и уверенности.

Вспомнилось: днем, перед тем кк дть ребятм нглядный урок мытья окон, я отыскивл в кухне подходящий тз, чтобы рзвести мел, и тогд-то ко мне подошел тот смый стрнно одетый человек, что нкнуне сторожил Коршунов в изоляторе. Мне уже было известно, что это воспиттель Щуров.

– Прежде, – скзл он без всяких предисловий, – я был по специльности фотогрф…

Я не вырзил вслух своего удивления и ждл, что последует дльше.

Выдержв небольшую пузу, Щуров зкончил внушительно:

– Я решил вернуться к своей прежней профессии.

– Знчит, оствляете детдом?

– Знчит, оствляю.

Что было отвечть ему? Если человек не хочет быть воспиттелем, уговривть его не нужно. А уговривть этого, что стоял передо мной, в слишком длинных, неряшливо подвернутых брюкх, в пиджке с чужого плеч, и, внушительно оттопырив нижнюю губу, смотрел н меня мутными, ленивыми глзкми… Нет, уговривть его незчем. А в гороно объясню, Зимин поймет.

Щуров првильно рсценил мое молчние.

– Честь имею, – скзл он.

– Прощйте.

Некоторя муть от рзговор с Щуровым все же зсел в душе. И когд, уже н ночь глядя, в мою комнту вошл Ектерин Ивновн Артемьев, устля, с чемодном в рукх, и чуть не с порог зявил: «Выгоните в дверь – войду в окно», – я попросту очень обрдовлся, словно темной ночью н незнкомой дороге кто-то зсветил мне фонрик. Может быть, только теперь, в эту ветреную и холодную мртовскую ночь, я по-нстоящему помял то, что скзл мне н прощнье Антон Семенович. Я рботл с ним вместе и помогл ему кк только мог. Но я всегд полглся н его слово. Его мысли были для меня неоспоримы, его нходки – смыми лучшими. А сейчс я см з стршего.

6. И СНОВА НАСТАЛО УТРО

Первый, кого я увидел утром, был Сергей Стеклов.

– Все в порядке? – спросил я.

– Чсы целы, вот они, – простодушно ответил он.

Я в упор посмотрел н него и пожл плечми.

Он густо покрснел.

– В детдоме все в порядке, Семен Афнсьевич. И… и пришел Подсолнушкин.

– Это кто же?

– Нш. Воспитнник. Мы еще вм говорили – его Тимофей слушется. Вот он идет!

Я ожидл увидеть взрослого прня, силч. Но от будки к нм шел мленький, узкоплечий подросток – шел не спеш, руки в крмны, незвисимо поглядывя по сторонм.

– Здрвствуй, – скзл я.

– Здрвствуйте, коли не шутите, – неторопливо и с достоинством ответил Подсолнушкин.

– Кк же ты оствляешь дом, если знешь, что без тебя н Тимофея нет упрвы? Вот он тут вчер вырвлся, мог кого-нибудь поддеть н рог.

Я зстл его врсплох. Он ждл выговор з смовольную отлучку, и весь его вид пончлу говорил: «Я см себе хозяин и сумею з себя постоять». И вдруг – Тимофей… Подсолнушкин смотрел рстерянно, и я не дл ему опомниться:

– Ну, вот что: скорей умойся, позвтркй, и пойдем с тобой к Тимофею. Ты в ккой спльне?.. Знчит, у Жуков. Отбери тм двоих пондежнее себе в помощь – ндо срй привести в порядок. Кстти, где ж ты был эти дв дня? Я тебя еще не видел здесь.

Подсолнушкин кшлянул.

– У меня… гм… – Он явно придумывл, чем бы объяснить свою отлучку. – Я у тетки был… хотел тм остться…

– И что же?

Дльше пошл чистя првд:

– Я н рынке Нрышкин встретил… Он говорит: «В детдоме все вверх дном!» Я и решил поглядеть.

– Это ты првильно решил. Ну-к, Сергей, двй сигнл н подъем!

Рздлся дробный, прерывистый звон колокольчик. Он дребезжл, всхлипывл, зхлебывлся все н одной и той же высокой ноте. «Экя музык! – с досдой подумл я. – Ндо скорее горн».

Н кухне уже рзведен был веселый огонь, и лицо Антонины Григорьевны покзлось мне не тким суровым, кк вчер.

– Ектерин Ивновн уже н ногх. В корпусе. Чуть свет встл, – сообщил он, поздороввшись со мной.

Все было кк вчер – и все было совсем инче. Вчершнее утро они нчинли, с любопытством ожидя, что с ними будет. Они привыкли: кто-то что-то с ними делет, они либо кое-кк подчиняются, либо увиливют, то и бунтуют понемногу. Сегодня они просыплись с созннием, что у них есть нчтые и неоконченные дел: Жуков еще нкнуне знл, что его отряд дежурит в столовой и н кухне, отряд Королев должен был убрть двор, отряду Колышкин поручили привести в порядок клуб.

Любопытно было видеть, кк встретили ребят Ектерину Ивновну. Собственно, трудно нзвть это встречей. «К-те-ри-н Ивн-н!» – только и произнес нрспев Петьк, но вложил он в эти дв слов очень много. «Кк хорошо, что вы приехли! А мы уж думли, вы не вернетесь!» – с несомненностью рзобрл я в этом приветствии. Тут были и рдость, и удивление, и что-то еще, чему не срзу подберешь нзвние. Стршие, видно, мло знли ее, но ребят лет десяти-одинндцти, должно быть, срзу чувствовли в ней то, чего им двно не хвтло.

Вся Лобов ходил з ней по пятм и, рзмхивя рукми, горячо, хоть и довольно невнятно, объяснял:

– Я ничего не жбыл, Ектелин Ивновн. Я повтолял. Пошлушйте…

– Вы ведь рботли здесь меньше месяц? – спросил я Артемьеву.

– Ровно двдцть четыре дня, – ответил он.

«Много, окзывется, может человек посеять з двдцть четыре дня», – подумл я, глядя ей вслед.

– Это хорошо, что приехл Ектерин Ивновн, – скзл Король. – Но только он для мленьких ребят. А для больших…– Он с сомнением покчл головой и зкончил осторожно, стрясь никого не обидеть: – Для больших это дело несерьезное.

– Нет, я с тобой не соглсен, – ответил я. – Это для всех нс очень хорошо.

В середине дня произошли дв события. Первое было приятное: из Ленингрд приехл Алексей Сввич. О нем уже успел скзть инспектор Зимин: «Дем вм преподвтеля по труду – век будете блгодрны. В прошлом – путиловский рбочий, двно связн со школой… Одним словом – нходк. Кк видите, что обещл – исполняю!»

Алексей Сввич был невысокий, худощвый, с ккуртно подстриженными усикми, с проництельным взглядом глубоко сидящих глз. Коротко предствился, мне, крепко, энергично пожл руку и попросил рзрешения срзу пройти в мстерскую. Спршивть ни о чем не стл, видимо всё поняв с первого взгляд.

– Стло быть, инструмент нет?

– Стло быть, нет.

– Никкого. Тк. Ну что ж, отрядите со мной н дв дня прочку ребят. Придется в Ленингрд возврщться.

Я тоже не стл рсспршивть. Отпустил с ним двух ребят из отряд Колышкин и знялся очередными делми. И тут подстерегло меня второе происшествие, неприятное: пришел Жуков и сообщил, что четверо ребят ушли из дом без всякого рзрешения – Глебов, Плетнев, Рзумов и Володин.

– Кк же они ушли? Ведь у будки дежурный? – спросил Ектерин Ивновн, стоявшя тут же.

– Через збор. Подствили бочку и перелезли.

Тк…

В первый день ушел один рыжий Нрышкин. Возможно, он был хрбрее других, или легче н подъем, или менее любопытен – не интересовлся переменми, которые, может быть, придут со мною. Возможно, ему было куд пойти и он не боялся холод – ведь почти еще зим, н улице легко не проживешь. Но улиц, конечно, тянул и других, с теплом потянет много сильнее, если я не помешю. Д. Стло быть, Нрышкиным и сейчс дело не кончилось. Этого я ждл, это – я знл – было неизбежно. Но ткие мысли не утешли.

Поздно вечером, когд ребят уже улеглись, у меня в комнте сидели комндиры, обсуждя дел н звтршний день, в дверь кто-то тихонько стукнул.

– Пожлуйст! – скзл я.

Дверь приотворилсь, но никто не входил.

– Войдите! Кто тм? – повторил я, вглядывясь в темноту.

– Это я… – послышлось оттуд. – Я, Глебов…

– Зходи, Глебов. Что случилось, почему ты ткой бледный? И почему не спишь? Зболел?

– Меня не пускют…

– Кк это – не пускют? Кто смеет не пускть?.. Стеклов, он в твоем отряде?

Стеклов сбит с толку. Он смотрит то н меня, то н Глебов и не знет, что ответить.

– Д он только сейчс приехл, – произносит он нконец.

Я встю. У меня н лице и в голосе – величйшее возмущение:

– Тогд ндо его поскорее нкормить, и пускй ложится. Видите, человек устл. Ты ведь с Алексеем Сввичем ездил з инструментми, Глебов?

В комнте мертвя тишин, я слышу только, кк поспывет простуженный Колышкин. Все ждут, переводя глз с меня н Глебов. Он переступет с ноги н ногу, тяжело вздыхет и нконец выдвливет из себя:

– Д нет, я… я смовольно…

– Ах, смовольно?.. Извини, пожлуйст, я просто не понял. Нет, тогд уходи.

Я снов сжусь и погружюсь в лежщие передо мной бумги. Тихо. Дже Колышкин больше не сопит. Удивительно, ккой длинной может быть минут тишины. Через минуту я подымю глз:

– Ты еще здесь, Глебов? Почему не уходишь?

Будь мы с ним в комнте один н одни, он уже двно произнес бы обязтельное в тких случях: «Я больше не буду». Но сейчс у него язык не поворчивется: кк просить прощения при товрищх? Он переминется с ноги н ногу. Скрипит половиц – или, может быть, это скрипят его новые бшмки. З окном гудит ветер. Н улице сейчс тк холодно, тк неуютно…

– Семен Афнсьевич… я больше… я не буду больше.

– Не зню, можно ли тебе верить… Можно ему верить, Стеклов? Вы все его лучше знете.

– Можно! Простите его. Он больше не будет, – рзом говорят Королев, Стеклов, дже рвнодушный Суржик.

– Стеклов, он в твоем отряде, ты комндир. Ручешься з него?

– Ручюсь, – говорит Сергей без особой, впрочем, уверенности.

– Ну хорошо. Только в спльню, Глебов, я тебя не пущу. Снимй бшмки и куртку и ложись вон н мой дивн. Тебе свет не помешет? Нм ндо еще порботть.

Чувствую, что нпряжение в комнте ослбевет: кто-то фыркнул, кто-то подмигнул соседу, и все с любопытством уствились н Глебов. А Глебов в отчянии, он дже рукми всплеснул:

– Нет! Я лучше в спльню… с ребятми…

– В спльню после десяти вечер нельзя. Я ведь объяснял вчер, рзве ты не помнишь? Рзувйся и ложись.

Королев, не выдержв, снов громко фыркет, и срзу, словно сломлсь ккя-то прегрд, смеются все.

Я зтеняю нстольную лмпу гзетой и еще рз спрвляюсь у Глебов, не мешет ли ему свет. Он уже лег. Дивн хороший, удобный, но по всему видно: для Глебов он хуже эшфот.

Я рзговривю с комндирми, они отвечют, то и дело косясь н этот смый эшфот, где зстыл, лежит – не шелохнется Глебов.

Через четверть чс я отпускю ребят. Я зню, весь дом сейчс проснется – и Стеклов, и Королев, и Колышкин, и Жуков непременно рсскжут о моем рзговоре с Глебовым. Ничего, пускй посмеются. С Глебовым не тк плохо. А вот где остльные? Где они бродят сейчс?

Я знл: немло тяжких дней и ночей, в которых не было ни чсу передышки, ни минуты успокоения, пришлось пережить Антону Семеновичу, когд он нчинл в двдцтом году свою рботу. Кждый день его жизни тогд вмещл в себе и веру, и рдость, и отчяние.

Я проверял себя, свое чувство. Был и вер и рдость, было сознние: д, трудно! И еще, ох, кк трудно будет! Но отчяния не было. Я был в смом нчле пути, я еще ничего не успел сделть. В доме нпротив спли восемьдесят мльчишек, которых еще ничто не связывло между собой и ничто не привязывло ко мне. В первые же дни ушли четверо – в холод, в непогоду. И все-тки я не сомневлся: все будет кк ндо. И ребят стнут похожи н тех, которых я оствил в коммуне имени Дзержинского. А тм был хороший нрод. Тм умели рботть и учиться, дружить и мечтть, тм знли цену слову. С ними я не здумывясь взялся бы з любую смую тяжкую рботу, пошел бы в смый жркий бой. И мои теперешние стнут ничуть не хуже. Я не просто верил – я знл, что тк будет. З мною был опыт Антон Семенович, его искния и рздумья, мне было дно все, что только могло дть его горячее, умное сердце, его мысль.

– Спи, Николй, – говорю я Глебову. – А я посижу еще.

Он только вздыхет в ответ. Отчего ему не спится? Дивн удобный, мягкий…

7. ЛОМАТЬ – ТАК С УМОМ

Н дворе дождь. Он лил всю ночь, льет и сейчс. Не теплый весенний дождь, ткой, ккой бывет в конце мрт, – со снегом пополм. Хлещет без устли, брбнит по крыше, стучит в окн.

Плохя погод – мой врг. Школы у нс еще нет, н улицу нос не высунешь. С утр мы зкнчивем чистку и уборку. Но во второй половине дня ребят не зняты. Не зняты их руки, головы. Тут легко вспомнить о кртх, об орлянке. Тянет звести рзговор о том, кк хорошо «н воле». В клубе собрться еще нельзя – тм чисто, но пусто. В столовой неуютно, шумно, в перерывх между едой здесь идет уборк. Куд девться?

– После обед соберитесь в первой спльне, – говорю я. – Я к вм приду, потолкуем.

Первя спльня – смя большя и просторня, смя светля – в три окн, окн высокие и вымыты чисто-нчисто. Кровти ккуртно зстлны, н кждой белеет подушк. Ребят сидят по двое, по трое, кое-кто, скинув бшмки, збрлся н кровть с ногми. Я подсживюсь к Жукову (тут же примостились круглолицый Пвлуш Стеклов и Петьк Кизимов) и вынимю из походной сумки, всегд висящей через плечо, пчку фотогрфий.

– Д, – говорю я, – совсем збыл: чтоб мне с ппиросой никто н глз не попдлся.

– А у нс никто особенно не курит, – говорит Жуков.

– Уж не зню, особенно или не особенно, курильщики есть. Инче зчем бы у меня пропл портсигр? Видно, кому-то невтерпеж было зкурить.

Я не делю никкой пузы, ие смотрю, ккое впечтление произвели н ребят мои слов. Мне вжно одно: они должны знть. И тот, кто укрл, должен знть: я молчл не потому, что примирился с пропжей или не обртил н нее внимния. Я зню, помню, почему ничего не предпринимю – это мое дело. Может, я и виновник зню, д тоже молчу, кк молчл до сих пор?

– А теперь поглядите, – продолжю я, – вот это Хрьковский детский дом, где я рботл до вс. Только он нзывется коммуной. Коммун имени Дзержинского.

Я см двно не смотрел эти снимки, и они для меня – словно привет издлек. Первя крточк, которя попдется мне и идет по рукм, – дв мльчугн, две сияющие улыбки: Володя Зорень и Вня Зйченко.

Ребят очень зинтересовны моим сообщением нсчет портсигр. Однко и фотогрфии требуют объяснений.

– Кто это? – спршивет Стеклов-млдший.

– Это связисты. Дй им поручение рзыскть кого-нибудь, принести что-нибудь, передть – вмиг сделют. Где угодно рзыщут человек. А вот это мы в Ялту ездили, в Крым.

Н снимке – стройные ряды дзержинцев, по шести в ряд. Ослепительно белые рубшки. Впереди – знмення бригд: торжественные и строгие лиц, безупречня выпрвк. Вокруг – плтны и прочя южня экзотик.

– Ишь ты, кждое лето ездили в рзные мест! Вот, нверно, всего повидли! – с звистью говорят ребят, выслушв мои объяснения.

Я покзывю еще и еще снимки. Общее изумление вызывет смый вид коммуны – большое здние с бшнями по бокм, и перед ним – пышные цветники.

– Скжи пожлуйст, нстоящий дворец! Вот это живут!

И вдруг среди этих удивленных, восторженных, звистливых возглсов рздется неожиднный вопрос:

– А в коммуне Дзержинского есть крцер?

Мы все оборчивемся. Это спросил мльчик, которого я зметил в первый же день: мне зпомнилось, с ккой хозяйской уверенностью, не спеш он рздвл белый хлеб окружившим его ребятм. Зовут его Андрей Репин. Он тогд окзлся единственным, кому ничего не ндо было менять – всё, от рубшки до бшмков, было н нем новое и чистое, и дже н шее – пестрый шелковый шрф. Я и тогд зметил, ккие у него тонкие, првильные черты лиц. Потом приметил другое: когд все рботли, этот крсивый и чистенький мльчик больше прохживлся по двору, осмтривясь и нблюдя, словно он впервые пришел сюд минуту нзд. Встречясь со мной взглядом, он не отводил глз – глз тоже крсивые, голубые, под темными, горздо темнее волос, ресницми, – он улыблся, и в улыбке – смесь приветливости и зтенной нсмешки.

– Нет, крцер тм нет и быть не может, – отвечю я ему. – Коммунры – добрые друзья и товрищи, им незчем зпирть друг друг н змок.

– И чего спршивет! – почти обиженно ворчит кто-то.

– Ты, видно, не понимешь, Репин, – продолжю я. – Зчем коммунрм лишть друг друг свободы? Они сумели своими рукми построить звод, они создли для себя чудесную жизнь, интересную и рзумную. Зчем им крцер?

Не ответив, он слегк нклоняет голову. Я не уверен, что это знк соглсия.

Еще и еще фотогрфии ходят по рукм. Подолгу, сосредоточенно рзглядывет их Сергей Стеклов. Глебов выхвтывет крточки у соседей, не двя им рссмотреть толком. Ребят из отряд Короля прежде передют крточки своему комндиру и только потом смотрят сми. А он принимет это кк должное и смотрит с любопытством, изучюще, не пропускя ни одной мелочи. Одни рзглядывют эти кусочки жизни дзержинцев удивленно, другие – недоверчиво, третьи – с нетерпеливым интересом, который всего скорее переходит в потребность действия.

Пускю по рукм еще один снимок, объясняю: сигнлисты. Они горном будят коммуну по утрм. Они дют сигнл н обед, н рботу, н собрние, сигнл тревоги и сигнл спть. Они много рзных сигнлов знют – н любой случй.

– А у нс звонок. Что вствть, что спть, что обедть – все одинково! – говорит Петьк.

– «У нс, у нс»! – ворчит кто-то в ответ. – То у нс, то у них. Нечего и срвнивть.

Петьк сникет. И еще н двух-трех лицх я читю уныние, обиду. И тогд я говорю:

– А почему же не срвнивть? И у нс будет горн, и у нс будут сигнлисты. Вы думете, коммунрм все тк смо с неб и свлилось? И экскурсии в Крым, и хорошие костюмы, и цветы? Они всё сми зрботли, своими рукми сделли. А вы что же, не сумеете? Не збыли еще, что у вс тут было три дня нзд?

Я припомнил им грязного Петьку в одном бшмке, и ребят, спящих в одежде н кровтях без простынь, и Коршунов, который вопил, сидя в изоляторе.

– Вот вм уже смешно вспомнить, кк вы тут грязью зрстли, двно ли это было? А сейчс не стыдно вокруг посмотреть – всюду чистот. Рзве вот вш спльня ткя, кк был?

– Спльня ничего, – отзывется Коршунов и добвляет мечттельно: – Вот бы еще знвески н окн…

– Аг, знвески! – совсем уже лирически подхвтывет Петьк. – И цветы тоже.

– Знвесочки! Цветочки!– презрительно фыркет Король.

Это кк сигнл: следующие две минуты неосторожный Коршунов и рзмечтвшийся Петьк изнемогют под грдом нсмешек и готовы провлиться сквозь землю. И тут умниц Стеклов медленно говорит, словно рзмышляя вслух:

– Без знвесок можно обойтись. А вот тумбочки бы…. тумбочки очень нужно! Совсем другое дело будет. И вид другой.

– Д, тумбочки не помешли бы, – говорю я. – Только досок у нс нет, вот бед.

– А я зню, где взять доски! – Это опять Репин. Он словно нрочно всякий рз стрется нс оздчить.

Все оборчивются к нему.

– Д, – повторяет он, не то чтобы нхльно, но кк-то усмешливо глядя мне в глз, – я зню, где взять доски. Двйте рзберем збор и сделем тумбочки.

«Ну-к, что ты теперь скжешь?» – читю я у него н лице.

Его неожиднную выдумку встречют тк, словно он предложил повесить луну в комнте вместо лмпы.

– Сообрзил тоже! Кк же без збор? —

громче всех кричит Подсолнушкин, которого, сколько мне помнится, не слишком удерживют зборы.

Встречю луквый взгляд Репин. «Умен, – думю, – умен, ничего не скжешь!» А вслух говорю:

– Вообще-то, кк по-вшему: зчем существует збор? Он нужен, чтобы чужя свинья не збрел в огород, не для того, чтобы зслонять большой кусок неб. Н что же нм збор? А впрочем, может, вы рзбежитесь?

– Нет, не рзбежимся! Не рзбежимся! Идем скорее! Идем збор ломть!

Ребят всккивют – они уже готовы бежть к дверям.

– Что вы, ребят! – говорю я, не вствя с мест. – Только вымокнем без толку, вон дождь ккой,

– Нплевть н дождь! Семен Афнсьевич, идемте! – со стрстью кричит Король.

Я кчю головой. Тогд все кидются к окнм – хоть поглядеть пок н этот збор, хоть прикинуть, кк это мы его сломем и что из него получится. Збор большой, досок будет много. Тумбочки – вот здорово придумно!

– Семен Афнсьевич, ведь н всех не хвтит тумбочек. Снчл ндо будет одну н двоих – только чтоб было две полки…

– Не хвтит? Двй прикинем… Здесь досок кубометров пятьдесят – не только н тумбочки, и н низенькую изгородь хвтит, и еще доски остнутся. Ндо только все с умом делть.

– Инструмент где взять? Инструмент нет!

– Эй, дождик-то утихет! Скоро пройдет!

Среди этой сумтохи, плнов, споров только один человек остется спокойным: втор генильной идеи Андрей Репин. Он не кричит, не рвется к окну – он просто очень удивлен. Он никк этого не ожидл и теперь сидит молч, здумчиво посмтривя н меня.

И вдруг Петьк кричит:

– Алексей Сввич приехл! С инструментом!

Д, в клитку входит Алексей Сввич, и с ним двое нших ребят; у кждого в рукх – солидный деревянный ящик. Следом идет высокя женщин с чемодном. Все

четверо промокли до нитки – это видно дже отсюд, из окн второго этж.

Ребят кидются к дверям, и кто-то уже с грохотом несется вниз по лестнице.

– Нзд! – рздельно говорю я.

Они удивленно оглядывются – почему нзд?

– Стеклов, спустись, вели Глебову и Кизимову вернуться.

Через секунду Глебов и Петьк, полные недоумения, снов в спльне.

– Вы что, дикри? Куд вы помчлись? По-моему, тбун лошдей – и тот бы спокойнее двинулся. Можете идти.

Несколько ошеломленные, ребят спускются по лестнице, н этот рз довольно тихо. Они не очень понимют, что же произошло. Почему нельзя бежть вниз? Ведь только минуту нзд я во всем был с ними зодно. Не я ли вместе с ними смотрел в окно, не я ли рдовлся, что дождь скоро кончится? Не я ли скзл: «Всем будет по тумбочке и еще остнется»?

Приехвшие уже в вестибюле.

– Знкомьтесь, это моя жен, Софья Михйловн, – говорит мне Алексей Сввич.

Лицо у Софьи Михйловны хмурое, тонкие губы сжты. Но когд я протягивю ей руку, он отвечет кк ндо – хорошим, крепким пожтием.

– Куд мне теперь? – деловито осведомляется он.

Этого я и см еще толком не зню. Веду ее к себе во флигель и укзывю комнту рядом со своей:

– Устроит вс пок?

– Вполне.

Он с порог мельком оглядывет голые стены, небольшой шкфчик в углу и узкий дивн. Потом опускет к ногм свой чемоднчик.

– Что ж, – говорит он буднично, – по специльности я словесник. Думю, что буду вм полезн. Мест для двоих довольно. Считю, что я дом.

– А не помешют вм мои млыши? У меня их двое, – говорю я.

Непонятно, почему я вдруг чувствую себя мльчишкой перед этой женщиной, хотя он и моложе и не ткя суровя, кк покзлось мне в первую минуту.

– Почему же помешют? Я люблю детей. Потому и приехл сюд к вм, – спокойно отвечет Софья Михйловн.

Потоптвшись еще с минуту у порог,И сообржю, что см мешю ей. И уйти неловко: все-тки я вроде бы хозяин и оствляю человек в ткой еще пустой, неустроенной комнте. А снружи, кк н грех, слыштся нетерпеливые голос:

– Семен Афнсьевич! Семен Афнсьевич не видли?

– Идите, идите, – кивет мне Софья Михйловн. – Я см во всем рзберусь и нйду и спрошу, что будет нужно.

З дверью меня ждут гонцы от Алексея Сввич. Он уже скинул мокрое пльто, шпку и хозяйничет в мстерской. Он просто-нпросто привез сюд весь свой инструмент. «Пок суд д дело», – пояснил он озбоченно.

Вместе с Подсолнушкиным, Коробочкиным и еще четверкой ребят он орудует в мстерской – рспковывет инструмент, рсствляет по местм привезенное богтство. Я ухожу: тут спрвятся и без меня.

Дождь нконец угомонился и только моросит еле-еле. Двор – сплошня луж, тк и шлепешь по грязи. Но ребят все уже здесь, у збор.

– Семен Афнсьевич, можно? Ломть? – спршивют они нперебой.

– Погодите, ломть тоже ндо с умом,  то тк нломете, что только н рстопку и пригодится. Глядите: эти доски – н тумбочки. А вот плнки – для изгороди. Доски ндо выкпывть, они в землю глубоко врыты. Ну-к, Королев, тщи лопты и принимйся со своими. Стеклов, твои ребят пускй попросят у Алексея Сввич клещи – гвозди выдергивть. Озботься: для гвоздей нужен ящик. Плнки срывть – этим у нс зймется Суржик со своими ребятми. А потом сменимся.

Им, видно, и в голову не приходило, что и ломть ндо со смыслом. Трое из отряд Короля бегут з лоптми, двое из отряд Стеклов тщт клещи и ящик для гвоздей.

Збор берут приступом. Ребятми овлдел нстоящий зрт. Зржюсь их увлечением – приятно рзмять мускулы, д еще когд вокруг кипит ткя дружня, ткя веселя рбот. Шум, подбдривющие крики, треск отрывемых досок. И только один сторонний зритель ншелся: у столб стоит Андрей Репин и изучет нс здумчивым взглядом. Тк…

– Ломете здорово! – громко говорю я. – А вот кк будете тумбочки мстерить?

– Увидите! Увидите! Еще кк будем! – отвечют те, что поближе.

– Чего, чего? – кричт дльние.

Им передют по цепочке, и оттуд тоже несется:

– Увидите! Посмотрите!

Столбы и доски глубоко ушли в землю – збор был построен прочный, ндежный. Мокря земля липнет к лопте, делет ее тяжелой, неудобной. Дождя уже нет, но еще сыро и зябко. А вокруг столько румяных лиц, и в воздухе ткой веселый, несмолкющий гомон! Отлично рботют мльчишки! Збор тет н глзх, и нш полян понемногу сливется с окружющей рощей. Необъятно рсширились нши влдения, нс теперь оберегет не збор, высокие сосны и березы, подступющие к нм со всех сторон.

– А будку? Что с ней делть? Тоже ломть?

– Будк без збор – дур! – кричит Король.

– Без збор он и впрямь дур, – говорю. – Тк ведь мы сделем шткетную изгородь – низенькую, крсивую – и у будки поствим дежурного.

З эти дни глз у меня нметлся. В толпе ребят рзличю ту тройку, что ушл вместе с Глебовым. Они рботют кк ни в чем не бывло, тк же зртно и весело, кк все. Лишь изредк то один, то другой взглядывет в мою сторону – дже не с опской, пожлуй, просто с любопытством.

До смого ужин мы рботем. А после ужин, когд ребят стоят в вечернем строю, перед тем кк рзойтись по спльням, я говорю:

– Плетнев, Рзумов и Володин, перед сном зйдите ко мне в кбинет.

Они пришли и остновились у порог. Стояли по росту, обрзуя живую дигрмму: долговязый Плетнев, пониже – Рзумов, белокурый, с открытым, хорошо вылепленным лбом и большими синими глзми, и н левом флнге – коротышк Володин, плечистый и весь квдртный, с тким энергичным, твердым подбородком, ккими любил нделять своих героев Джек. Лондон.

Володин-то и нчинет первый:

– Семен Афнсьевич, вы нс простите, что мы смовольно ушли… А только мы спть в кбинете не будем.

Дело ясное, им уже известно, где и кк провел ночь Глебов.

– Почему вы ушли? Ведь вы знете, что я скзл: без моего рзрешения в город уходить нельзя.

– А мы… – Плетнев остновился, словно собирясь с духом, и вдруг выплил: – Мы решили совсем уйти. Только вернулись з Королем. Мы его хотели уговорить.

– Пришли и видим… – подхвтил было Володин.

Плетнев делет рукой короткий жест – тк, словно Володин шктулк, которую можно зкрыть, – и квдртный мльчишк мгновенно смолкет.

– Пришли и видим – збор ломют, – говорит Плетнев. – Ну, и мы тоже…

– Збор уже сломн. Зчем же вм оствться?

Трое переглядывются, переминются с ноги н ногу, молчт. И тут Плетнев не успевет «прикрыть» Володин.

– Король говорит: еще ндо подождть, – произносит эт говорящя шктулк.

Плетнев смотрит н него бешеными глзми, сжв зубы и, видимо, с трудом сдерживясь. Ого, у него, окзывется, тоже довольно-тки квдртные челюсти! А Рзумов спокоен, только глз немножко улыбются. Этот ни с кем и ни с чем не спорит, он просто ждет, чем дело кончится.

– Тк, – не спеш говорю я. – Стло быть, хотите дождться тепл. Мы будем рботть, строить свою новую жизнь, вы будете поглядывть со стороны. Нм, дескть, н все нплевть. Нм бы поесть, отоспться и дождться весны. Првильно я вс понимю?

– Семен Афнсьевич, – рзвязно говорит Плетнев. – Володин – он дурк. Нпрсно вы н него внимние обрщете.

– Володин не глупее тебя. И уж во всяком случе честнее. И он скзл првду. Верно, Рзумов?

Рзумов опускет глз. У него длинные, мохнтые ресницы, от них н щеки ложится тень. Он молчит.

– Идите спть. Но вот что я вм скжу: стыдно стоять в стороне, когд остльные рботют честно. Тких зрителей никто увжть не стнет. А сверх того, предупреждю: еще одн смовольня отлучк – и я вс больше в дом не пущу. Идите.

8. ТОЧКА ОПОРЫ

Многое, что доствлось Антону Семеновичу ценою крови и бессонных ночей, мне достлось просто, без усилий – по нследству. Я знл, что смя первя, неотложня моя здч – создть коллектив. Я не сомневлся, не спршивл себя, не приводил никких з и против – я знл. А знть твердо, без сомнений – это большя, ни с чем несрвнимя опор и поддержк. Зня, идешь к цели увереннее. Зня, не позволяешь тревоге овлдеть собой. Неизбежные препятствия не обезоруживют, они только зствляют еще упорнее искть и, думть.

У опыт нет общей школы, всех своих учеников он учит порознь. Но в те первые дни, уверен, я действовл, кк действовли бы сотни, тысячи других н моем месте. Потому что открытие всегд одинково – и те, кто н корбле, звидев землю, всегд зкричт: «Земля!», не что-нибудь другое только из желния быть оригинльными. Я не был оригинлен. Я делл то, что делл бы кждый н моем месте, и еще рз убедился: если человек живет плохо, он рвнодушен к тому, что будет жить еще хуже. Но если скзть ему: «Двй будем жить хорошо!» – и если он искренне поверит, что ты хочешь помогть ему, то не будет предел его воле к лучшему, кк не положено предел счстью и рдости. Это смые могучие рычги н свете, или, пожлуй, это и есть те смые точки опоры, с помощью которых можно перевернуть мир.

А пок мы переворчивем все в своей мленькой республике, и я снов и снов убеждюсь – нет н свете ткого человек, который не зхотел бы услышть слов: «Двй сделем тк, чтобы было хорошо!» Ткие слов слышны длеко, и они будят спящих.

Первые шги были уже сделны. Прежде всего ребятм выскзно прямое и четкое, не допускющее возржений требовние. Без ткого требовния дисциплинировть рзболтнную толпу детей нельзя – об этом постоянно говорил Антон Семенович, и это я снов понял, очутившись один н один с ребятми. А потом видишь – н твою сторону перешел один, другой, третий… Тогд можно скзть, что обрзовлось ядро и есть н кого опереться. С этим ндо спешить.

Я видел: здесь, в Березовой поляне, ядро уже возникло. Были ребят, с которых прежний грязный нлет слетел срзу же. Они приняли новый строй жизни рдостно и бесповоротно, словно только того и ждли. Но коллектив еще не было. Вот когд дисциплин перестнет быть только ншей воспиттельской зботой и стнет зботой всех ребят, когд он стнет трдицией и з ней будут нблюдть не от случя к случю, постоянно и ежечсно, когд появятся у нс общие цели и общие мысли, общя рдость и общие желния, – вот тогд-то можно будет скзть: коллектив есть!

Я получил в нследство и еще одно дргоценное знние, которого, конечно, в ту пору не ншел бы ни в одной книге. Я не только знл, что все силы ндо положить н оргнизцию коллектив, – я знл, что без точно нйденной оргнизционной формы коллектив не построить. И тут не приходилось зново придумывть и искть. Мне только не терпелось скорее дть новую жизнь тому, что родилось в колонии имени Горького и в коммуне имени Дзержинского.

Ведь Антон Семенович никогд не говорил только «ндо». Он всегд объяснял и покзывл, кк ндо. И поэтому я знл: ничто тк не скрепляет коллектив, кк трдиция.

Сколько содержтельных, полных глубокого смысл трдиций было у нс в колонии Горького! Вот нступет день рождения Алексея Мксимович. Мы здолго ждем этого дня, готовимся к нему, ведь ждть чего-то вместе, сообщ – совсем не то, что ждть в одиночку!

А кк мы дорожили кждой мелочью, которя укршл нш прздник и был придумн нми смими! Нпример, мы никогд никого не приглшли к себе в этот день, это было нше семейное торжество. Кто знет – см придет!

А кк хорошо придумн был нш прздник первого сноп! Тут кждый шг был скреплен нерушимой трдицией, которой дорожили все мы – от мл до велик. Сколько ни проживу, мне не збыть этот день, кк не збудут его, я уверен, все горьковцы: и общий рдостный подъем, от которого по-нстоящему дух зхвтывло, и венки н головх девушек, цветы н грблях и косх, и белые плщи нших пцнов-сигнлистов, и клятву млдшего колонист стршему при передче первого сноп, смую высокую клятву – трудиться честно и всем сердцем любить труд. Кто читл «Педгогическую поэму», тот, верно, зпомнил, кк описл этот день Антон Семенович, зпомнил и Бурун и Зореня. Кто хоть рз пережил это, кк пережили Бурун и Зорень и все мы, горьковцы, тому этого не збыть вовеки. Проживи он хоть до ст лет, для него это нвсегд остнется одним из смых блгодрных и счстливых воспоминний.

Но жизнь состоит не из одних прздников. И поэтому трдициями был пронизн кждый день ншей жизни – с минуты, когд мы вствли, и до чс, когд ложились спть. Мы приветствовли друг друг слютом, мы говорили «Есть!» в ответ н полученное прикзние. Мы собирлись по зову горн, никогд не опздывли н свои собрния и никогд не говорили н этих собрниях больше одной минуты: з шестьдесят секунд можно выскзть шестьдесят мыслей, говривл Антон Семенович. Для нс не было нкзния стршнее, чем отвечть з свой проступок перед товрищми. «Выйди н середину!» – говорил секретрь совет комндиров, и провинившийся выходил, со всех сторон н него были устремлены пытливые взгляды товрищей, и он должен был дть им отчет в своих поступкх.

Кзлось бы, простя вещь: вот нступил день. Кк он пойдет? С чего нчнется? Чем кончится? Кто чем будет знят?

Я мог зрнее см скзть это ребятм, рстолковть, рспорядиться. Но я хотел, чтобы они думли вместе со мной. Думли и придумывли. Чтобы этот день, весь его порядок, его содержние были не чем-то нвязнным извне, но их собственным детищем, плодом их собственной мысли.

Двно это было – больше двдцти лет нзд приехл я в Березовую поляну. Многое произошло с тех пор. Были рдость и горе, были горькие потери и счстливые встречи – всё вместили дв десятилетия. Но, вспоминя тот длекий день, мртовский день тридцть третьего год, я отчетливо, кк вчершнее, вижу: мленькя комнт – мой кбинет; небольшой письменный стол, дивн нпротив, и н нем пятеро ребят. У Жуков, комндир первого отряд, некрсивое лицо: приплюснутый нос, большой рот. Зто крие глз великолепны. Умные, чистые, они смотрят прямо и пристльно, и всё отржется в них: улыбк, гнев, внезпно вспыхнувшя мысль. Живой, быстрый и острый ум освещет это лицо и делет его привлектельным нперекор некрсивым чертм.

А вот хмурый, бледный Колышкин. У него в отряде црит нерзберих. Никто его не слушется, д он этого и не ждет. Бремя, взвленное н его плечи, тяготит его. Он лучше чем кто бы то ни было понимет: выбрли его кк рз для того, чтобы он ни во что не вмешивлся и никому не докучл.

Рядом Королев щурит н лмпу желтые луквые глз. Этот держит свой отряд в стрхе божием. Когд он весел, у всех веселые лиц. Когд он хмурится, все поникют. Он не говорит с ребятми, он только прикзывет, они ходят з ним по пятм и сломя голову кидются выполнять кждое его поручение. Никто в третьем отряде не говорит: «Королев скзл», «Королев просил». «Король велел» – вот единствення формул.

А Суржик? Не зню, что ткое Суржик, Не зню, чего он хочет, что любит, что ему дорого. Тут кк будто совсем не з что уцепиться, все тускло, безжизненно, рвнодушно – и глз, и лицо, и голос. Он точно медуз, этот Суржик, его не ухвтишь.

– Двйте поговорим, – скзл я, – кк будем жить, кк учиться и рботть. Вы – комндиры, вы – опор учителей и воспиттелей. Нс, учителей, немного пок: Алексей Сввич, Ектерин Ивновн, Софья Михйловн и я. Нм трудно будет спрвиться без вс. Кое-что уже пошло н лд – в доме у нс чисто, если кто придет, не стыдно и во двор впустить. Но кк сделть, чтоб с кждым днем нш жизнь стновилсь лучше, интереснее, умнее?

– Ндо нлдить школу, это смое вжное. Соглсны? – говорит Ектерин Ивновн, оглядывя ребят.

Жуков и Королев кивют. Стеклов бормочет:

– Ну д, соглсны, без школы кк же…

– Тк, – говорю я. – Стеклов, сдись-к вот сюд и зписывй все, что решим.

Стеклов перебирется к столу, и н его всегд спокойном лице испуг: кк-то он спрвится? Шутк ли – всё зписть!

– В кком состоянии у нс прты, доски, учебные пособия? – спршивю я.

– Прты нполовину поломны, – подет голос Жуков. – Мы с Алексей Сввичем все осмотрели. Тм требуется большой ремонт.

– Стло быть, з это первым делом и возьмемся. Подготовим, что нужно для школы.

– А клуб кк же, Семен Афнсьевич? – говорит Королев. – Ведь скук: пустя комнт, стены одни. Ндо клуб оборудовть.

– Осилим срзу, Алексей Сввич?

– Что ж, рбочих рук много. Будет стрние – спрвимся.

Шг з шгом мы добиремся до всего, до кждой мелочи.

– А кк будем з чистотой следить? – говорит Стеклов, отрывясь от своего протокол. – Дежурных выделять? Или это н снитрх?

– Рзве снитры спрвятся одни? Нет, тут ндо кждый день человек десять, чтобы и в столовой и во дворе – всюду глядели, – говорит Королев.

– А что я скжу, – вмешивется Жуков, – если по отрядм? Один отряд в столовой, другой во дворе, третий…

– Д это с тоски помрешь – всю жизнь кнителиться в столовой! – протестует Король.

– Зчем всю жизнь? Можно меняться, – возржет Жуков. – Дежурить – ну, хоть по месяцу, что ли, потом меняться. Вот никому и не обидно.

– А спльни? Тм кто з чистотой будет следить?

– Ну, тут уж кждый отряд з своей спльней. Без нянек.

Рзговор идет все быстрей, все горячее. Дже Суржик иной рз вствляет слово. Один Колышкин молчит. Стеклов низко пригнулся к столу, весь покрснел, прядь волос свисет ему н смые глз. Он едв успевет зписывть, д еще и смому скзть хочется.

Рботем, обсуждем, спорим.

Иной рз, когд спор зходит в тупик, я говорю:

– А вот у нс в коммуне Дзержинского было тк…

И тотчс кто-нибудь из ребят откликется:

– А чего ж? И мы тк сделем!

Сообщ окончтельно устнвливем режим дня. В 7 утр – звонок н побудку. В 7.40 комндир, дежурящий в этот день по дому, дежурный снитр и я нчинем обход. К этому времени всё должно быть готово: кровти зстелены, спльни убрны, сми ребят одеты и умыты. Когд идет поверк, кждый должен стоять возле своей койки, комндир отряд отдет рпорт, все ли в порядке. После этого снитр должен все осмотреть.

– Пускй и под подушкой поглядит и тумбочку откроет, – уточняет Стеклов.

После зрядки – звтрк, потом – рбот в мстерской. Вечером комндиры отрядов должны отдть рпорты дежурному комндиру, он – мне: кк прошел день, кк выполнен рбот, не случилось ли чего.

Все это обсуждется дотошно, кропотливо, и я рд. Я зню: зключенный в ткие рмки день пойдет не спотыкясь. У ребят не остнется времени н бестолковое штние по дому и двору, у кждого будут свои обязнности, и он стнет их выполнять, потому что твердо известно: о нем помнят, его проверят.

Ребят уходят взбудорженные. Кждый из них, дже Суржик, дже Колышкин, тк и не проронивший з весь вечер ни слов, нверняк рсскжет обо всем у себя в отряде. А звтр мы поговорим обо всем н общем собрнии.

9. БУХАНКА

Иногд я думл: не слишком ли много во мне смоуверенности? Почему все идет тм глдко? Что я пропустил? Чего недоглядел? Или в смом деле мне ткя удч? Но стоило тк подумть – и тотчс н меня свливлсь ккя-нибудь неожиднность.

– Ну вот, Семен Афнсьевич, говорил я! – В лице и в голосе Антонины Григорьевны негодовние. – Я с вечер приготовил н звтрк гречу, мсло и хлеб. Пожлуйст: остлось три бухнки хлеб и соль. Дже зврки нет.

– Ну что ж, позвтркем горячей водой и остткми хлеб.

Три бухнки мы режем н микроскопические. доли. Вот ткой крошечный ломтик хлеб и кружк кипятку – это и есть весь звтрк.

– Это что же? – восклицет Петьк, с недоумением глядя н свою порцию.

– А то, что весь звтрк свистнули, – невозмутимо объясняет Король.

– Нм полгется… – ворчит Глебов. – Еще чего – голодть…

– Все, что вм полглось, укрдено. А вм было скзно: второй выдчи не будет. – Говорю спокойно, но спокойствие дется мне нелегко,

Я уже привык к мысли, что все поктилось по ровной дорожке, что глвные ухбы позди, и рзуверяться в этом, ох, кк неприятно! До чего легко привыкешь к удче и до чего бесит всякя помех!

Через неделю Антонин Григорьевн обнружил, что в клдовой не хвтет пяти кило хлеб.

– Тк… сколько н кухне?

– Двдцть четыре кило.

– Пять верните в клдовую.

Ребятм дже кжется, что мне не любопытно, кто взял хлеб, что я и не пытюсь нйти виновник. Но я должен нйти его! Должен во что бы то ни стло!

Однко ншел его не я, Алексей Сввич, и открылось все до непрвдоподобия просто. Алексей Сввич пошел н чердк взглянуть, не звлялось ли тм что-нибудь стоящее – доски, инструмент, пил может быть. Зшел, пошрил – и тут же нткнулся н бухнку хлеб, звернутую в большой синий плток.

– Не знешь, чей плток? – спросил он первого из ребят, кто поплся ему н пути.

– Пнин, – ничего не подозревя, ответил тот.

Через две минуты Пнин стоит передо мной.

– Почему ты укрл?

– Есть хотел, – отвечет он рвнодушно, не глядя н меня.

– Есть?

И тут мне вспоминется случй из двнего прошлого. Кк-то в колонии имени Горького из клдовой пропл жреня куриц. Выяснилось, что укрл ее колонист Приходько. Он стоял перед строем понурый, виновтый. И н вопрос Антон Семенович: «Зчем ты это сделл?» – ответил вот тк же: «Есть хотел». И тогд Антон Семенович скзл: «Есть хотел? Ну что ж, ешь. Подйте ему курицу».

Несчстный Приходько чуть сквозь землю не провлился. Вот тк стоять и н глзх у всей колонии жевть курицу? Нет, невозможно!

«Антон Семенович! Простите! Никогд, ну никогд не буду!»

«Ешь. Хотел есть – вот и ешь».

«Ох, это я тк скзл! Не хочу я есть, просто сдуру взял…»

Все это проносится в моей голове з одну секунду, и я говорю Пнину:

– Тк ты есть хотел? Королев, дй-к мне эту бухнку. Держи, Пнин, ешь.

Кто-то позди меня хет. Пнин неторопливо отлмывет угол от бухнки и ест. Ест спокойно, рвнодушно. Мы стоим молч вокруг, и я чувствую: сцен эт безобрзн. В ней нет никкого смысл. Все, что было умно, смешно и ясно для кждого в случе с Приходько, здесь, сейчс, с Пниным, бессмысленно и уродливо. Почему? Ткой же случй, ткое же нкзние, всё не то.

Постепенно ребят оживляются, кто-то смеется, кто-то предлгет:

– А н спор: съест! Все до корочки съест!

– Не съест!

– Чтоб мне провлиться – съест! – восклицет Петьк.

Меня прошибет пот, я понимю – ндо сейчс же что-нибудь придумть, сейчс же прекртить это. А Пнин тем временем покорно и рвнодушно жует. Он не просит прощения. Не говорит: «Не буду». Он жует свою бухнку и действительно сжует ее всю без осттк.

– Рзойдитесь, – говорю я ребятм. – Пнин, иди з мной.

Мы идем в кбинет, провожемые десяткми глз. Может, без пользы это и не прошло и не кждый зхочет окзться в положении Пнин, все же не то получилось! Не то!

Я до смерти рд, что никого из нших воспиттелей не окзлось поблизости в эту минуту.

– Положи бухнку! – говорю Пнину, зтворив з собой дверь кбинет.

Он послушно клдет обломнную с одного бок бухнку н стол.

– Отвечй, зчем укрл?

– Есть хотел, – отвечет он, но тут же безндежно мшет рукой.

– Зпомни, чтоб это было в последний рз. Инче уйдешь отсюд.

Он молчит. Пожлуй, н время он и перестнет. Поостережется. Но не более того.

Долго еще после этого случя я ходил с тким ощущением, точно жбу проглотил. Вот что знчит бездумно воспользовться готовым приемом! Вот что знчит не понять, что передо мной совсем другой человек, другя обстновк!

Ведь у нс был превосходный коллектив. Слово этого коллектив было для нс зконом, его осуждение зствляло по совести и без скидок рзобрться, в чем ты непрв, его одобрение делло счстливым, помогло поверить в себя. А у меня здесь рзве уже есть коллектив? Нет, конечно.

Д, для Приходько т история стл уроком н всю жизнь. До него, кк говорится, дошло. Его проняло. А Пнин? Я дже не мог толком определить для себя, в чем же моя ошибк, но уже одно то, что Пнин ничуть не проняло, что он тк спокойно, тк рвнодушно подчинился моему прикзнию, знчило: я ошибся. Здесь ндо было поступить кк-то инче. И тысячу рз прв был Антон Семенович, когд говорил, что нкзние по-нстоящему возможно только в очень хорошем, очень оргнизовнном и дружном коллективе.

10. «САДИТЕСЬ И ИГРАЙТЕ!»

А в другой рз после дня веселой и хорошей рботы без рзрешения ушел в город Коршунов. Кк тут было поступить? Не пустить его обртно я не мог. Проучить, кк Глебов, тоже не мог: Коршунов был нервен и истеричен. Иногд он, првд, нпускл н себя – ни с того ни с сего нчинл плкть, кричть, что он никому не нужен и для всех лишний. И все-тки дже смый неопытный глз увидел бы, что нервы у этого мльчишки действительно не в порядке. По ночм он спл беспокойно, вздргивл, вскрикивл, бормотл, его постоянно мучили ккие-то сложные сны, которые он потом многословно и путно перескзывл, изрядно всем ндоедя. Он пуглся любого пустяк: стоило кому-нибудь неожиднно крикнуть или громко зсмеяться, кк он передергивлся, словно прошитый электрический током.

И вот он вернулся из смовольной отлучки и стоял передо мною рядом с дежурным комндиром Жуковым, готовый зплкв зкричть, збиться в истерике.

– И не пускйте! Не хотите – и не пускйте, очень нужно, подумешь! – зтянул он было н одной ноте.

В смом нчле я скзл ребятм очень точно: кто уйдет – обртно не пущу! Но не пустить сейчс Коршунов нельзя, это понятно и мне, и Алексею Сввичу, и Жукову. Не понимет этого, может быть, один Коршунов, мучимый сомнением: вдруг я его сию минуту выствлю н улицу?

– Я думю, – говорит Алексей Сввич вопросительно глядя н меня, – пускй Коршунов идет спть. А весь отряд Колышкин оствим н месяц без отпуск – пускй нучтся отвечть друг з друг.

Тк мы и сделли. Но нзвтр же ко мне явился Репин:

– Семен Афнсьевич, рзрешите мне, пожлуйст, отлучиться в Ленингрд.

– Ты ведь знешь, что вш отряд н месяц лишен отпуск.

– Это из-з Коршунов?

– Д, из-з Коршунов.

– Семен Афнсьевич, я-то при чем?

– А у нс теперь ткое првило, Андрей: один з всех, все з одного.

– Очень стрнно, – негромко говорит Андрей уходя.

Д, Алексей Сввич предложил очень првильную меру, но я был бы куд спокойнее, будь Коршунов в отряде Жуков или, Стеклов. Тм ребят отнеслись бы к ткому нкзнию рзумнее. Посетовли бы, но Коршунов не изводили бы, не дергли. А у Колышкин? Не стли бы тм вымещть н Коршунове свою досду… Поэтому я не свожу с Коршунов глз ни н рботе, н в столовой. Д, рзумное нкзние. Но опять-тки – не рно ли мы его применили? В хорошем, дружном коллективе оно было бы верно, сейчс?

Однжды, в ткой же дождливый, ненстный день, кк тот, когд мы ломли збор, я зстл н чердке Петю Кизимов и Андрея Репин з кртми. И тут я скзл слов, которые, конечно, еще никк не могли дойти до их сознния. Я скзл Петьке:

– И не совестно тебе?

От рстерянности он дже не догдлся встть – сидел несчстный, крсный, кк рк, и не отвечл. Репин – тот меня не удивил. Но Петя, мой первый знкомец в Березовой поляне, мой первый блгожелтель и друг! Кк случилось, что он предл меня, нрушил мой строжйший зпрет?

– Тебе, видно, уже ндоели твои бшмки? Опять зхотелось босиком попрыгть, тк? Двй крты.

Должно быть, обрдоввшись, что можно хоть кк-то выйти из бездействия и молчливого отчяния, Петьк вскочил и стл лихордочно подбирть крты. Н Андрея я не смотрел.

В сущности, из этих двоих опсен был именно Репин. В этом я был совершенно уверен. И, однко, через несколько дней в короткий перерыв между рботой в мстерской и обедом я снов зстл з кртми не Репин, Петьку, н этот рз с Коробочкиным. Петьк ни жив ни мертв оцепенел н месте, тк и не стсовв крты.

Я не стл ни о чем рсспршивть ребят и не позвл их з собой. Они сми, ни слов не говоря, встли и пошли следом. Я привел их в столовую:

– Сдитесь з стол и игрйте! Нечего прятться по чердкм. Если вм невмоготу, игрйте.

– Игрть? – с зпинкой переспросил Петьк.

– Ну д. Вот вш колод – сдитесь и игрйте.

Об сидели неподвижно, с той лишь рзницей, что лицо Коробочкин было спокойно и непроницемо, кк лицо Пнин, когд он жевл злополучную бухнку, н лице Петьки было нписно смое горькое отчяние. Но что толку? Ведь и в прошлый рз он отчивлся, однко это не помешло ему снов взяться з крты.

– Тсуй, Коробочкин, – скзл я.

Коробочкин сдл крту.

– Игрйте!

Коробочкин исподлобья мельком глянул н меня и кинул крту, но его пртнер не шевельнулся.

– Что же ты? Отвечй, – скзл я.

Когд мы вошли, дежурные нкрывли к обеду, гремели ложкми и вилкми. Сейчс жизнь в столовой остновилсь, все смотрят н стол, з которым сидят Петьк и Коробочкин. Вот уже зливется звонок, вбегют первые ребят. Они мгновенно сообржют, что здесь происходит. Кое-кто придвигется поближе и смотрит, остльные рссживются по местм и нблюдют издли.

Я отхожу, оглядывю столовую – все ли в порядке. Потом подсживюсь з стол к Глебову и Стекловым и принимюсь з свой обед.

В столовой непривычня тишин. Иногд прорвется приглушенный смех – и снов тихо. Тк.

Првильно ли я поступил? Я зню все, что мне могут возрзить по этому поводу: нельзя унижть человеческое достоинство. Это верно, нельзя. И, конечно, трудно и оскорбительно им было сидеть н глзх у всех с кртми в рукх и ощущть н себе взгляды ребят – сочувственные или нсмешливые… Но ведь человеческое достоинство этих злополучных кртежников будет унижено горздо больше, если они вот тк и будут игрть и обирть друг друг… Эх, не с кем посоветовться! Кк это – не с кем? Нет рядом Антон Семенович, но есть Алексей Сввич, есть Ектерин Ивновн и Софья Михйловн. Д, но где же мне было советовться с ними? Ведь решение ндо было принять тут же, не медля ни секунды…

Кончем обедть. Ребят выбегют из столовой, но то и дело кто-нибудь зглядывет – кк идет игр? Я здерживюсь з своим столом. И вдруг слышу плч. Плчет Петьк – в голос, взхлеб, кк плчут совсем мленькие дети. Коробочкин по-прежнему спокоен и неподвижен, Петьк ревет неутешно, рзмзывя слезы по лицу. Что и говорить, жлко его.

– Ну что, Петр? Не игрется?

– Я боль…ше не бу…ду! – нсилу выговривет Петьк, зхлебывясь слезми. – Вот честное слово!.. Не хочу я… возь…мите крты! – И он отбрсывет их, точно это змея или ехидн.

– А зпсня колод?

– Это последняя! Чтоб мне провлиться… последняя… – всхлипывет Петьк.

Конец ли это? Ох, нверно, до конц длеко!

Вечером ко мне в кбинет приходит мленький Пвлуш Стеклов.

– Что тебе? – спршивю.

– Я просто тк.

– Ну, присживйся.

Он сдится н дивн и молчит. Молчу и я.

– Семен Афнсьевич, – нконец решется он. – Дело-то ккое… Ведь Петьку… Может, вы думете – вот, не слушется… А его н поднчку взяли. Ему говорит… тм, один: «Что, говорит, испуглся? Слбо тебе еще сыгрть». Ну, Петьк и говорит: «А вот и не слбо!»

А, вот оно что.

– Петя, где ты тм? – говорю я. – Зходи, не стесняйся!

Стеклов-млдший зстывет с открытым ртом. Он потрясен: кк это я догдлся, что он пришел не один? З дверью слышится ккя-то возня, скрип половицы, шумный вздох – и н пороге появляется Петьк.

– Сдись, Петя, – говорю. – Кто строе помянет, тому глз вон. Что было, то прошло.

В это время в дверь без стук врывется Король:

– Семен Афнсьевич, вм телегрмм! От Алексей Сввич! То есть это он ее принял и говорит – неси скорее, вот я и…

Я рзрывю телегрфный блнк – и вижу три пры устремленных н меня вопрошющих глз. Не зню, что подумли ребят, но у них ткой вид, словно эт телегрмм должн ксться непосредственно их, во всяком случе – детского дом.

– Из Хрьков выехл моя жен с ребятишкми, – говорю я почти невольно. – Звтр он будет в Ленингрде.

Збвно: у всех троих н лицх удовлетворение. А Король понимюще говорит:

– Ндо встречть. Вы меня возьмите с собой, я вм помогу.

– Спсибо, – отвечю я.

11. ВСТРЕЧАТЬ – ХОРОШО!

Мы с Королём выезжем очень рно, первым поездом. Дом я оствил н Алексея Сввич. Уезжл я, признться, не без тревоги, но и Алексей Сввич и Ектерин Ивновн нперебой успокивли меня:

– Все будет хорошо, ничего без вс не случится, упрвимся.

И вот мы сидим в полутемном вгоне. Нпротив нс, в углу, – мленькя девочк в белом кпоре. Он не мигя смотрит н лмпочку. Иногд сонно прикрывет глз – и снов пристльно смотрит н огонек. Ей год три. Мои чуть пострше. Скорей бы увидеть их! Мне некогд было думть о них все эти дни. Мое время без осттк, до последней секунды, поглощл дом в Березовой поляне и мои новые ребят. Но сейчс я понимю, до чего соскучился. Соскучились руки: хорошо бы подхвтить млышей, потрепть по волосм, по круглым щекм, подбросить к смому потолку, услышть, кк об они визжт: тот, что летит кверху, – от восторженного испуг, тот, что подпрыгивет возле меня н полу, ожидя своей очереди лететь, – от счстливого нетерпения…

Король сидит у окн и смотрит н проплывющие мимо деревья, еще смутные, неотчетливые. Потом в вгоне стновится светлей, и вот уже дневной свет смешивется с электрическим, потом и вовсе вытесняет его. Утро. Девочк нпротив уснул, привлившись к мтери. Я смотрю н нее, смотрю до тех пор, пок н месте ее светлой головки в белом кпоре мне не нчинет мерещиться другя – черноволося, в крсной шпочке.

– Семен Афнсьевич, – слышу я голос Короля, – я вместо себя в отряде оствил Плетнев.

Я встряхивюсь, кк от дремоты:

– Не нпрсно ли? Он был в смовольной отлучке.

– Ничего, я думю. Нук.

– Нук-то нук, стнут ли ребят его слушть?

– Его-то?

Король больше ничего не добвляет. Но если я и сомневлся, н месте ли будет Плетнев в кчестве комндир, то теперь, уверен: третий отряд попл из огня д в полымя.

– Что, – говорю я, – кк нзнчт в лесу воеводой лису, перьев будет много, птиц нет?

Мы об смеемся.

Но вот и Ленингрд. Мчимся н Московский вокзл. По плтформе уже шгет взволновння ожиднием тетя Вря.

Тетя Вря – подруг покойной Глиной мтери. Гля семндцти лет остлсь сиротой, и у нее не было человек ближе, чем тетя Вря. Рзниц в возрсте не мешл их дружбе. Я знл, что тетю Врю огорчло рннее Глино змужество, еще больше огорчло и смущло, что я – бывший беспризорник.

Но в первый день приезд в Ленингрд я зшел к тете Вре. Мы проговорили с ней допоздн. Он рсспршивл и о Гле, и о детишкх нших, и о делх коммуны имени Дзержинского, и об Антоне Семеновиче.

А нутро я ушел от нее с тким чувством, словно и для меня, кк для Гли, это свой, с детств близкий человек.

Сейчс тетя Вря коротко поздоровлсь со мною, серьезно скзл Королю: «Будем знкомы», пожл ему руку и снов стл ходить взд-вперед, прямя и строгя. И только по глзм д по поджтым, чтоб не дрожли, губм было видно, кк горячо ее нетерпение.

Когд провожешь, ккой бы веселый путь, ккя отрдня цель ни ждли уезжющих, всегд грустно. Но встречть – встречть хорошо! Вот сейчс згудит, зпыхтит, ндвигясь, провоз, поезд подктит к плтформе, и из вгон выйдет Гля с детьми. Я хочу предствить их себе – и не могу. Все трое румяные, смуглые, черноволосые – всегд я видел их срзу, стоило зкрыть глз, сейчс почему-то не выходит.

– Едут! – говорит тетя Вря хрипловтым от волнения голосом.

Все отчетливее стук колес, все ближе и ближе широкя грудь провоз. Стоп! Обгоняя друг друг, мы бежим к пятому вгону. Оттуд уже выходит ккой-то человек в кожном пльто с двумя огромными чемоднми в рукх. З ним стоит струшк с узлом, дльше высокий военный… в вгон не пройти.

– А где же твой мльчик? – спршивет вдруг тетя Вря.

Короля нет. Вот не было печли! Но не мог же он сбежть! Нет, этого не может быть. Куд же он девлся, черт возьми? И кк быть? То ли дожидться, пок выйдет Гля, то ли искть Короля.

И тут я вижу: протисквшись между военным и струшкой, из вгон выходит Король с Костиком н рукх. Нет смысл спршивть его, кк он туд попл. Сзди выглядывет улыбющяся Гля.

Еще минут – и все они рядом со мной. Гля и дети. Тетя Вря обнимет Глю – они тк двно не виделись. Лен и Костик в втных пльтишкх, подпояснных пестрыми кушкми, в вленкх с клошми и крсных шпочкх – смешные, неуклюжие и неотличимые друг от друг: совсем одинковые веселые черные глз, щеки яблокми и крутые, выпуклые лбы. Мы все высокие, поэтому ребят кжутся еще меньше: они топчутся где-то внизу и, здрв головы, смотрят н нс.

– Кк ты их ншел? – спршивю Короля.

– Тк ведь вы н них кк похожи! Я ж не слепой, – отвечет он снисходительно.

Я не уточняю, кто н кого похож, потому что срзу приходится вступить в жркий спор с тетей Врей: он и слышть не хочет о том, чтобы мы прямо с вокзл ехли в Березовую поляну. Он требует, чтобы мы все немедленно ехли к ней – тм ждет яблочный пирог, клубничное вренье, чй…

А я хочу срзу домой – мне тревожно, я не могу оствлять свое хозяйство ндолго.

– Я столько лет не видел Глю! – сердито говорит тетя Вря. – Кк ты можешь, Семен? Я тебя не понимю!

– Тетя Вря, но кк же вы-то не понимете: ведь детский дом…

– Я хочу к ппе! – требует внизу Костик.

– Хочу к ппе! – эхом откликется Леночк.

– Лучше бы домой, – очень вежливо вствляет Король. – Все-тки еще без году неделя, и все тм непривычные.

Он прв. Это тк ясно, что тетя Вря вдруг сдется и мшет рукой:

– Лдно, езжйте. Гля, ты со мной. Приедем позже.

– Мм, пирог хочу! – говорит внизу Костик.

– И я пирог хочу! – повторяет Лен.

– Лдно, лдно, привезем пирог, – смягчившись, обещет тетя Вря.

Мы смеемся и потому уже не сердимся друг н друг. Мы с Королем и детьми решем ехть прямо домой. Гля и тетя Вря приедут следом.

– Может, мы Леночку с собой возьмем? – предлгет тетя Вря. – Куд вм с двоими? Берите Костик – и хвтит.

– Нет! – энергично протестуют они об. – Мы вместе! Мы с ппой!

Не двя Гле одумться, беру з руки детей, Король перехвтывет у Гли чемодн, и мы выходим н площдь. Я пользуюсь тем, что Гля рстерялсь – видно, ее ошеломили и шумня встреч, и свиднье с тетей Врей после долгой рзлуки, и, конечно, Ленингрд: ведь моя черниговк никогд еще не ездил дльше Хрьков. Нскоро, чтобы он не передумл, услвливюсь, что мы выйдем встречть ее и тетю Врю к семичсовому поезду, нскоро прощемся и сдимся в трмвй. По-детски держсь з руку тети Ври, Гля медленно идет по тротуру, мы весело мшем ей с площдки.

И вот мы снов в дчном вгоне.

Теперь я нконец-то могу толком рзглядеть ребят. Нш рзлук был не очень уж долгой – кк будто они не могли измениться, все-тки я змечю много нового. Костик нучился говорить «р» и н рдостях сует его куд попло: «Мы пили мор-роко! – сообщет он. – У нс н вленкх кр-роши новые!» И у Лены новя привычк в рзговоре: кждую фрзу он повторяет по нескольку рз, пок не дождется ответ.

– Рсстегни пльто, рсстегни пльто, рсстегни пльто, – повторяет он очень мирно и совсем не кпризно и, только услышв ответное «сейчс», умолкет.

Голос у нее низкий, бсовитей, чем у Костик, и он все время гудит, кк шмель.

Король смотрит н ребят, кк н незнкомых, удивительных зверюшек, и смеется кждому их слову. Смеется он хорошо, и я впервые змечю, ккие у него ровные, белые зубы.

Едв мы попдем домой, ребят у меня отбирет Софья Михйловн. Их ничуть не смущет ее хмурое лицо. Д оно и не хмурое сейчс. Он мигом снимет с них пльтишки, вленки, поит чем. А зглянув к себе, я обнруживю чисто вымытые полы и стол, нкрытый сктертью.

В столярной мстерской кипит рбот. Кудрявя стружк устилет пол. У первого верстк – Плетнев. Он рботет с небрежным видом, кк будто без всякого усилия, но руки у него ловкие, и дело идет быстро. Метнув н меня короткий луквый взгляд, он снов опускет глз. Рядом – Рзумов. У этого зело рубнок, он стртельно выковыривет зстрявшую стружку. Но и он дрит меня веселым, с хитрецой взглядом. Я не слишком обольщюсь, я понимю: сейчс всем им хочется докзть мне, что они умеют рботть не хуже, чем ломть. А все-тки – кк здесь хорошо, кк шумно и кк не похоже н то, что было еще совсем недвно!

…С семичсовым поездом, кк и обещно, приезжют Гля с тетей Врей. Во флигеле три комнты. В одной – Алексей Сввич и Софья Михйловн, в двух других – нш семья. В первой стоит мой письменный стол, еще столик и тот смый дивн, н котором мялся Глебов. Вторя служит столовой и спльней.

Тетя Вря с Глей осмтривются и тотчс нчинют что-то передвигть, перествлять. И вдруг, спохвтившись, Гля вынимет из сумки белый конверт:

– Это тебе от Антон Семенович. Прости, збыл срзу отдть.

Торопливо рзрывю конверт.

– Поглядите н него! Срзу видно – человек двести тысяч выигрл! – смеется тетя Вря.

– Не трогй его. Пускй читет, пок не выучит низусть, – отвечет Гля.

Выучить легко, письмо совсем короткое:

«Здрвствуй, Семен! Не спршивю, почему не пишешь. Зню, ты хочешь срзу рсскзть, что дело у тебя пошло. Ну что ж, я жду. И верю – ты скоро нпишешь. О нших новостях тебе рсскжет Гля. Крепко жму твою руку.

А. Мкренко»

12. МАЛЫШИ

Силы мои утроились: Гля и дети были со мной. Я мог з весь день ни рзу не збежть домой и увидеть Глю только к вечеру, я мог не вспоминть о ней целый день, но, и не вспоминя, постоянно знл: он здесь, рядом, – и он и дети.

Костик и Леночк освоились с новым домом мгновенно. Снчл, гуляя по прку, они держлись друг друг. Но скоро, к моему удивлению, впервые з всю свою короткую жизнь нши нерзлучники рзлучились. Слишком много окзлось вокруг соблзнов, слишком много невиднного и увлектельного, и кждый ншел для себя свои любимые тропы. С смого утр Костик неизменно держл путь к срю, где влствовл Пвел Подсолнушкин: Костику необходимо было хоть одним глзом поглядеть н Тимофея.

– Ну и прень! – восхищлся Подсолнушкин. – Ни кпли не трусит! Стнет, ноги рсствит – и вот смотрит не нглядится, кк в землю врытый. Потех!

Костик очень дружелюбно относился ко всем, но Подсолнушкин был для него смым увжемым после Короля человеком в детском доме. Близость к Тимофею – вот что тк поднимло Пвл в его глзх. Костик рзговривл с Подсолнушкиным до крйности почтительно.

– Можно войти? – спршивл он всякий рз и тихо стновился в сторонке или сдился н низенькую скмеечку.

Потом нчинлись рсспросы:

– А есть у Тимофея мм? А сестричк есть? А что он ест н обед? А н ужин? Можно дть Тимофею морковку? А сколько у Тимофея зубов?

Я всякий рз стрлся выудить его из сря. Он уходил со мной, но потом упорно возврщлся. Пвел гордился его увжением и охотно беседовл с ним н рзные темы – и про Тимофея, и про то, кк хорошо здесь будет летом, и кк он, Пвел, тогд нучит Костик плвть.

А с Королем Костик связывли узы дружбы нерушимой. Король был первый, с кем познкомились дети. В крмне у Короля всегд окзывлся для них схр – Гля иной рз с некоторым испугом смотрел н эти не слишком чистые куски, но не протестовл. Притом – и это было, конечно, глвное – Король был неистощим н выдумки. Он подбрсывл ребят в воздух и ловил, кк это прежде делл только я. Он брл Костик н колени и легонько покчивл, приговривя:

По ровной дороге,
По ровной дороге, —

потом слегк подкидывл:

По кочкм! По кочкм! —

и в зключение:

Бух в кнву!!

Костик почти опрокидывлся, но его тут же подхвтывли сильные и ловкие руки. Я никогд не видл, чтобы Костик поморщился, – Король ни рзу, дже ненроком, не рссчитв движения, не сделл ему больно. Зто визгу и веселого смех при этом всегд бывло много. Но и это не все. Кк выяснилось, Король умел покзывть фокусы. Этот новоявленный тлнт порзил весь детский дом и совсем покорил млышей. Король брл в руки кмешек, который тут же исчезл и появлялся потом у Костик з воротом. Король превосходно, ртистически жонглировл плкми, мячми. И по лицу его было видно, что он см при этом испытывет истинное удовольствие.

Леночк, необыкновенно общительня, никому не отдвл предпочтения: он любил всех в ншем доме, и ее все полюбили. Он зходил в мстерскую и спршивл деликтно: «Можно мне стружку?» – и ей нсыпли полные крмны кудрявого, смолистого сокровищ, что совсем не рдовло Глю. Потом он збредл н кухню, выйдя оттуд, сообщл: «Мне Король дл морковку, и я скзл ему спсибо!»

Он очень любил смотреть, кк Леня Петров кормит кур, и Леня позволял ей посыпть им крошек.

И Костик и Лен срзу привязлись к Софье Михйловне. Я говорил уже – был он внешне сух и дже, пожлуй, суров. Но млыши пошли к ней срзу, не здумывясь, словно знли ее двным-двно. Чсто я зствл Лену и Костик у нее в комнте, и он отпускл их неохотно. Я многое понял позже, когд Алексей Сввич скзл мне:

– У нс, знете, было трое ребятишек – дв сын и дочк. Всех взял скрлтин, всех троих срзу, з две недели. Мы тогд рботли в сельской школе, в Сибири, длеко от железной дороги. В школе зболел один мльчугн – и пошло всех косить. И нших… Софья Михйловн скзл тогд: «Не буду больше с детьми рботть. Не смогу». А н пятый день, смотрю, уходит из дому. «Ты куд?» – «К детям»…

Алексей Сввич говорит о жене кк-то тише обычного, с осторожностью. А он никогд не говорит о себе. Чем он привлекл Лену и Костик, скзть не сумею, но только они любили бывть у нее, и я чсто слышл, кк Костик или Лен объявляли:

– Я пойду к тете Соне.

Млыши совсем не вспоминли о Хрькове, и я понял, что вчершний день для них просто не существует. З тот короткий срок, что мы не виделись, в них появилсь збвня рссудительность, которой я рньше не змечл. Поутру, выглянув в окно, Лен говорил:

– Мм, идет дождь, ведь я хотел гулять. Мне ндо дышть свежим воздухом, кк же я теперь буду дышть?

Прежде, если ребят вечером почему-либо долго не зсыпли, Гля нпевл им колыбельную:

Птички зтихли в сду.
Рыбки уснули в пруду…

Теперь песню пришлось отствить, потому что Костик вдруг спросил:

– Почему в пруду? Лучше бы они н песке спли, он мягкий.

И стл придирться к кждой строчке: почему, зчем? Тк Гля и мхнул рукой н эту колыбельную.

Ни кпризов, ни слез в обиходе не было. Детишки тотчс приходили домой н Глин зов, рсскзывли ей все, что видели и слышли, и снов шли к ребятм, в большой, интересный мир. А я среди всех хлопот, звидев издли коротенькие фигуры, деловито переступющие толстыми ножкми в крсных шерстяных чулкх, снов мимолетно думл: что ткое хорошее случилось со мной?

13. ПУГОВИЦЫ

Однжды Антон Семенович дл мне том Ушинского, в котором подчеркнул ткие строки:

«Что скзли бы вы об рхитекторе, который, зклдывя новое здние, не сумел бы ответить вм н вопрос, что он хочет строить – хрм ли, посвященный богу истины, любви и првды, просто ли дом, в котором жилось бы уютно, крсивые ли, но бесполезные торжественные ворот, н которые зглядывлись бы проезжющие, рззолоченную ли гостиницу для обирния нерсчетливых путешественников, кухню ли для переврки съестных припсов, музеум ли для хрнения редкостей или, нконец, срй для склдки туд всякого, никому уже в жизни не нужного хлм? То же смое должны вы скзть и о воспиттеле, который не сумеет ясно и точно определить вм цели своей воспиттельной деятельности».

– Это очень верно, – скзл тогд Антон Семенович. – Хороший охотник, двя выстрел по движущейся цели, берет длеко вперед. Тк и педгог в своем воспиттельном деле должен брть длеко вперед, много требовть от человек и бесконечно увжть его, хотя по внешним признкм этот человек, может быть, и не зслуживет увжения.

Я вспомнил об этом, кк стрлся вспомнить все, что говорил и делл Антон Семенович: по его словм и мыслям я проверял себя, свои мысли и свои поступки.

С кждым днем я все больше убеждлся: кк чсы без мятник – не чсы и птиц без крыльев – не птиц, тк учитель, воспиттель не может рботть, если он збыл хоть о ком-нибудь из своих ребят, если перестл слышть, видеть и чувствовть млейшие изменения в тех, кто ему доверен.

Очень много у меня было млышей: по десять лет – около трети, были дже девятилетние. Большинству – по двендцти-триндцти и только очень немногим – Жукову, Сергею Стеклову, Репину – по четырндцти. Чще всего это были росшие без ндзор или осиротевшие дети, нпрвленные к нм из других детских домов, из школ, где их сочли «неиспрвимыми». Беспризорничли в прошлом длеко не все – из кждых пяти трое, дже четверо и дня не жили н улице. Конечно, все это сильно облегчло дело. Но если я понимл и прежде, то теперь твердо знл: коллектив не берется смху. Это огромня, трудня рбот со всеми вместе и с кждым в отдельности. А для этого я должен кждого понять. Кков он, этот мльчишк? Волевой? Безвольный? Корыстный? Добрый? Скрытный? И я обязн понять не только, что соствляет ядро кждого хрктер, но и то, кк он должен рсти и рзвивться.

И вот нступил минут, когд чужой опыт, чужие мысли, дже если это были опыт и мысли Антон Семенович, мне уже ни могли помочь, потому что – это и он любил повторять – з все годы его рботы не было двух случев совершенно одинковых.

Всякий случй требует своего нового, особого решения – в этом меня еще рз убедил «пуговичня лихордк».

Приехл к нм инспектор Ленингрдского гороно Алексей Алексндрович Зимин. Он нвещл нс не впервые. Он уже во многом помог мне. Он был из тех, кто двно укзывл н безобрзия, творившиеся в Березовой поляне, и поэтому пристльно и доброжелтельно следил з кждой переменой к лучшему. Он приезжл не только кк инспектор, но кк друг, которому все интересно, все вжно.

Обычно в течение дня мы мло виделись – он пропдл в мстерской, рзговривл с ребятми, обедл с ними и только вечером сдился у меня в кбинете и выклдывл свои нблюдения и сообржения. Меня подкупло в нем то, что он охотно рзговривл о ребятх – об их хрктерх, привычкх, склонностях. Его интересовл кждый из ребят в отдельности, и он подолгу о них рсспршивл.

Еще одно сближло нс: об мы не любили педологов, они были еще, ох, кк сильны в 1933 году! Зимин ненвидел их с первых шгов своей инспекторской педгогической рботы. Он считл, что большое количество домов «для трудных» – преступление; в ткие дом попдют обычные, нормльные дети. Я не мог не соглситься: ведь и у меня здесь были смые обыкновенные ребят, и для меня оствлось згдкой, почему многие мои воспитнники были изъяты из обычных детских домов и нпрвлены в дом для трудных.

Тк вот, Алексей Алексндрович приехл к нм, пробыл весь день, переночевл, н другое утро собрлся возврщться в Ленингрд. И тут обнружилось, что н его плще не остлось ни одной пуговицы – все срезны!

Объяснялось это очень просто. Крты исчезли из ншего обиход, но стрсть к зртной игре не исчезл, он тлел. И, несмотря н то что ребят были все время зняты – рботой, игрой, – несмотря н то что мы, воспиттели, проводили с ними весь день, они стли игрть в пуговицы. Игр был глупя, не требующя ни ум, ни большой ловкости, – что-то вроде «кмушков», которые тк любят девочки. Но пуговиц он требовл не пять, не десять, неисчислимое количество. То один из ребят, то другой обнруживл, что н его одежде не хвтет пуговиц. Нчинлись лихордочные поиски, ругнь, обещния «тк дть, тк дть, что век будешь помнить», – однко пуговицы исчезли.

Было созвно общее собрние. Я произнес горячую речь. Все соглсились со мной, что игру эту ндо немедленно изгнть из ншего дом. Сергей Стеклов предложил все имеющиеся зпсы пуговиц тут же, не сходя с мест, ссыпть в одну кучу. После некоторой зминки со вздохом выложил н стол горсть рзноклиберных пуговиц Петя Кизимов. Чуть погодя его примеру последовл Вся Лобов, потом Коршунов. Но я головой мог поручиться, что у кждого по нескольку пуговиц оствлено «н рзвод».

Почти все пострдвшие отыскли в пуговичной куче свои пуговицы и тотчс стли пришивть их к своим штнм и рубшкм.

И все-тки игр продолжлсь – в этом не было никкого сомнения, – но теперь уже «втихую», тйно.

Петьк громко выржл готовность «провлиться н этом смом месте» в докзтельство того, что он о пуговицх и думть позбыл. Пвлуш клялся в том же. Им я, пожлуй, верил. Но Лобов прятл от меня глз, и я подозревл, что пуговичня лихордк еще не оствил его.

И вот… пострдл плщ Алексея Алексндрович.

Я не знл, куд девться от позор. Зимин стрлся кк мог смягчить положение и только приговривл:

– Ничего, ничего… Вот жен, првд, рссердится, он н днях только пришил новые… Ну, д не бед!

Он и слышть не хотел ни о кких рсследовниях («потом, потом выясните») и уехл, зпхнув плщ поплотнее и кое-кк придерживя его локтем.

Проводив Зимин, я мрчнее тучи прошгл в столовую, где звтркли ребят, и, кртко изложив суть дел, спросил:

– Кто?

Конечно, все молчли.

– Кизимов, ты?

Петьк вскочил, кк ошпренный:

– Семен Афнсьевич! Д чтоб мне провлиться!!

– Стеклов?

– Что вы, Семен Афнсьевич! – Пвлуш вырзительно и с достоинством, совсем кк стрший брт, пожимет плечми.

Нзывю одного з другим еще нескольких «пуговичников». Все с негодовнием уверяют, что непричстны к этому темному делу.

– Лобов! – говорю я.

Лобов встет ткой крсный, что в этом румянце исчезли все его веснушки.

– Поди сюд.

Он подходит. Ноги у него зплетются.

– Выверни крмны.

Он стоит неподвижно – млорослое извяние с крсным и жлким лицом.

– Выверни крмны, – повторяю я.

Он медленно погружет руку в крмн и вытскивет горсть серых блестящих пуговиц – тех смых…

– Приехл к нм нш гость, Алексей Алексндрович, – говорю я, глядя н белобрысую мкушку и бгровые уши – больше мне ничего не видно, тк низко опустил Лобов свою повинную голову, – он о нс зботится, думет, мы его тк угостили! Хорошо, нечего скзть! Ты двя честное слово не игрть в пуговицы?

В минуты волнения Вся Лобов збывет все уроки Ектерины Ивновны и сильнее обычного шепелявит и путет соглсные. И сейчс я с трудом рзбирю, скорее догдывюсь, когд он отвечет почти шепотом:

– Двл…

– Знчит, для тебя честное слово – это тк, ничего? Рз плюнуть. Тк, выходит?

Он молчит, не поднимя головы.

– Ну, спсибо тебе, Лобов!

Сознюсь: больше всего мне хотелось взять ножницы и срезть все пуговицы с его одежды, в том числе и те, н которых держлись его штны. Но я не сделл этого. Я предствил себе, кк он побежит, поддерживя спдющие штны, увидел злордную усмешку Репин, услышл хохот Глебов… И почувствовл: нельзя. Злосчстня бухнк многому меня нучил.

– Кк мы с ним поступим? – спросил я ребят.

Молчние. Неясный гул голосов. Снов молчние.

– Поствить н месяц н смую грязную рботу! – рзобрл я.

Но рзве Лобов перестнет игрть в пуговицы, если ему придется вне очереди мыть уборную?

Я поговорил с Лобовым по душм, он снов поклялся мне, что о пуговицх збудет.

Но кто-то мешл нм упорно, нстойчиво, изобреттельно – и не прямо, через подствных лиц. Злополучный Вся Лобов, несомненно, продолжл игрть – и, несомненно, не по своей воле. Был это хрктер мягкий, подтливый, и притом мльчишк был привязн к своему комндиру Стеклову и, конечно, не хотел его подводить. Но я знл: он игрет. Знл потому, что он не смотрел в глз, сворчивл с дороги, встречясь со мной. Я видел: вот не хвтет пуговицы у ворот. Вот уже и средней пуговицы н рубшке нет, нету н првом крмне, звтр не будет и н левом.

– Сергей, – говорю я тк, словно и думть збыл о пуговичной лихордке, – что это з безобрзие, почему у Лобов ткой неккуртный вид? Где у него пуговицы?

– Говорит, потерял.

– Зйди ко мне после обед.

После обед Стеклов зходит в кбинет и говорит мне то, что я и см превосходно понимю:

– Семен Афнсьевич, тк ведь это Репин его изводит. Я вм верно говорю. У меня уж с ним был рзговор, д он кк отвечет? Он ткую привычку имеет: «Не поймн – не вор».

Однко случилось тк, что мой невидимый противник просчитлся и неожиднно для себя помог мне.

В один прекрсный день н поверке я увидел, что Лобов стоит в ккой-то стрнной позе, нкрепко прижв руки к бокм и боясь пошевельнуться. Тк же стрнно, неловко он двинулся в столовую – он не шгл, семенил. И тут меня осенило: д ведь он проигрл последние свои пуговицы, с него штны спдют!

Зйдя из столовой к себе, я зстл тм Всю.

– Глин Констнтиновн! – говорил он умоляюще. – Вы мне дйте две пуговицы. Я см пришью, вы только дйте!

Гля открыл было рбочую шктулку.

– Постой! – скзл я. – Пускй Лобов отыщет свои пуговицы. Они у него есть, пускй поищет хорошенько.

Что долго рсскзывть – он оствлся в тком виде до смого вечер. Сперв он ходил, поддерживя штны рукми; потом, рботя в мстерской, подвязл их кким-то обрывком веревки, но они то и дело сползли. Вся уже никого ни о чем не смел просить и тк глубоко погрузился в пучину отчяния, что виднелсь одн только мкушк.

З ужином встл с мест Сергей Стеклов:

– Семен Афнсьевич! Всем отрядом вш просим: рзрешите пришить Лобову пуговицы. Он больше не будет!

– Ручетесь?

– Ручемся.

Антон Семенович в тких случях спршивл: «Чем вы ручетесь?» Спросил и я:

– Чем ручетесь?

– Головой! – последовл неожиднный ответ.

И я этим ответом удовлетворился, хотя, по првде скзть, ручтельство было очень неопределенное.

14. «ОХ, УЖ ЭТОТ ГЛЕБОВ!»

В те первые дни я был кк человек, который учится грмоте. Вот непонятные крючки и зкорючки превртились в буквы, потом слились в слоги, в слов – и немя стрниц зговорил, нполнилсь живым и доступным смыслом: ты нучился читть.

Снчл все ребят были толпой. Я знл в лицо комндиров, знл квдртного Володин, долговязого Плетнев, синеглзого Рзумов, уверенного Подсолнушкин, знл Петьку и его приятеля Леню – зстенчивого, с рскосыми глзми, похожего н зйчонк. Что-то, ккие-то рзрозненные мелочи я узнл почти обо всех в первые же дни. И все-тки ребят оствлись для меня толпой, и я понимл: нстоящее нчнется только тогд, когд Плетнев перестнет быть просто долговязым, Володин – квдртным. Когд не эти внешние признки будут приходить мне в голову при мысли о кждом.

Постепенно, день з днем, ребят стновились для меня яснее.

Стеклов руководил своим отрядом спокойно, ровно. Он был смый стрший, все остльные ребят в отряде год н четыре моложе, в том числе и млдший Стеклов, Пвлуш, похожий н брт и лицом и хрктером. Верный првилу, существоввшему и в колонии имени Горького и в коммуне имени Дзержинского, я не стл спршивть, кк бртья очутились в детском доме. Но почему они попли именно в дом для трудных – вот это было непостижимо. Об спокойные, урвновешенные, они безоговорочно и с одобрением приняли новые порядки, зведенные в Березовой поляне. В их спокойствии не было рвнодушия, был ровный и уверенный душевный подъем. Тк ндо – тк и сделем, и выйдет лдно, словно говорили они всем своим видом. Мльчики в отряде Сергея – млдшие в ншем доме – слушлись его охотно и без возржений. Все, кроме Глебов. Если бы не Глебов, жизнь у Стеклов был бы совсем простя – с остльными он спрвлялся без хлопот, шутя. Хрктер у него был ккой-то очень домшний. И, не стрясь здумывться нд этим, я все же невольно предствлял себе: в недвнем прошлом у Стекловых был, должно быть, большя, лдня семья, рзумно построенный быт, которым незметно упрвлял добря, но твердя мтеринскя рук. Кто знет, что случилось потом. Но недром, когд его ребят умывлись, Сергей не ленился приглядеть з кждым.

– А уши-то? – терпеливо, не повышя голос, нпоминл он. – А ты почему руки нсухо не вытер? Хочешь, чтобы цыпки пошли?

Вечером, когд ребят уклдывлись, он в последний рз обходил спльню, точно неугомоння няньк: одному подоткнет одеяло, другому попрвит подушку. З столом он спршивл смого мленького, Леню Петров:

– Ты что не ешь? Может, живот болит?

А зметив, что Егор, сидя перед опустевшей трелкой, горестно облизывет ложку, говорил дежурному:

– Подбвь-к ему…

Он чувствовл себя отцом семейств и умел змечть все перемены в нстроении своих ребят. А его збот о хозяйственном блгополучии отряд подчс доходил до смешного: он ревниво следил, чтоб его спльню не обидели, всячески стрлся урвть для своих то, что получше. Жуков рз дже скзл сердито:

– Д брось ты эти свои кулцкие змшки!

И если «кулцкие змшки» Сергея Стеклов не вызывли порой неприятного чувств, то потому, что было ясно: думет он не о себе, не для себя стрется.

Когд были изготовлены первые тумбочки, Сергей стл добивться, чтобы они попли именно к нему, в четвертый отряд.

– Потому что у меня смые мленькие. Их к порядку ндо приучть. Сколько тебе и сколько им? – с жром говорил он Королю. – Тебе четырндцть скоро, у меня, кроме Глебов, одни млыши.

– Д подвись ты этими тумбочкми! – огрызнулся Король. – Дже противно. Много ты со своими дошкольникми нрботл? А теперь подвй тебе в первую очередь!

– Не мне, им, – не обижясь, нстивл Сергей. – Можешь ты это понять?

Он действительно поствил тумбочки смым млдшим, себе – много позже, когд тумбочек у нс было уже вдоволь.

– Верхняя полк тебе, нижняя тебе, – нствлял он Леню Петров и Пвлушку, кровти которых стояли рядом. – Чтоб было чисто. Буду проверять. Никкого брхл не клсть: рогтк, тм, кмушки, перья петушиные… Зню я вс! Выкину беспощдно.

– Квохчешь ты нд своими цыплятми, кк нседк! – скзл кк-то Сергею Король, щуря желтые глз.

Сергей, усмехнувшись, мхнул рукой. Он не обиделся. Впрочем, Король скзл это без ехидств. Я знл: он и см с добрым любопытством относится к мленьким и, может быть, дже в глубине души сочувствует Сергею.

Все, что происходит в отряде, зботит Сергея ежечсно, неотступно.

– Семен Афнсьевич, – тревожно говорит он, – не зню я, что делть: Глебов-то н кровти не спит!

– Кк тк? А где же он спит?

– Под кровтью…

Ох, уж этот Глебов! Стеклов воюет с ним с утр до вечер. Он смый непокорный и нердивый, смый вздорный во всем четвертом отряде. Ни одного пустячного дел он не выполнит без пререкний. Он кричит, что ему всегд поручют ниболее трудную и неприятную рботу. Он торгуется и ноет. Он смоуверен до нглости и до смешного беспомощен.

Когд нступет вечер, Глебов, кк и все, уклдывется в постель. Но утро неизменно зстет его под кровтью. Ребят пытлись проследить, когд же он туд сползет, но ни у кого, в том числе и у Сергея, который больше всех уствл з день, не хвтло терпения дождться. Глебов зсыпл первый, мгновенно, и всякий рз кзлось, что теперь уж фокус не повторится. И кждую ночь он повторялся.

Прежде я этого не знл: в ту пмятную ночь, которую Глебов провел у меня н дивне, я спл в соседней комнте, утром зстл его уже н ногх.

Стеклов, спокойный и урвновешенный, терпеть не может Глебов. Пожлуй, Глебов единственный во всем доме способен вывести его из себя. И сейчс он убежден: Глебов притворяется. Это он всем нзло: хочет удивить, обртить н себя внимние.

Рно утром, до подъем, зхожу в спльню четвертого отряд. Глебов мирно спит, свернувшись клчиком, под своей кровтью.

Советуюсь с Ектериной Ивновной, Он убежден, что это болезненное. Он отвозит Глебов к врчу, его тщтельно исследуют. Но врч не может объяснить нм стрнное поведение мльчугн. Нервы? Что ж, нервы смые обыкновенные, никких зметных отклонений от нормы, мльчишк кк мльчишк, судя по всему – здоровый, крепкий и хорошо рзвитый для своих одинндцти лет. Нет ничего ткого, что проливло бы свет н эту его нелепую привычку. И см он тоже ничего путного не может скзть.

– Я не помню. Ложусь в кровть, просыпюсь под кровтью. А кк туд попл, и см не зню.

Он всегд и со всеми рзговривет рзвязно. Я, кжется, единственный, кого он после ночевки н моем дивне побивется. Попросту он считет, что со мной лучше не связывться: кто знет, что я еще могу выдумть. Нсмешк, ирония – вот чему он не умеет дть отпор и потому столкновений со мной предусмотрительно избегет. И сейчс, когд он говорит: «Не помню», – я верю ему.

У него удобня, хорошя кровть, он почти всю ночь проводит н голом полу, кое-кк звернувшись в сдернутое с постели одеяло, нтянув его крй н лицо. Почему? Он и прежде не спл н кровти, но тогд это никого не кслось. А теперь все встревожены стрнной привычкой Глебов, все озбочены и недовольны ею.

Глебов круглый сирот, долго беспризорничл – это все, что я зню о его прошлом. Немного. Но я и см это испытл, и, мне кжется, я ншел объяснение его стрнной болезни и способ ее вылечить. Не стну советовться с ншими воспиттелями, они могут удивиться, встревожиться, то и осудить меня: способ мой, пожлуй, не очень строго педгогичен. Пусть. Мне вжнее нучить Глебов спть по-человечески.

Поздно вечером н цыпочкх вхожу в четвертую спльню. Все тихо, все погружено в сон. То и дело остнвливюсь и прислушивюсь – все ли спят, не поднимется ли чья-нибудь голов? Но нет – ни движения, ни звук, только сонное дыхние ребят. Нконец дохожу до кровти Глебов. Он спит, кк все. Еще рз оглядывюсь и быстро, бесшумно злезю под кровть. Ложусь и жду.

Не зню, сколько времени прошло. Но вот Глебов нчинет вздыхть, ворочться. Аг, вот он лезет под кровть!

– Пшел к черту! – свирепо рычу я. – Место знято!

Он покорно лезет обртно и уклдывется н кровть. Выждв с четверть чс, я встю, опрвляю н нем одеяло и неслышно выхожу из спльни.

Это не фокус и не нитие – просто я попытлся восстновить пропущенное логическое звено. Отчего могл возникнуть стрння привычк Глебов? Беспризорность. Случйные ночевки в кком-нибудь незметном уголке, в щели, где можно укрыться от ветр, от дождя и снег, глвное – где вось не зметят, не выгонят. Но если в твое логово злез кто-то посильнее, тебе приходится уйти – и больше ты туд не вернешься: место знято.

Нутро вместе с дежурным комндиром Колышкиным и дежурным снитром Володей Рзумовым обхожу спльни. В четвертой, кк и всюду, все выстроились у кровтей, но выржение н всех лицх особенное: срзу видно, что для нс припсли ккой-то сюрприз.

– Глебов сегодня спл н кровти! – рпортует Стеклов.

Глебов и см удивлен. Хоть он и огрызлся, когд ребят приствли к нему, он все же стеснялся своей стрнной привычки и теперь, кжется, испытывет некоторое облегчение.

Впрочем, рдовться рно: кто знет, кк-то оно будет звтр?

Но и звтр и послезвтр все идет кк по мслу. Глубокой ночью я зхожу к ребятм и убеждюсь: Глебов мирно спит н кровти. Больше он не нрушет порядк в четвертой спльне,

– Вот видишь, зхотел, тк и перестл, – говорит Стеклов.

Глебов молч пожимет плечми. Хотел-то он двно, однко почему-то не получлось…

15. «ТЕПЕРЬ БЫ НЕ УДРАЛИ…»

Кроме ящиков, привезенных Алексеем Сввичем, у нс вскоре появилось еще примерно три комплект ниболее необходимых инструментов. Окзлось, не все инструменты пропутешествовли н рынок, многое остлось тут же, в доме, – ребят припрятли полюбившиеся им орудия кто в подвле, кто н чердке, кто з шкфом в спльне. И вот теперь они вытскивли свои сокровищ из ведомых только им тйников и приносили в мстерскую. Мы были деликтны и не рсспршивли, откуд, из кких зкоулков извлечены вот этот лобзик с пилочкми, нпильник с крупной и мелкой нсечкой, рзные стмески, долото, коловорот, шило, молоток, плоскогубцы, клещи и многое другое. Все это стеклось постепенно, иногд вручлось Алексею Сввичу молч, с неловкой улыбкой, иногд – с простейшим пояснением:

– Вот, Алексей Сввич. Пригодится.

– Несомненно пригодится, – серьезно отвечл Алексей Сввич.

Ирония не был ему свойственн. Он чсто улыблся, шутил, но никогд к шутке не примешивлось дже смого слбенького яду. К ребятм он обрщлся всегд очень просто, решительно и вместе с тем доверчиво. Он первым приходил в мстерскую и последним оттуд уходил. Дерево, метлл и инструменты влюбленно повиновлись ему. Рубнок, который нипочем не шел в Петькиных рукх, у Алексея Сввич скользил тк, словно шершвя доск ничуть ему не сопротивлялсь. А Петьк только смотрел н него удивленно и звистливо, изобрзив ртом круглое изумленное «о».

Больше всего Алексей Сввич подружился с отрядом Жуков. Сня Жуков не походил ни н отечески спокойного, зботливого Стеклов, ни н влстного Короля – у него был свой «стиль руководств». Он руководил своим отрядом весело, постоянно что-то придумывл, во все входил, всем згорлся. Петьк – тот смотрел н него с обожнием и ходил з ним по пятм. Но и стршие любили комндир. Я ни рзу не слыхл, чтоб он прикрикнул н кого-нибудь, рссердился, возмутился. Выходило тк, кк будто он и не прикзывет вовсе, не требует, , скорее, советуется или советует, и не последовть его совету было невозможно.

Алексей Сввич отлично выпиливл из фнеры – его рмки и лрчики кзлись кружевными, но это искусство увлекло немногих. Однко все зинтересовлись, когд Алексей Сввич, с ним Жуков и Петьк стли выпиливть по едв нмеченному пунктиру ккие-то большие куски. Не срзу можно было понять, что же это будет. Глебов первым рзобрл, что Петьк выпиливет огромную ногу.

– Ты что это, в фнерные споги обуться ндумл? – спросил он ехидно.

Петьк только згдочно помотл головой. Потом обнружилось, что Жуков выпиливет большущую руку с толстыми пльцми. Время шло – появилсь вторя рук и вторя ног, из-под лобзик Алексея Сввич вышло огромное туловище, укршенное лопоухой головой с нелепо рзинутым ртом. Все это соединили проволокой. Ребят, то и дело збегвшие в этот угол мстерской взглянуть, что же это будет, тк и хнули:

– Вот тк крсвец! Зчем, для чего?

Теперь уже всем было интересно – и сонному Суржику, и гордому Королю, и всегд невозмутимому, исподволь з всем нблюдвшему Репину, и, конечно, Костику, который стоял тут же, широко рсствив ноги в крсных чулкх.

– Ну, догдйтесь! – говорит Жуков.

– Чучело для огород? – выскзл предположение Володин.

– Чучело! Чучело! Ворон пугть! – хором подхвтили все.

– Ошибетесь, – спокойно ответил Алексей Сввич и скомндовл Петьке: – А ну-к, тщи крски. Ккую мы ему рубшку изобрзим? Ндо нрядить его кк следует.

– Двйте сделем ему шелковый шрф, кк у Репин, – добродушно предлгет Жуков.

Андрей слегк сдвинул брови, но крсивое лицо его по-прежнему спокойно.

– Ну, рзве он похож н Репин? Он прень простой, – возржет Алексей Сввич. – Двйте рубшку сделем крсную, штны синие…

– Нет! Нет! – вдруг кричит Петьк. – Пускй он будет буржуй с цилиндром!

Нскоро выпилили цилиндр и прикрепили к круглой голове. Фрк не получилось, но цилиндр неопровержимо изобличл: это буржуй.

Н другой день под вечер Жуков прошел по спльням и, сложив руки рупором, крикнул с крыльц тем, кто был во дворе:

– В клуб! В клуб! Все в клуб!

Мы собрлись в большом пустом зле, который до сих пор нс ничем не привлекл,] увидели н возвышении фнерного буржуя.

Алексей Сввич стоял у столик. Под рукой у него был небольшой ящик, и в нем что-то круглое, кк будто розовые и желтые яблоки. Скмей н всех пок не хвтло, мы стли вдоль стен.

И тогд Алексей Сввич взял в руки желтое «яблоко» – это было подобие мяч, сшитого из тряпок, – и метнул в рзинутый рот буржуя.

Мяч влетел в небольшое круглое отверстие, не здев фнеры. Алексей Сввич не дл нм опомниться. Второй, третий – десять мячей без промх влетели в рзинутый рот мишени, по ту сторону их ловил Жуков.

Ребят восторженно зкричли, зхлопли. Несколько человек кинулись к столу, но Алексей Сввич остновил их движением руки:

– Сейчс свое искусство покжет член первого отряд Пвел Подсолнушкин.

Пвел вышел, мленький и щуплый с виду, но с тем же неторопливым достоинстве ккое он вносил во все, что бы ни делл: кормил ли Тимофея, знимлся ли утром гимнстикой или ел в столовой гречневую кшу.

Жуков высыпл мячи обртно в ящик. Пвел стл метть. Он попл семь рз из десяти и солидно, без улыбки отошел от стол. Его сменил Петьк. Покрснев и нсупясь, он стл лепить мяч з мячом, кк говорится – в белый свет. Ребят хохотли.

– Не робей, Петьк! Эх ты, стрелок! Мзил! Петьк, не поддвйся! – неслось со всех сторон.

После шестого промх Петьк не выдержл. Чуть не плч и н ходу приговривя: «Когд тренировлся, очень хорошо получлось», он кинулся бежть. Его со смехом хвтли з рубшку, з руки, но он вырвлся и скрылся.

И тут нчлось: все хотели поскорее испытть свою меткость и ловкость.

– Еще ндо выпилить! – кричл Глебов. – Штуки три! А то очередь!

– Вот ты и выпили, – усмехнулся Жуков: слв о Глебове кк о первом лентяе и бездельнике двно рзнеслсь з пределы четвертого отряд.

И Жуков и весь первый отряд были очень довольны, но не подчеркивли этого. Только глз у них блестели и губы то и дело рстягивлись в улыбку. Они уступли ребятм из других отрядов свою очередь, стрлись объяснить, кк кидть мяч, чтоб не промхнуться.

Нзвтр Алексея Сввич стли осждть охотники в свободное время выпиливть новые мишени.

– От силы – еще одну, – скзл он решительно. – Это вы потому тк нкинулись, что у нс пок пусто, игр нету. Двйте лучше еще что-нибудь придумем.

В этот день мстерскя гудел. Кто рботл с ребятми, знет: шум бывет рзный. Иногд это бестолковый гм, иногд зля нерзберих и крик нперекор уговорм учителя. А бывет ровный рбочий гул – и тут опытный педгог не ошибется, не велит змолчть: он услышит в этом гуле увлечение и сосредоточенность.

Алексей Сввич никого не остнвливл и был прв: гомон стоял хороший, увлеченный, веселый. Кто-то вспоминл со смехом, кк вчер бил мимо мишени злополучный Петьк. Кто-то кряхтел нд сырой, упрямой доской и чертыхлся сквозь зубы.

– Вот тк потренируешься, потом и в стрельбе пригодится, верно? – говорил Володин.

– Двйте, Алексей Сввич, еще выпилим, то что это з клуб – одни стены!

– Я ж говорю: ндо еще что-нибудь придумть. Двйте соберемся после обед и все решим.

Но до обед было длеко, и нд версткми продолжли думть вслух:

– Лето идет. Рюхи ндо бы.

– А в клуб – шшки.

– И шхмты!

– Сперв в клуб столы ндо. И скмейки. Н полу, что ли, в шшки игрть?

Рзговор – рзговором, рбот тем временем идет. Шуршит стружк, скользит по доске рубнок.

В смом углу мстерской стоит у верстк Коробочкин – хмурый, вихрстый, с черной родинкой н щеке. Он никому не мешет, не нрушет дисциплины и рботет недурно, но я зню – он ждет только одного: весны. Что ему шшки и шхмты, что ему рюхи и фнерный ротозей? С первым теплом он непременно уйдет!

Двно ушел бы и Репин, но его что-то держит здесь. Нстоящий хозяин во втором отряде, несомненно, он. Если Колышкин и в грош не ствят, то с Репиным другой рзговор. Он влствует совсем инче, нежели Король. Он не держит в своем рсенле громов и молний. Он только бровью поведет, взглянет спокойно и лениво – и этого достточно. Сейчс Андрей небрежно проводит нждчной бумгой по глдко обстругнной дощечке. Взглядом он со мной встречться не желет.

– Летом… О, к лету здесь ткое можно рзвернуть!.. – мечттельно произносит Алексей Сввич. – Ткя площдк… Я все взять в толк не могу, кк это он у вс попусту пропдет?

– А чего… Мы при чем… Нм рзве говорили?.. – несется с рзных концов мстерской.

– А сми вы сообрзить не можете? Повесили волейбольную сетку, вот он и мокнет под дождем и снегом, дльше что?

– Вы не знете, Алексей Сввич, это не простя сетк, – лукво говорит Король. – Если б не он, не миновть бы Семену Афнсьевичу Тимофеевых рогов. Вм рзве никто не рсскзывл?

И верно! Об этом событии Алексей Сввич ничего не знет, его ведь тогд еще не было у нс. И нперебой, со смехом ребят нчинют рсскзывть:

– Тимофей-то ноздри рздул, глз кровью нлились – вот сейчс подымет Семен Афнсьевич н рог! Бежит, ничего не видит, злой кк черт – и в сетку к-к врежется! Зпутлся, землю роет, понять ничего не может, тут Семен Афнсьевич ему к-к дст!

– А вы где были?

В голосе Алексея Сввич, в выржении его лиц – ни млейшего нжим, но ребят словно под душ попли. Короткое молчние, потом Стеклов говорит сквозь зубы:

– Д где были – удрли… Семен Афнсьевич один остлся. Он д Тимофей.

– Теперь бы не удрли, – уверенно говорит Жуков.

16. КУРЫ

Я тоже уверен: теперь бы они не рзбежлись и не оствили меня в трудную минуту. Я не обольщюсь: у нс еще нет нстоящего, крепко сбитого и слженного коллектив, но он рождется. Первые ростки его видны во всем. И в том, кк ребят рботют, кк собирются после обед в клубе, и в том, что я все чще слышу; «у нс» и «двйте сделем».

Кждя мысль, чья бы он ни был, стл нходить немедленный отклик. Принимли ее или отвергли, но неуслышнной он не оствлсь.

Примерно недели через три после приезд Гли с детьми я купил в городе новенький серебряный горн. Я шел с ним от стнции и постепенно обрстл ребятми. По ккому-то неведомому беспроволочному телегрфу стло известно, что приехл я не кк-нибудь, с горном, и все высыпли нвстречу.

– Вместо звонк! Вот здорово! Кк зпоет – в Ленингрде будет слышно! – возбужденно говорили ребят.

Кждый стрлся пробрться поближе, потрогть мою ношу.

Только один человек при виде горн словно оцепенел – это был Петьк. Он протиснулся ко мне, но не говорил ни слов, стрлся не встречться со мной глзми и шел рядом унылый, подвленный. Рзгдть эту згдку было нетрудно: Петьк не смел и думть, что горн поручт ему, но и рсстться с этой звонкой серебряной мечтой был не в силх. Должно быть, эт мечт звлдел им еще с того дня, когд я покзывл фотогрфии дзержинцев и он увидел сигнлистов.

Володин первым спросил нпрямик:

– А кто будет горнистом?

– Жребий потянем! – крикнул Глебов.

– В коммуне… – едв слышно выговорил Петьк, судорожно глотнул и продолжл все громче, с энергией отчяния: – в коммуне Дзержинского… вы, Семен Афнсьевич, сми говорили… горнисты были… горнисты были из мленьких!

Общий хохот покрыл его слов.

– Э, куд метишь! – поддрзнил Король. – Вон у нс Егор мленький. И Вськ. А Пвлушк Стеклов? Чем не горнист?

И тогд Стеклов-стрший скзл веско:

– Н собрнии решим!

Я не был ущемлен тем, что не услышл: «Кого Семен Афнсьевич нзнчит, тот и будет». Куд вжнее и куд приятнее дже и для смолюбия было услышть вот это: «Н собрнии решим!»

Но в тот же день произошло событие, зствившее нс збыть н время дже о горне.

В отряде Стеклов был Леня Петров, смый мленький в ншем доме. Ему никто недвл и десяти лет, ткой он был щуплый, тощенький, с тонкой шеей и большими рскосыми глзми н бледном лице. Грешным делом, я редко вспоминл о нем – уж очень он был тихий и незметный, моего смого неотложного внимния требовли столь яркие личности, кк Глебов, Плетнев, Репин… Но однжды, проходя по двору, я увидел: Леня Петров бьется в рукх у Короля, пытясь вырвться и что-то спрятть.

– Что у вс тут? – спросил я подходя.

– Семен Афнсьевич, поглядите, он всю свою еду из столовой в крмнх уносит! Видите – яйцо крутое. А вот я из крмн вытщил – кш в бумжке. Дже понять нельзя – н проджу, что ли?

Я поствил Леню перед собой и зглянул в испугнные глз:

– Ну?

– Ку… куры… – прошептл он.

– Что-о?

– Ку… куры! – повторил он громче – и рсплклся.

Н счстье, тут подоспел Стеклов.

– Опять не ел? – спросил он с ходу, видимо ничему не удивляясь.

– Что ткое? – скзл я с сердцем. – Почему не ешь в столовой, зчем тскешь еду в крмнх? Д отвечй же!

– Семен Афнсьевич, это он курм тскет, – пояснил Сергей. – У него нседк н яйц посжен, вот он с ней и нянчится.

У нс, кроме бык Тимофея, было четыре курицы и тощий, почти бесхвостый петух – осттки рзвленного, рскрденного хозяйств. Все они были, кк полгется, зприходовны, ими ведл Антонин Григорьевн, мне было недосуг помнить о них – копоштся где-то у сря, и пусть копоштся. Рз дв я слышл, кк Леня Петров сзывл их стрнным зовом. «Типы, типы!» – повторял он тихонько, и они сбеглись к нему. Однжды я был свидетелем того, кк он по душм беседовл о курх с Антониной Григорьевной. «Вот тебе решето. Хорошее будет гнездышко, – нствлял он. – Соломки подстели, золой им перышки посыпь… ты не сыпл, нет?»

Леня любил кур всерьез, ухживл з ними с утр до ночи, носил им всякие осттки из кухни. И вот окзлось, что он еще и делится с ними своим звтрком, обедом и ужином.

Убедившись, что никто не собирется его нкзывть, Леня осмелел.

– Сперв черня сел н яйц, – рсскзывл он, – только я срзу увидел, что он нседк никудышня: крылья не рспускет, прижимет к телу, яйц и лежт неприкрытые. А теперь Пеструх сел. Он умня. Все смотрит по сторонм; кк увидит, что яйцо не прикрыто, – поднимется, клювом его подктит поближе и крылом зкроет. А когд сходит с гнезд, тк все бегом бегет – нглотется чего-нибудь поскорее и срзу нзд…

Леня рсскзывл охотно, громко, словно это и не он минуту нзд всхлипывл и рзмзывл по лицу слезы.

Постепенно курми зинтересовлось почти все женское нселение ншего дом – Ектерин Ивновн, Гля, Леночк. Курм отвели уголок возле кухни («В сре холодно, у них гребни мерзнут», – объяснял Леня). Им устроили гнезд из корзинки, двух ящиков и решет; гнезд побелили известкой, чтобы уберечь от нсекомых, подостлли соломы и сен. Леня мечтл летом устроить н унвоженной земле червятник.

– Это очень просто: покрыть грядку доскми и поливть. А потом мйские жуки – если их собрть побольше д посушить, вот это будет корм!

Пеструх добросовестно сидел н яйцх, и вот, приложив ухо к одному из них, Леня впервые услышл едв уловимое постукивнье. Он прижл руку к губм и кк-то весь съежился. Но не позволил нетерпению одолеть себя – не снимл нседку рньше времени, двл кждому цыпленку обсохнуть под курицей и только после этого осторожно вынимл его и помещл в теплый, уютный ящик.

Все млыши в доме увлеклись зботми о курх и нперебой помогли Лёне. А когд Пеструх со своим выводком вышл н первую прогулку, ей устроили торжественную встречу – пожлуй, дже чересчур торжественную: окруження толпой мльчишек, он вся взъерошилсь, готовясь зщищть цыплят.

Прошло несколько дней.

И вот не успел я с горном, окруженный толпой ребят, войти во двор, ко мне кинулся зплкнный Леня Петров с воплем:

– Укрли! Пеструху укрли!

– Постой, не реви. С чего ты взял, что ее укрли?

– Я был в мстерской, он гулял. Выхожу – нету. Цыплят одни. Рзве он их оствит одних?

– Но кто же ее мог взять?

– Не зню, только укрли! Ой, Семен Афнсьевич, укрли!

– Подожди, не кричи, вернется еще. Збрел куд-нибудь.

Но Пеструх не вернулсь. Чс через дв стло совершенно ясно, что он и не вернется.

– Ой, зрезли Пеструху! Зрезли! – причитл Леня.

Прежде никто и внимния не обртил бы н пропжу курицы – то ли еще пропдло! – но сейчс всех знимл судьб Пеструхи и ее потомств. То и дело я ловил н себе внимтельные взгляды ребят.

Я попросил дежурного позвонить в колокольчик и, когд все собрлись в столовой, скзл крткую речь:

– Вот что: к звтршнему дню куриц должн нйтись. Если виновник не объявится, я у вс рботть не стну.

Месяц нзд я не должен был и не решился бы скзть ткое, но теперь я чувствовл: можно тк скзть, хотя риск был, и немлый. Ведь не откликнись ребят н мои слов – остться в Березовой поляне я бы не мог.

День прошел тревожно. Ребят сходились по двое, по трое и шушуклись о чем-то. Стршие тоже переговривлись между собой. После ужин Король подошел ко мне и скзл доверительно:

– Я тк думю, Семен Афнсьевич, дело того не стоит. Больше не повторится, н этот рз можно бы змять.

– Ты тк думешь? В первые дни я действительно не обртил бы н это внимния. А сейчс я привык смотреть н вс кк н людей, и мне не хочется думть инче.

– Зчем говорить «вы», Семен Афнсьевич? Вы же знете, что я ни при чем.

– Уверен. Но ндо понять: мы все отвечем друг з друг.

– Виновт один, все отвечют?

– Д.

– Кто-то тм укрл, я виновт?

– Не ты один – все.

До ночи я почти не выходил из кбинет, чтобы дть им возможность вволю поговорить, подумть, предпринять ккие-то поиски. Нутро все пытливо зглядывли мне в лицо, но я вел себя тк, словно ничего не случилось. Только скзл дежурному комндиру Королю:

– Передй ребятм, что я жду до восьми чсов вечер – и ни минуты больше.

В пять ко мне ворвлсь втг ребят:

– Ншлсь! Пеструх ншлсь!

И я услышл историю почти згдочную. Леня Петров сидел н крыльце кухни, безндежным взглядом уствясь в прострнство. Вдруг подошли двое в мскх, кинули ему н колени Пеструху со связнными ногми, сми умчлись. Леня омыл злосчстную пленницу слезми рдости – никто не сомневлся, что он был н волосок от смерти.

Судя по всему, Пеструх сутки провел без пищи и почти без воздух – он кк-то стрнно зктывл глз и с ждностью нкинулсь н воду и кшу. Только после этого он немного приободрилсь и был пущен к цыплятм.

– Неужели виновтые тк и не скжутся? – пожл я плечми, дослушв все это до конц. – Не знл я, что вы ткие трусы!

– «Вы»! «Вы»! Опять «вы»! – вспылил Король.

– А кто же? Конечно, вы! В честном коллективе никогд никто не прячется. Провинился – сознйся, тогд другой рзговор. Вижу я, с вс пок много спршивть не приходится. Что ж, помиримся н том, что Пеструх вернулсь.

Это был компромисс. Не люблю я компромиссов, но тут и впрямь требовть больше было нельзя. У них еще не хвтло духу прийти и открыто сознться, но я ведь знл, что в первые дни ребят не смогли бы добиться и этого. Почв под ногми у меня стл кк будто тверже. Но едв я уверился в этом, он снов зколеблсь подо мною.

17. СКАТЕРТЬ

Отряд Жуков дежурит по столовой. Ребят из этого отряд все в своего комндир – выдумщики. Вот они стли вывешивть меню. Это новость. Прежде этого не было. А теперь н дверях столовой кждый день можно увидеть новый листок – и не с простым перечнем блюд, с пояснениями:

Гречневя кш – смя полезня.

Кисель с молоком – очень вкусный.

В определениях жуковцы неистощимы. Иногд они позволяют себе и критические змечния:

Щи мясные – жидкие.

Чй– не очень слдкий.

Но это редкость: Антонину Григорьевну у нс любят и стрются не огорчть, д и редко бывют для этого основния – готовит он отменно.

И вот однжды нм прислли сктерти. Не бог весть ккие, но все же белые новые сктерти. Н следующий день, входя в столовую, ребят увидели одну из этих сктертей – он был ккуртно прилжен кнопкми н стене возле двери, рядом н листе бумги, исчерченном стрелкми, было нписно:

«С этого дня мы не будем вывешивть меню. Это ни к чему. Лучше посмотрите н сктерть, н которой обедли Плетнев, Королев, Рзумов и Володин. Н ней все видно. Вот это рыжее пятно – от щей. Вот коричневое – сми видите: это котлеты. Крсное – кисель. Рзобрться ничего не стоит!»

Ребят столпились перед этим «нглядным пособием». Передние смеялись, стоявшие позди стрлись протолкться вперед, вытягивли шеи, стновились н носки – шум рзрстлся, и вдруг смех и возглсы прекртились, кк по комнде. Сквозь толпу пробирлся Король. Он был зол и бледен, глз сузились.

Он рвнулся к сктерти, но, увидев меня, остновился и хрипло скзл:

– Семен Афнсьевич, пускй снимут!

– А почему?

– Потому что издевтельство!

– Ты обиделся? Жуков! Где он? Где Жуков? Ндо снять! Королев обиделся.

Снов вспыхнул смех. Король дже отштнулся. Лицо его потемнело, скулы и челюсти выдлись углми. Он резко повернулся и быстро, почти бегом, нпрвился к двери.

– Обидчивый… – протянул кто-то.

– Он только з себя обидчивый, – откликнулся Стеклов. – Когд другие обижются, он не понимет.

– А зчем сктерти? Зчем сктерти? – вдруг зкричл Плетнев. – Посмотрите, у всех они грязные. Ели мы до сих пор н клеенке – для чего же сктерть? Клеенку вымыл – и все.

Он не мхл рукми, не лез в дрку, но видно было, до чего он зол: кждый мускул нпряжен, челюсти сжты. Он обвел ребят медленным, тяжелым взглядом – и кое-кто, не выдержв, опустил глз.

– А я – з сктерть, – спокойно возрзил Жуков, до сих пор молч стоявший у стены, зложив руки з спину. – Пок будем есть н клеенке, кждый тк и будет считть: ну пролью, ну зпчкю – подумешь, ккое дело! И будет у нс всегд кк в хлеву. А про сктерть все-тки будут помнить: ее стирть ндо.

– Кто это будет помнить? – с вызовом крикнул Плетней.

– Я буду помнить. И ты зпомнишь. И Король пускй зпомнит.

– Не зню, кк н вш вкус, по-моему, есть н сктерти приятнее, – скзл я. – Если тебе подют н клеенке, знчит, считют, что ты нпкостишь и з тобой придется убирть. А если сктерть – знчит, увжют. Но дело вше. Двйте проголосуем. Кто з то, чтобы есть н сктерти?.. Ого, не сосчитешь! Кто з клеенку?.. Плетнев, Рзумов… А ты, Володин? Стло быть, все з сктерть, кроме Плетнев и Рзумов. А теперь, Жуков, сними это. И вывешивйте опять обыкновенное меню.

…Ребят шумели потом весь день. И, конечно, не выбор между сктертью и клеенкой волновл их: впервые з всю историю дом в Березовой поляне кто-то осмелился перечить Королю! Судя по всему, прежде он был полновлстным хозяином, и дже стршие и ниболее крепкие ребят – Жуков, Стеклов, Подсолнушкин – избегли столкновений с ним. С тех пор кк возникли отряды, влдения Короля сузились – их огрничивли теперь рмки третьего отряд. В смом отряде он считлся только с Плетневым и Рзумовым. Н остльных покрикивл и помыкл ими без стеснения. Ребят относились к нему почтительно. Иной рз в рзгр игры они искренне збывли, что я стрше, что я зведующий, и в зрте выбивли мяч у меня из рук, но о Короле они не збывли ни н минуту. Ккой-нибудь Володин в упорной, смозбвенной борьбе, чуть ли не головой рискуя, звлдевл мячом, но тут же выпускл его, стоило Королю протянуть руку. Они все увядли и ходили притихшие, когд он был не в духе, и тотчс веселели, кк только его величество приходил в хорошее нстроение.

И все-тки мне нрвился Король. Прежде всего он не был рвнодушным. Решительно все знимло его, все дел ншего дом имели к нему смое прямое отношение и нходили в нем горячего и зинтересовнного учстник. Рскидывли ли мы збор, дежурил ли его отряд ночью по дому, рспределяли ли мы тумбочки по спльням – все кслось его, лично его, Короля. При этом у него было хорошо рзвито чувство юмор, которое я очень ценю; он отлично подмечл смешное и умел посмеяться чужой шутке, лишь бы он не был нпрвлен против него смого. При виде Стеклов он нчинл вести себя, кк встревоження нседк, – метлся, озирлся, взывл: «Цып-цып!» В этом не было внешнего сходств с Сергеем – он кк рз всегд держлся н удивление спокойно и ровно, – но было очень точно выржено его отношение к млышм, и редко кто мог без смех смотреть н это предствление.

С Коршуновым Король обычно рзговривл в его же истерической мнере («А что? А чего? Уйду! Не буду!») – и тот стрлся поскорее убрться восвояси.

К Жукову Король относился нстороженно, дже ревниво. «Ерунд!» – скзл он о фнерном буржуе, и члены его отряд не осмеливлись принимть учстие в полюбившейся всем збве, только с звистью нблюдли з игрой издли. «Детские игрушки!» – отозвлся он о меню, которое стл вывешивть первый отряд, и ребят из третьего отряд, входя в столовую, не решлись остновиться у двери и поглядеть, чем же сегодня кормят: что-что, нстроение своего комндир они улвливли мгновенно и безошибочно.

Жуков мог, конечно, вывесить любую сктерть – все они были достточно грязны, – но он взял сктерть именно с королёвского стол, хотя, конечно, и см он и все в его отряде понимли, что идут в нступление.

После обед и вплоть до вечер Король не попдлся мне н глз. Его не было ни в спльне, ни в клубе, не видел я его и во дворе и в прке. Но я не сомневлся: он придет и рзговор у нс будет. У нс уже устновились свои личные отношения. Недром мы рспиливли толстое бревно, придирчиво присмтривясь – нсколько вынослив и упорен другой. Недром ехли вдвоем в полутемном вгоне встречть Глю с детьми. Это Король принес мне телегрмму об их приезде, он помог привезти Костик и Лену в Березовую, он был первым из ребят, с кем мои млыши познкомились и подружились. Я сидел нд ккими-то счетми, когд в дверь постучли.

– Войдите! – скзл я, не поднимя головы.

Король вошел и остновился у стол.

– Сдись, – предложил я.

– Сдиться-то незчем, – ответил он угрюмо, но все-тки опустился н стул. – Сдиться, в общем, незчем…

– Что тк?

– Я пришел проститься, Семен Афнсьевич.

– Проститься? Куд же ты собрлся?

– Ухожу из детдом.

– Куд?

– Нсовсем.

– Я спршивю: куд?

– Куд глз глядят. Мло ли дорог!

– Дорог много, это верно. А почему же ты ндумл уходить?

– Будто не знете…

– Не зню.

Король посмотрел н меня в упор. «Зчем кривишь душой? Не совестно тебе?» – прочел я в этом взгляде. Вздохнув, он отвернулся.

– Ну, если не знете – пожлуйст: не хочу, чтоб ндо мной издевлись. Ндоело.

– Кто же нд тобой издевется?

– Д что вы, Семен Афнсьевич! – вскипел Король. – В нсмешку, что ли? А сктерть-то вывесили – это что, не издевтельство?

– Ну, если это издевтельство, тогд у нс все должны рзбежться. Ты, нпример, Стеклову проходу не дешь, прозвл его Клушкой, однко он не уходит. И не обижется.

– Меня со сктертью перед всеми осрмили!

– А ты ребят срмишь в одиночку? Тоже перед всеми.

– Я не срмлю. Я просто смеюсь.

– Вот и нд тобой просто посмеялись.

– Ну, кк хотите, Семен Афнсьевич. Может, вы и првильно говорите. Только я не хочу, чтоб всякий тм Сньк ндо мной свою влсть покзывл. Я пойду.

Он сидел, опустив плечи, угрюмо глядел мимо меня в окно. Лмп под зеленым бжуром освещл его лицо, оствляя комнту в полутьме. Огонек лмпы отржлся в его глзх, которые сейчс кзлись совсем янтрными. Помолчли.

– Вот что, Дмитрий, – негромко зговорил я. – Ты знешь, силой я никого не держу. И тебя держть не стну. Но одно я тебе скжу: тк друзья не поступют.

Он быстро взглянул н меня и снов отвел глз.

– Тк друзья не поступют. Ты знешь, что здесь было. И знешь, кк трудно добиться, чтоб ребят стли жить по-человечески, чтоб стли они людьми. Чтоб нш дом из смого погного, н который все пльцем покзывют, стл смым хорошим. Ты знешь: если бы не ты, не Стеклов, не Жуков, было бы во сто рз трудней. Вы поняли, помогли, стли рядом, кк друзья, кк товрищи. Думешь, я и Алексей Сввич, все мы, воспиттели, этого не понимем, не ценим? А теперь, н полдороге… нет, ккое н полдороге – в смом нчле пути, когд все трудное еще впереди, ты говоришь: ухожу. Уходи. Я тебя удерживть не стну. Друзей не держт, не упршивют, они сми приходят и сми остются.

Он сидел теперь, поствив локти н крй стол, упершись подбородком в лдони, и пристльно, не мигя смотрел мне в глз.

– Неужели для тебя нш дом – все рвно что проходной двор? – прибвил я тише.

Он молчл. Я поднялся, отошел к окну и, глядя в темноту, н мгновенье вспомнил: вот тк у окн стоит Антон Семенович, я сижу у стол и слушю его…

– Спокойной ночи, Семен Афнсьевич, – услышл я.

– Спокойной ночи, Дмитрий.

Он встл, пошел, н ккую-то едв уловимую долю секунды здержлся у двери – и вышел.

Куд он пошел? Прямой дорогой н вокзл? Или побродит по прку и поднимется в спльню? Неужели он может уйти после всего, что уже пережито нми вместе, что уже, кзлось, прикрепило и его к ншему дому, кк всех, может быть, прочнее?

Среди ночи я поднялся и пошел в спльню. По коридору, отбывя свой чс дежурств, ходил Петьк и поминутно встряхивлся, кк щенок, вылезший из воды.

– Это я чтобы не уснуть, – пояснил он, не дожидясь моего вопрос.

Но мне было не до него. Боясь рзбудить, сдерживя дыхние, я прошел в спльню третьего отряд – и тотчс увидел: кровть Короля пуст. Не веря себе, подошел ближе – нет, не ошибся: никого. Я медленно пошел нзд. Не ответил Петьке н улыбку, которой он неизменно приветствовл меня, хотя бы мы встречлись в двдцтый рз. Спустился по лестнице, прошел в кбинет и лег н дивн, твердо зня, что все рвно не усну.

18. УШЛИ

Еще не было шести чсов, когд в дверь постучли.

– Семен Афнсьевич! – Жуков был бледен, голос его звучл нетвердо. – Семен Афнсьевич… Король ушел… и Плетнев, и Рзумов…

З ним, дрож от утреннего холод, стоял, видно, только что проснувшийся Петьк. Он рстерянно переминлся с ноги н ногу и чсто мигл.

Н мгновенье мне припомнился чумзый мльчишк в одном бшмке, сиротливо съежившийся в углу пустой, грязной спльни. И дже голос у Петьки был, кк тогд, хриплый.

– Семен Афнсьевич, они… они горн унесли! – выговорил он, и вдруг по щекм его поктились крупные, с горошину, слезы. – Се-ме-он Афн-сьевич! Го-орн унесли-и! – повторил он, плч в голос.

– Не может быть! – только и ответил я, тоже вдруг охрипнув.

– Ушли. И горн нет, – подтвердил Жуков.

Скзть честно, я был почти уверен, что Король остнется. Пусть он молчл, пусть почти не отвечл мне, но я помнил его лицо, глз, его пристльный взгляд и то, кк он скзл: «Спокойной ночи, Семен Афнсьевич!» И все-тки он ушел. Лдно, ушел. Ни к чему был мой рзговор, моя попытк повернуть его, здеть з сердце. Лдно, тк тому и быть. Но чтоб, уходя, он мог укрсть горн – нет! Невозможно!

Не отвечя Сне, я кинулся в столовую. Горн обычно висел тм, нпротив двери.

«Чтоб все видели», – объясняли ребят. И в смом деле, кждый входящий видел его. Он весело поблескивл, и с его рукоятки свешивлся мленький лый флжок. Теперь горн не было.

– Тк… Ты дежурил, Алексндр. Рсскжи.

Дежурил действительно отряд Жуков. У нс был пост возле глвного здния, где помещлись спльни, клуб и клдовя. Был чсовой у будки. Но у столовой не было никого. Д, если скзть првду, никто не допускл всерьез, чтоб н нш дом откуд-то извне покусились воры или бндиты.

Король, Рзумов и Плетнев, должно быть, вылезли из окн – Петьк клялся, что в его дежурство они по коридору не проходили. То же утверждли и остльные дежурные. А еще вероятнее, что Король и не поднимлся в спльню, просто свистом вызвл друзей к себе, если только они не ждли его зрнее в условленном месте.

– У, черти! Подлецы, гды! – неслось со всех сторон.

Но я змечл и веселые лиц, кое у кого в глзх плясли злордные огоньки. Иронически улыблся Репин. Еще глубже прежнего здумлись о чем-то своем Коробочкин, Суржик. В третьем отряде црил совершення рстерянность. Приземистый крепыш Володин стоял неподлеку от волейбольной сетки и молч пожимл плечми, словно отвечя н ккой-то ему одному слышный вопрос.

Костик ходил з мною, кк привязнный, и, зглядывя снизу в лицо, повторял:

– А где Король? Он в Ленингрд поехл, д? Он приедет вечером, д?

И совершенно неизвестно было, что ему отвечть.

– Семен Афнсьевич! – услышл я з своей спиной. – А ведь это не Король горн унес!

Жуков стоял, сунув руки в крмны, и серьезно смотрел мне в лицо. Что-то было у него н уме. Я не мог в эту минуту рзобрться, что именно.

– А кто же?

– Не зню. Только не он.

– Д… и я тк думю.

После ужин я зшел в спльню третьего отряд. Тм никто не спл. Все приподнялись н кровтях и посмотрели н меня вопросительно. Я присел н кровть Володин.

– Что, осиротели?

Все зкричли нперебой. И ответ был неожиднный:

– Конечно, жлко, что ушел! А только нм лучше. Он одним криком брл – дескть, я тебе сейчс кк дм… Ну, и все. С ним не очень поспоришь, рук у него тяжеля, двно известно… Рзве у Стеклов тк? А у Жуков поглядите – его никто не боится, порядок!

– Почему вы молчли до сих пор?

– Тк мы что? Мы тк только…

– Почему молчли, спршивю? Бил он вс, что ли?

– Нет, теперь не бил… Это рньше… Но только если поперек пойдешь, он кк встряхнет д к-к дст!

– Знчит, бил?

– Д нет же, Семен Афнсьевич, не бил. Просто возьмет з шиворот и к-к…

Добиться толку я не мог. Снов и снов все хором уверяли, что Король вовсе не дрлся, только «кк схвтит д к-к дст!»

– Кого же вы теперь выберете комндиром?

– Некого! – единодушно ответили они.

– Лдно. Н первое время вшим комндиром буду я. Володин ствлю зместителем. З шиворот хвтть не буду, но порядк потребую. Все ясно?

– Ясно! – крикнул з всех худой, длинношеий Внюшк.

– А теперь спть.

Н душе было черно. Больше всего хотелось зпереться в кбинете и не выходить, но этого я не мог себе позволить. Антон Семенович любил повторять, что нучить воспитывть тк же легко, кк нучить мтемтике, обучить фрезерному или токрному делу. Но ведь это не тк. Вот я – я прошел ткую хорошую школу, я учился у смого Антон Семенович, видел его рботу, помогл ему и см много думл о виденном – и что же? Я оступился срзу же, н первых шгх.

Что з дурцкие опыты! Зчем я не скзл Королю просто: «Оствйся»? Зчем твердил, что он может идти н все четыре стороны, что я не держу его? Почему я был тк уверен, что он остнется? Мльчишк уже пошел по верной дороге – зчем было стлкивть его с пути? Что теперь делть? И что же все-тки случилось с горном? Нет, не мог я поверить, что горн унес Король.

Кк бы тм ни было, день шел своим чередом, и я был вместе с ребятми – рботл с ними, под вечер игрл с Жуковым в шхмты, но ни н минуту не отпускл меня мысль об ушедших. Это был не просто мысль – это был боль. И впервые в жизни я мысленно не соглшлся с Антоном Семеновичем. «Нельзя, – говорил он, – чтобы мы воспитывли детей при помощи нших сердечных мучений, мучений ншей души. Ведь люди же мы. И если во всякой другой специльности можно обойтись без душевных стрдний, то ндо и нм без этого обходиться».

Но могу ли я оствться безучстным к тому, что произошло минувшей ночью? Нет. Могу ли не испытывть боли? Нет. И не только потому мне больно, что Король уже прикипел к моей душе, не только потому, что здесь я чего-то не додумл, не предусмотрел и кляну себя з ошибку. Ведь когд я н второй день своего приход в Березовую поляну см отпустил Нрышкин, я сделл это совершенно сознтельно. Я предвидел, что мне з это попдет от того же Зимин, что дело может кончиться выговором от гороно. Однко я был убежден, что только тк и нужно поступить, что это будет вжно для остльных. Я, может быть, дже не узню Нрышкин, если встречусь с ним н улице, он не успел стть мне дорог, все же, когд он ушел, я знл, для себя знл, что продолжю быть в ответе з него. Может, во всякой другой специльности и можно обойтись без душевной боли, но в ншей?..

19. ПРЯМОЙ РАЗГОВОР

Школ пок был для нших ребят понятием отвлеченным, никк не связнным с их жизнью. Поэтому, ремонтируя прты, доски, учительские столы, ребят вовсе-не здумывлись нд тем, что осенью сми сядут з эти прты и нчнут учиться. Они охотно рботли в мстерской потому, что Алексей Сввич сумел сделть эту рботу увлектельной, и потому, что нряду с ремонтом школьной мебели – знятием, которое смо по себе пок не предствляло для них интерес, – они делли и другие вещи, сулившие им много рдости.

Мстерскя готовил к лету гимнстический городок. Кждый день я блгословлял Зимин, прислвшего к нм Алексея Сввич. Этот человек знл толк в своем деле. Две нклонные лестницы и две горизонтльные, шесты, трпеции – все это ребят сооружли под его руководством.

Н дворе уже было тепло и сухо, и в один прекрсный день мы поствили мчту. Стройную, тонкую сосну очистили от ветвей и коры, клотик сделли объемный: выпилили из фнеры и поместили внутри электрическую лмпочку. Выкрсили мчту в белый цвет, к Первому мя обвили кумчовыми лентми. Флг взлетл нверх быстро и весело, опусклся медленно, торжественно. Теперь мы нчинли и кончли день линейкой, флг поднимл и опускл дежурный комндир. Только вот горн у нс не было, и по-прежнему ребят будил, звл н рботу и ко сну все тот же колокольчик.

Вот врч выслушивет сердце: полные, ровные удры или есть сторонний шум? Тк выслушивл я ежедневно и ежечсно оргнизм детского дом. Удры стновились все ровнее, ритмичнее. Все больше открытых лиц, ответных улыбок. Весь день не покидл ребят Ектерин Ивновн, весь день нпролет – и в мстерской и после рботы – проводил с ними Алексей Сввич. Не уходил к себе до позднего вечер и я. Но кк в семье невольно больше думют о больном ребенке, чем о здоровом, тк я непрестнно думл о троих ушедших. Ездил я в Ленингрд, обошел все рынки, исколесил город вдоль и поперек – никких следов. С той же мыслью ездил в Ленингрд и Алексей Сввич. Но и следов тройки нм не удлось нйти. Он не признлся мне в этом – но, несомненно, с той же целью отпросился в город и Жуков под кким-то пустячным предлогом. Он пропдл весь день, вернувшись, скзл только:

– Зря проездил.

Беспокоил нс отряд Колышкин. От того, кто стоит во глве отряд, звисит очень много: от него звисит нстроение, тон, биение пульс, то, кк отряд встречет кждый свой день.

Когд я поутру входил в спльню первого отряд, я ощущл во всех жуковцх что-то вроде нетерпения: вот еще день пришел – кк мы его проживем, что он принесет нм? Скорей бы! Интересно! В отряде Колышкин я видел глз сонные или сумрчные, глз, которые не хотели встречться с моими.

Однжды после вечерней линейки я скзл:

– Суржик и Колышкин, перед сном зйдите ко мне.

Они пришли, помялись у дверей, неловко сели в ответ н приглшение, и об, словно по комнде, стли внимтельно рзглядывть носки собственных бшмков.

Я нчл рзговор без подходов, в лоб:

– Двйте говорить прямо: вс выбрли комндирми в нсмешку, чтоб не вы комндовли, нд вми стть. Вы, мол, тряпки, что вы можете. Тк ведь?

Об молчли.

– А вы и соглсились: д уж, ккие мы комндиры, куд нм. Неужели у вс нет смолюбия, нет хрктер? Смотрите, кк Стеклов с Жуковым ведут свои отряды! Они и комндиры – они и товрищи. Они слушют, что ребят им говорят, но они и с ребят требуют. А вы? Вы от своих ничего не можете добиться, вши отряды и рботют хуже, и в спльнях у вс порядк меньше. Что же, и дльше тк будет?

Я хотел во что бы то ни стло рсшевелить их. Чтоб они сми скзли, почему у них не идет дело. Но об опять промолчли.

– Выбрть других недолго, – продолжл я. – Но, по-моему, стыдно вм будет. Неужели ты, Суржик, глупее Стеклов?

– Тк у него в отряде кто? У него в отряде одни сопляки, – вдруг скзл Суржик.

И хоть его ответ с точки зрения педгогической не выдерживл никкой критики, он меня обрдовл: это был ответ человек, который здет, который способен почувствовть досду, – словом, ответ живого человек.

– Хочешь, переведем тебя н место Короля? В третьем отряде небольшие ребят, и сейчс они без комндир. Володин еще мл, сколько ему тм, двендцть… Хочешь?

– Не хочу, – не поднимя головы и упорно глядя в пол, пробурчл Суржик.

– Ну, кк же будет дльше?

– Погляжу…

– А ты, Колышкин, что скжешь?

Колышкин тяжко вздохнул и помотл головой:

– Не выйдет у меня…

– Почему?

Он снов тяжело вздохнул и отвернулся. Но я уже знл: если б он мог вырзить вслух то, что мешло и ему и его отряду, он произнес бы одно слово: «Репин».

…Не могу скзть, чтоб у Суржик нзвтр же дело пошло н лд. Нет, этого не случилось. Но что-то в этом вялом, рвнодушном прне шевельнулось, что-то ожило. Чуть потверже стл звучть его голос в рзговоре с ребятми, чуть незвисимее стл он отдвть рпорт. Встречясь с ним глзми, я теперь читл в его взгляде что-то вроде упрямого вызов: «Ты еще узнешь мне цену. Погоди, увидишь, что есть Суржик!» Это не было перерождение. Но что-то произошло, что-то стронулось с мест в этой неподвижной, сонной душе. Вжно было не упустить это, вовремя поддержть, помочь.

С Колышкиным не произошло ровно ничего. Рзве что лицо его стло еще угрюмее, глз еще тусклее, движения еще более вялыми и несклдными. Я понял: с Репиным больше нельзя оствться в прежних отношениях, ндо что-то круто и всерьез перелмывть.

Впрочем, недолгое время спустя он см дл мне повод для рзговор.

20. ПАНИН

В столовой ребят сидели по четыре, иногд по шесть человек з столом. Когд освободились мест Короля, Плетнев и Рзумов, н одно из них посдили Пнин, преньк лет триндцти, угрюмого и неповоротливого, – того смого, что чуть не съел бухнку; жесткие черные волосы его стрнно – козырьком – торчли вперед нд низким лбом. И в первый же день я увидел, что Володин, единственный оствшийся от прежней компнии, подсел пятым к соседнему столу.

– Почему не н своем месте?

– Тк. Мне здесь лучше. Я вот с Пшкой и Петькой буду.

– Глупости! Тут ты только им мешешь и смому неудобно – сидишь н углу. Иди н свое место.

Препирться было нельзя, и Володин нехотя вернулся. Но потом он стл ходить з мной по пятм, умоляя рзрешить ему пересесть н другое место.

– Зчем?

– Ну, Семен Афнсьевич…

– Объясни, почему не хочешь оствться н стром месте, тогд и поговорим.

– Ну, Семен Афнсьевич… Семен Афнсьевич…

Толкового объяснения не последовло – и Володин остлся н прежнем месте. Но он воспользовлся тем, что в столовую мы не ходили строем (просто было определено: звтрк от семи тридцти до восьми, обед – от чсу до двух и т. д.), и изворчивлся кк мог. Он прибегл порньше, ухитрялся с молниеносной быстротой проглотить все, что полглось, и уходил прежде, чем Пнин появлялся в столовой.

Пнин проходил в столовую боком, не поднимя глз, ел, уствившись в трелку. Я видел, что его сторонятся, не сдятся рядом, дже кровть его в спльне стоял н отшибе. Почему?

Думть, что ребят оттолкнул от него история с бухнкой, я не мог – ткя щепетильность кк будто не был им свойственн. Нет тут другое. Но что?

В тот день мы с Алексеем Сввичем вернулись из Ленингрд, куд нкнуне пришлое отпрвиться обоим, уже после утреннего обход и поспели прямо к линейке. Без нс рпорты по спльням принял Жуков.

Кк всегд после отлучки, дже смой короткой, я приглядывлся ко всем особенно пристльно, и мне покзлось, что есть перемен в ребятх. Неуловимя, едв зметня. Я не мог бы скзть, в чем он, знл только: перемен эт тревожня. Этому зннию нучить не может ни одн книг, этому учит только опыт.

Во время звтрк я увидел, что Пнин нет в столовой. Н мой вопрос дежурный отвечл что-то невнятное. Я поднялся в спльню и ншел Пнин жестоко избитым. Он не мог поднять голову, все лицо, все тело было в синякх.

– З что били?

Он прикрыл глз и не ответил. Я знл, что спршивть бесполезно: ни он и никто другой мне этого не скжет. Не скжут ни недине, ни прямо, открыто, н общем собрнии.

Я вышел из спльни, спустился в столовую и отыскл глзми Петьку:

– Созывй собрние.

Он умчлся, и вскоре по всему двору рзнеслсь высокя трель колокольчик.

Ребят выстроились н линейке, комндиры – н првом флнге своих отрядов. Что и говорить, это уже не т грязня, бестолковя толп, которую я ншел здесь, когд приехл. Но кк это длеко от того, что оствил я в Хрькове, кк длеко от того, что хотелось увидеть! И дже не во внешности дело. Вот они стоят привычно прямо, чисто одетые, умытые, готовые отпрвиться н рботу. Но нверху лежит их товрищ, избитый в кровь. Все они знют об этом – и ни у кого, дже у смых лучших, не хвтит духу скзть прямо и открыто, что произошло.

– Я не хочу сейчс знть, что сделл Пнин, – скзл я. – Что бы он ни сделл, вы не имели прв избивть его. Я уже не первый рз вижу: вы трусы. Вы ничего не делете открыто, по-честному. Вы кур крдете в мскх. Вы избивете товрищ ночью, нкидыветесь н одного целой толпой.

– Он нм не товрищ! – крикнул кто-то.

– У Пнин нет другой семьи. Его семья – вы. Один он пропдет. И кулком вы его ничему не нучите. Дежурный комндир Жуков! Дв шг вперед!

Жуков вышел.

– Сегодня ты поднял флг. И ты скзл: ночь прошл спокойно, все в порядке. Почему ты солгл?

Жуков зкусил губу, брови его сошлись, н скулх выступили дв ярких пятн. Он смотрел мне прямо в глз и молчл. Он был моей опорой, моим лучшим помощником, душой своего отряд. Но делть было нечего, не нкзть его я не мог.

– Освобождю тебя от дежурств и лишю прв дежурить н месяц. Комндир Суржик! Прими дежурство.

Суржик вышел к мчте. Жуков снял с рукв крсную повязку и подл ему. Суржик ндел повязку и скзл, кк двно уже было зведено у нс:

– Дежурство принял комндир пятого отряд Суржик!

Лицо его побледнело, лоб нпряженно, стрдльчески морщился. Впервые при тких обстоятельствх он сменял лучшего ншего комндир.

Этот случй дл мне возможность по-новому оценить Жуков. Его отряд был потрясен и возмущен до предел. Пострдть из-з кого? Из-з смого последнего, смого презиремого прня во всем доме! И кто пострдл! Жуков, первый комндир, Жуков, которого слушлись охотно и без откз! Они просто не могли примириться с ткой неспрведливостью. Но см Сня вел себя тк, словно ничуть не уязвлен, словно ничего не случилось. Он по-прежнему прямо встречл мой взгляд, все тк же увлеченно рботл, тк же ровен был со своими ребятми. И только словно появилсь в нем ккя-то новя мысль, мешвшя ему быть совсем прежним, мльчишески беззботным. Перед ним встл здч посложней тех, с ккими ему приходилось стлкивться прежде, и я чувствовл – он сейчс про себя рзбирется в том, что же ткое истиння спрведливость.

А для меня, в сущности, все остлось нерешенным. Неизвестно было, почему избит Пнин и почему все его сторонятся. Конечно, у меня были н этот счет свои догдки и предположения, но н основнии догдок я действовть не мог. Ндо было все выяснить точно, и кк можно скорее. Помогло мне дня через дв совсем незнчительное обстоятельство.

– Почему это у тебя крмны оттопырены?

Петьк смотрит н меня снизу вверх:

– Тм… губня грмошк… и еще крндш. Крсный с синим. И еще… мячик… А еще…

– Поди положи в тумбочку. Нечего крмны оттягивть.

– Нет, Семен Афнсьевич, в крмне лучше, – говорит Петьк просительно. – Вот если бы к тумбочкм ключи сделть…

– Зчем ключи? У тебя пропдют вещи?

– Д нет… – Петьк густо крснеет и беспомощно оглядывется.

Я прошел по спльням. Д, здесь новости. К одной тумбочке привинчены кольц и висит змок. У другой дверц зперт н здвижку, и нендежный этот зпор хитро перевит бечевкой. Едв ли это обеспечивет безопсность, но, во всяком случе, зтрудняет здчу тому, кто зхотел бы проникнуть внутрь.

– Зйди ко мне, – скзл я Пнину.

Едв он переступил порог, я спросил:

– У своих воруешь?

Он молчл. Он немного побледнел з эти дни, и н щеке еще виднелся синяк. Я смотрел н его упрямо опущенную голову и думл: д, конечно, сомневться больше нельзя. К ткому нкзнию ребят прибегют лишь в очень редких случях, и один из них – воровство у товрищей, у своих.

Я сделл Пнин чем-то вроде своего дъютнт: все время, свободное от рботы в мстерской и от еды, он был при мне неотлучно, я не отпускл его от себя ни н минуту. Слово убеждения до него не доходило. Им влдел привычк, въевшяся, кк болезнь; он не излечивлсь дже смым сильным и жестоким лекрством – презрением. Все ребят в доме, от Жуков до мленького Лени Петров, презирли Пнин. Иные и сми были нечисты н руку. Я всегд отпускл их в город со стесненным сердцем: кто знет, кк они будут вести себя, если увидят что-нибудь, что плохо лежит? Но они свято верили, что их промысел ничего общего не имеет с поведением Пнин. Этот воровл у товрищей. Он не пренебрегл ничем, брл все, что попдло под руку, рвнодушно молчл, если это обнруживли, и совершенно примирился с отврщением, которое он внушл всем ребятм. «И не совестно тебе?» – смысл этих слов попросту не доходил до него.

Это был именно тот случй, когд слово – пусть смое сердечное, смое проникновенное – бессильно. С Пниным нечего было рзговривть, смешно и нелепо – убеждть и стыдить. Его мысли, его руки ндо было знять чем-то другим. Пусть это не поглощет его. Но я хотел создть для него новый круговорот дня, новые привычки и обязнности. Если мне ндо было пилить, я пилил в пре с ним. Если ндо было послть кого-либо с поручением к Алексею Сввичу, Ектерине Ивновне или Гле, я посылл Пнин и требовл, чтобы он немедленно вернулся с ответом.

Кк-то невзнчй я подсел к нему в столовой и пообедл вместе с ним. К вечеру я поручл ему отвести Костик и Лену домой. Он оствлся ко всему рвнодушен, все делл нехотя, через пень-колоду. Мне было бы куд приятнее и удобнее, кк прежде, иметь «порученцем» Петьку – этот оборчивлся мгновенно и рпортовл об исполнении, глядя мне в лицо блестящими глзми: вот, мол, смотри, ккой я быстрый и точный! Н Петьку в тких случях весело было смотреть. Он очень нпоминл мне Бегунк, ншего связист в коммуне: т же рсторопность, веселое оживление, неуемное любопытство и стрние не покзть его. Ткой же был и Синенький в колонии имени Горького. Или это племя ткое особое – горнисты и связисты, вездесущие, быстрые, кк ртуть, востроглзые мльчишки?

Но суть был не в моем удовольствии или удобстве: я решил не спускть с Пнин глз, чего бы мне это ни стоило.

Н совете детского дом я скзл:

– Думю, ндо перевести Пнин от Колышкин. Кто бы взял его к себе в отряд?

Все молчли.

– Жуков, ты?

– Я бы взял, Семен Афнсьевич, – ребят не соглсятся.

– Поговори с ними, – скзл Алексей Сввич. – Объясни: ведь человек пропдет.

– Ккой он человек! – возрзил Стеклов.

И тут Жуков взорвло:

– А Репин человек? Он Пнин ногми пинет, см он кто?

– Он у своих не возьмет.

– Зто у чужих берет, д кк! Берет, приносит в детдом, своим рздет и этим всех держит. Что, Колышкин, непрвду я говорю? Не купил он вс всех? И черт с тобой, отдвй нм Пнин. Я своим скжу, вось поймут.

Эт переплк, во время которой ребят искренне збыли и об Алексее Сввиче, и об Ектерине Ивновне, и обо мне, подтвердил то, о чем мы двно догдывлись.

Репин всегд возврщлся из отлучки с крмнми, полными дорогих конфет. Н шее у него неизменно был повязн хороший шелковый шрф, из нгрудного крмн виднелся кончик белого чистого плтк.

Однжды он протянул Костику шоколдную бомбу в блестящей серебряной бумге. Это было при Гле. Он нхмурилсь и резко скзл:

– Возьми нзд!

Репин вспыхнул:

– Почему? Король всегд двл Костику схр.

– Это совсем другое дело, – твердо скзл Гля, глядя ему в глз.

Репин молч отвернулся и отошел. Костик проводил его горестным взглядом, потом с укоризной посмотрел н мть.

– Не бери у него ничего, – скзл он.

– А почему?

– Я не велю.

21. «У ВАС НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ»

И вот вскоре после того, кк я вызывл к себе Колышкин и Суржик, Репин см пришел ко мне.

Хорошо помню тот вечер. Я н минуту подошел к окну. Н дворе сквозь бурую, прошлогоднюю трву упрямо лезли вверх острые ярко-зеленые иглы. Нд дльним крем ншей поляны рзливлся зкт, и весь воздух был густо-розовый, и у мухи, ошлело толквшейся в стекло передо мною и не понимвшей, что же это не пускет ее в змнчивый и вольный мир, крылья тоже были розовые.

Я думл о том, кк все стновится иным, когд рботешь см, пускй дже с ткими помощникми, кк Алексей Сввич и Ектерин Ивновн. Д, я и прежде знл, кк трудно бывло Антону Семеновичу. Но одно дело – знть, и совсем другое – чувствовть н себе смом, кждый день, кждую минуту, Ты отвечешь з восемьдесят детских жизней, отвечешь своей жизнью. Они устли от своей смостоятельности, инче говоря – от безндзорности и беспомощности, от необходимости смим зботиться о себе. Они охотно пошли тебе нвстречу, вместе с тобой стли устривть свое существовние по-новому. Окзлось: если весь день знят, не тянет к кртм. Нет крт и зртной игры – незчем воровть. Что-то очень вжное произошло, что-то сдвинулось с мертвой точки – и все-тки тревог не оствлял меня. Были ребят, о которых я думл день и ночь с нпряжением почти болезненным. Я не мог збыть о Короле, о Плетневе и Рзумове. Меня точил мысль о Глебове, Коршунове, Пнине и Репине.

Глебов нчл лдить со Стекловым, но мог сорвться кждую минуту. Коршунов притих, реже рздвлся его истерический крик, но я знл, что это пок еще нендежное, хрупкое спокойствие. Хмурое лицо Пнин стояло передо мной неотступно. Но этих троих ребят рскусили. Кривляния Коршунов, лень и вздорность Глебов были оценены безжлостно и осмеивлись н кждом шгу. Мне иногд кзлось: может быть, дже хорошо, что есть ткой Глебов, ткой Коршунов – ткие рзительные случи вздорности, лени, нпускной припдочности. Ведь они вызывют общее осуждение и нсмешку, вызывют, если угодно, обртную рекцию: иной и полодырничл бы и побузил, д стыдно – чуть нчни, и скжут: «Вон еще один Глебов ншелся!» А Репин – Репин не двл опрвиться многим ребятм, он мешл целому коллективу. Отряд Колышкин был кк досдня болячк, кк невпрвленный вывих в крепнущем понемногу теле ншего дом. Репин порой нпоминл мне Игоря Чернявин – был ткой у нс в коммуне Дзержинского. Сходство это было внешнее, не по существу: ироническя усмешк, умение вствить острое словцо. Но Игорь никогд не стрлся рнить словом, он был доброжелтелен, любил товрищей. А этого рзъедли непомерное смолюбие и эгоизм.

Среди этих рзмышлений меня и зстл Репин.

– Вм письмо, Семен Афнсьевич, – скзл он, положил н стол небольшой белый конверт и вышел.

Я повертел в рукх конверт – ни дрес, ни почтового штмп, ничего. Рспечтл. Внутри окзлся листок, н нем вот что:

 25 19,13 19,2,5,13,10,13,19 11,8,23,9,8 3,11,13,18,40 8,18,12,2,7,2,12,40,18,25 25 18,1, 8,10,8 21,14,11,21 21,14,11,21,12 17 5,19,8,9,17,13 11,10,21,9,17,13 25 11,2,7,19,8 4,50 21,20,13,23 19,8 5,19,13 4,50,23,8 17,19,12,13,10,13,18,19,8 19,2,4,23,27,11,2,12,40 3,2 7,2,5,17 15,10,2,7,11,2 7,50 5,19,8,9,8,9,8 11,8,4,17,23,17,18,40 19,8 7,18,13 10,2,7,19,8 21 7,2,18 19,17,24,13,9,8 19,13 7,50,14,11,13,12 24,13,23,8,7,13,1 15,10,13,6,11,13 7,18,13,9,8 16,13,19,17,12 18,7,8,4,8,11,21 18,7,8,4,8,11,2 11,23,25 19,13,9,8 9,23,2,7,19,8,13 7,50 22,8,12,17,12,13 18,11,13,23,2,12,40 7,18,13 15,8 11,10,21,9,8,5,21 19,8 21 7,2,18 19,17,24,13,9,8 19,13 7,50,14,11,13,12.

И тут я – не в первый уже рз – вспомнил одно недвнее происшествие.

Зседл совет детского дом. Неожиднно в дверь постучли, и н пороге появился Репин.

– Семен Афнсьевич, – скзл он, по обыкновению, спокойно и незвисимо, – мне нужно звтр быть в городе. Рзрешите мне…

Я не успел ни обдумть его просьбу, ни спросить, зчем ему пондобилось отлучиться в город.

– Семен Афнсьевич, – зявил Стеклов, всей лдонью утиря лоб, – тм вы ему после рзрешите или не рзрешите, сейчс пускй он ведет протокол. Я уж зпрился. А он у нс хорошо грмотный.

– Првильно. Сдись, Репин, – скзл я кк ни в чем не бывло. – Сдись и пиши.

Репин никогд не удивляется – должно быть, считет, что это ниже его достоинств. Не удивился и н этот рз – подсел к столу, уверенным, без грубости, жестом отодвинул Стеклов, недостточно быстро уступившего ему место, и стл писть.

Когд совет кончился и ребят рзошлись, Ектерин Ивновн стл перелистывть лежщий н столе протокол, и я увидел, что брови ее поднимются все выше. «Ошибок нсжли, видно, грмотеи», – мельком подумл я, с нслждением зкуривя.

– Д-д-, – скзл Ектерин Ивновн. – Д-, – повторил он и протянул тетрдку Алексею Сввичу.

Он посмотрел – и у него тоже высоко всползли седеющие лохмтые брови.

– Гм!.. – произнес он. – Гм!..

– Д что тм?

Я взял у него из рук тетрдь и прочел: «Богдщоричи: беврый одвят тефувид бо гдочорой, рдовой бо трову, дведий бо чегдщике…»

Почти весь протокол, кроме первых двух стрниц, коряво исчеркнных рукой Стеклов, состоял из этой трбрщины.

– Что же это, нсмешк? Издевтельство? Что все это знчит? – рстерянно спросил Ектерин Ивновн.

– Это не просто нбор букв, – скзл Алексей Сввич. – Тут есть ккя-то систем. И писл он быстро.

Алексей Сввич поднес лист поближе к глзм, подумл минуту и продолжл:

– Д, тут есть логик. Постойте… Беврый одвят… беврый одвят… д это же первый отряд! Тк… тефувид – дежурит. Понимете, он оствил глсные, остльной лфвит рзделил пополм и поменял соглсные местми: вместо п – б, вместо в – р и ноборот…

Н другой день Андрей посмотрел н меня при встрече с луквым торжеством – и не смог скрыть рзочровние, когд я ни словом не обмолвился о происшедшем. Он снов и снов попдлся у меня н дороге и нконец не вытерпел:

– Семен Афнсьевич, кк мой протокол?

– Ничего, довольно грмотно нписно.

– А… вы рзобрли?

Я пожл плечми:

– Что ж тм рзбирть? Рзве это шифр! Его и млый ребенок рзберет.

Репин покрснел до корней волос тем жрким, до слез, румянцем, который бывет только от стыд, от сознния, что всем вокруг и тебе смому ясно, до чего ты глуп.

Он был очень рзочровн тогд тем, что его шифр тк быстро рзгдли. Сейчс он, видимо, решил здть мне здчу посложнее. Я чуть было не постучл к Алексею Сввичу, но потом решил не беспокоить его. Неужели же я не прочту того, что здесь нписл этот мльчишк? И я сел з совсем новую для меня рботу – рзгдывть шифр.

Когд я снов глянул в окно, солнце погсло и стекл стли голубыми; в следующий рз я увидел их темно-синими, потом к окну вплотную подступил ночня тьм, я все сидел нд проклятой бумжонкой. Мне и смешно было, и злился я н себя. Что з ребячество! Почему я должен непременно прочесть письмо? Не проще ли скзть мльчишке, что он глупый позер, «вообржл», кк говорили нши девочки в коммуне имени Дзержинского, когд кто-нибудь нчинл здирть нос? Уж, конечно, я скжу ему это. Но прежде нйду ключ.

Кждя цифр ознчет букву, это ясно. Некоторые цифры попдются чсто, во второй строке в длинном слове дже по дв 18, 12 и 2; есть совсем интересное слово, где чередуются три восьмерки и две девятки. Но что это ткое? Тртт? Похоже, но бессмысленно. Д и не выходит – тогд первой тоже должн стоять 9, тут стоит 5.

Попробую подсчитть, сколько рз ккя цифр встречется.

Подсчитл. Получились длинные двойные колонки цифр. Окзлось, некоторых цифр совсем мло: нпример, 25 встречется пять рз, 24 – три рз, 20, 16 и 6 – только по рзу. А вот двойк встречется в шифровке 16 рз, цифр 19 – 21 рз, восьмерк дже 30 рз. Ясно, что это ккие-то особенно употребительные буквы. А ккие буквы чще всего встречются в русском языке? Никогд прежде нд этим не здумывлся. Но не «щ» же, к примеру! Может быть, «о» или «»? Или ккое-нибудь «т»? Но которя цифр что ознчет?

Попробую с другого конц. Шифровк нчинется с одной отдельной цифры: 25, и еще двжды он стоит отдельно, один рз – в конце слов. Отдельно встречется еще цифр 21 – дв рз и 17 – один рз. Трижды встречется сочетние 19, 13, трижды – 19, 8, есть 5, 19, 13, есть 7, 18, 13. Ккие у нс есть короткие слов в одну, две, три буквы? Прежде всего, конечно, союзы, чстицы, предлоги: с, в, к, и, д, нет, что, кк… Но в слове «кк» цифры должны чередовться по принципу: 1, 2, 1, в шифровке ткого нет…

И тут меня осенило: конечно же, письмо нчинется с «Я». Может быть, дже три фрзы нчинются с «я», тм, где 25 стоит н конце слов, – это, пожлуй, глгол, вроде «нчинются». Д, но больше этого 25 нигде нет. Мло мне помогет мое открытие. «Я… я…» Что «я»? Может быть, «я не»? Чего-нибудь он не желет, с чем-нибудь не соглшется – уж нверно он не стл бы шифром поддкивть мне. Попробуем! Подствим всюду вместо 19 – «н», вместо 13 – «е», поглядим, что получится… Вот, к примеру, «5, н, е» – что это з пятерк? Ккое-нибудь «сне», «дне»? А может, «мне»? Ясно, «мне»! А 19, 8 – это «ни», или «ну», или «но»! Ну, теперь держись, Семен! Терпение!

К полуночи письмо Андрея Репин лежло передо мной:

«Я не нмерен долго здесь оствться. Я скоро уйду, уйдут и многие другие. Я двно бы ушел, но мне было интересно нблюдть з вми. Првд, вы многого добились, но все рвно у вс ничего не выйдет. Человек прежде всего ценит свободу, свобод для него глвное. Вы хотите сделть все по-другому, но у вс ничего не выйдет».

22. ЗНАЧИТ, ОН ЖИВ

Утром, после того кк подняли флг, я велел Репину зйти ко мне. Ребят, словно по комнде, обернулись в его сторону – любопытство, пожлуй, и злордство было в их взглядх. Он приподнял брови, слегк пожл плечми и своей легкой, уверенной походкой нпрвился к моему кбинету. Я пошел туд не срзу – пускй посидит, подумет, погдет о том, что его ждет.

Но у мльчишки был большой зпс смоуверенности. Войдя в кбинет, я увидел его сидящим н дивне в смой рзвязной позе – ног н ногу. Он привстл, кк ни в чем не бывло улыбнулся мне и по-прежнему свободно уселся.

Я сел з стол, отыскл в ппке вчершнюю шифровку и протянул ему.

– Послушй, – скзл я, – у меня к тебе покорнейшя просьб. Если хочешь что-либо скзть мне, скжи просто, по-человечески, кк делют все. Что з глупя мнер писть шифровнные письм?

Он опять улыбнулся:

– Я думл, вы прочтете его с ткой же легкостью, кк протокол.

– Я и прочел. Имел удовольствие узнть твою точку зрения н мою рботу. Меня он не удивляет. Я с смого нчл видел, что ты смотришь н все свысок, себя считешь свободной и гордой личностью. Могу я здть тебе один вопрос?

– Пожлуйст.

Ему очень нрвился нш рзговор – рзговор рвных. Я был сдержн и любезен, кк дипломт, – он отвечл тем же, явно польщенный, и уже с трудом скрывл смодовольство, все очевиднее проступвшее в его улыбке. Может быть, он готовился к тому, что в первую минуту я встречу его ккой-нибудь гневной вспышкой, но теперь – нет, теперь он уже не ждл ничего плохого.

– Скжи, твои родители живы? – спросил я.

– Д. Мой отец – профессор-лесовод. Я единственный сын. Но я не стл жить дом. Моя мть всегд говорил, что он из-з меня сострилсь. Он, собственно, еще молодя, но совсем поседел. Ее в смом деле огорчет моя судьб. Но, видите ли, я не могу от этого откзться.

– От чего «от этого»?

Он пожл плечми и улыбнулся вызывюще и кокетливо. Я скзл по-прежнему вежливо и спокойно:

– Тк вот, Репин, не хочешь ли и ты выслушть мое мнение о тебе?

– С удовольствием…

– Ты хуже Пнин.

Репин вскочил. Любопытство, прочел ли я письмо и что сделю в ответ, интерес к необычному рзговору, смоуверенность, желние порисовться – все отхлынуло, все померкло перед оскорблением, которое я ему ннес.

Он тк уверенно ствил себя нд всеми, он был убежден, что я в нем вижу почти рвного по силе противник, едв ли не взрослого, увжю в нем смелого и умного врг. А я поствил его ниже смого ничтожного и презиремого существ в Березовой поляне – ниже Пнин, которого дже Петьк не считл человеком!

Сдвленным, неузнвемым голосом он выкрикнул:

– Я не Пнин!

Словно не слыш его, я продолжл:

– Если ворует Пнин, я понимю: он темный прень, он не знет лучшей жизни и пок не в состоянии понять ее. А ты – я ведь вижу, – ты грмотен, много читл, ты, изволите ли видеть, сочиняешь шифровнные письм и все время любуешься собой: «Ах, ккой я умный, ккой незвисимый, кк у меня все крсиво получется!» А получется у тебя грязно и подло.

– Я не кк Пнин… Я никогд ничего не брл у своих… Зчем вы тк говорите?..

Это был уже не довод в споре, не слово убеждения – он сбивлся, путлся, не зня, кк же ему теперь снов подняться, когд его тк неожиднно и тк жестоко сбили с ног.

– Прежде всего я не понимю, что это знчит «свои», «не свои», – оборвл я. – Почему живущие у нс в доме – свои, те, кто з огрдой, – чужие? Для меня все у нс в стрне – свои. Для меня любое воровство – воровство, инче говоря – гнусность и подлость.

– Я никогд ничего не трчу н одного себя… Я рздю ребятм… – Он еле говорил, у него стучли зубы.

– Ты и рздешь не бескорыстно. Ты этим покупешь ребят, чтоб держть их в рукх. Вот Жуков любят, Сергея Стеклов любят з них смих. Они никого не покупют. А у тебя з душой ничего нет. У тебя и души нет, ты бездушный, тебе нечем привлечь людей, ты одних обирешь, других покупешь. Но ты, нверно, и см зметил – все труднее стновится покупть ребят, ? У них появляются другие мысли, другие желния, в них просыпется чувство собственного достоинств. Около тебя пок еще остются смые темные. Слву думешь купить? Любовь окружющих? Отврщение и проклятие лучишь – и ничего больше! Укрсть три рубля у струхи – ккя это слв?

Я все-тки рзозлился, и это помогло ему опрвиться немного.

– Почему три рубля? Я могу в день приобрести десять тысяч!

– Приобрести! Огрбить кссир? Сделть несчстной целую семью? Нет, ты прзит, червяк. Ты мелкий бхвл, вот и все, Я двным-двно понял это. Понять нетрудно, стоит только посмотреть н тебя. Подумть только, чем ты хвстешь – что из-з тебя мть сострилсь! Ты словечк в простоте не скжешь. Ты дже не в состоянии нписть человеческое письмо – непременно сочиняешь шифр. Вокруг тебя люди из грязи подняли восемьдесят ребят, стрются создть им человеческую жизнь, ты поглядывешь со стороны, поплевывешь, посмеивешься, чем ты гордишься?

Он кусл губы, по щекм его текли слезы – слезы злости и унижения. Он не мог повернуться и уйти, потому что з дверью кбинет его увидели бы ребят, он не смел покзться им в слезх. Но и слушть он больше не мог.

– Сдись, – скзл я. – Слезы утри, высморкйся.

– Я сегодня же уйду отсюд!

– Тк я и знл. Ты слбый, ты не можешь дже выслушть првду о себе. Ты привык, чтоб все тобой восхищлись и врли тебе.

– Непрвд! Все, что вы скзли, непрвд! Я не Пнин!

– Я и не скзл, что ты Пнин. Я скзл: ты хуже Пнин. И знй: если ты уйдешь, я буду презирть тебя еще больше. Ты мне выскзл свое мнение обо мне – что я все делю зря. Я с этим не соглсен, но я выслушл тебя. Будь и ты мужчиной. Умей слушть, когд тебе говорят првду в глз.

Постучли. Я подошел к двери – з нею стоял Коршунов. Ему очень хотелось зйти или хоть одним глзом взглянуть, что делется в кбинете.

– Семен Афнсьевич, – промямлил он, – что я вс хотел спросить…

– Д?

– Тм Ектерин Ивновн говорит…

– Что говорит?

Он вытягивл шею, зглядывя через мое плечо, и дже приподнялся было н носкх.

– Ты, я вижу, не придумл, зчем я тебе нужен. Вспомнишь – придешь еще рз.

И я зхлопнул дверь перед его носом. Услышв, что я вернулся, Репин, рстрепнный, крсный, встл с дивн.

– Я не могу выйти отсюд в тком виде, – скзл он сквозь зубы.

– Посиди еще. Вот тебе книг, почитй.

Он взял книгу и зтих. Он не читл, конечно, – я не слышл, чтоб он хоть рз перевернул стрницу. Изредк, поднимя глз от рботы, я взглядывл н него. Он был н себя не похож, он словно слинял. Куд девлсь его беспечня, уверення оснк, его улыбк? Он сидел бледный, зкусив губу.

Дверь тихонько приоткрылсь. Н пороге появился Костик и круглыми глзми уствился н Андрея.

– Ты зчем пришел?

– Колышкин говорит: погляди, чего тм Андрей делет. А он читет…

Я взял Костик з руку и вывел вон.

…Репин больше не подходил ко мне в тот день. Но все время я чувствовл н себе его взгляд – сосредоточенный, вопрошющий. Что ж, хорошо. Пусть снов и снов обдумывет нш утренний рзговор. Это нчло. Если мое презрение здело его – это хорошо. Знчит, он жив.

Поздно вечером, когд ребят улеглись, я долго бродил по прку, вдыхл влжный, свежий зпх земли, молодой листвы, рстущих трв и думл, думл. Вот передо мною двое – Пнин и Репин. Об воры. Один ненвистен всем ребятм в доме – от смого мленького до смого стршего. К другому относятся с увжением, им дже восхищются. Пнин ворует по мелочм, у всех и кждого, он угрюм, необщителен. Репин удчлив: он всякий рз приносит из город полные крмны конфет и денег. Он очень хорош внешне. Он относится к товрищм снисходительно, покровительственно, любит порзить их, порисовться перед ними. Н Пнин ничто не действует – ни слово, ни всеобщее презрение. Репин не привык к презрению – оно удрило его, кк кнутом.

…Что было смым глвным, смым подкупющим в Антоне Семеновиче? Он умел пробуждть человеческое в человеке. Он удивительно умел и увидеть это человеческое и призвть его к жизни.

Прнем шестндцти лет я попл в полтвскую тюрьму, где и сидел, ожидя решения своей учсти, когд меня вдруг вызвли к нчльнику тюрьмы. Я вошел и остновился у порог. Кроме нчльник, в комнте был незнкомый человек в потертой шинели, с бшлыком н плечх. Об посмотрели н меня – нчльник холодно щурился, глз другого я не мог рзглядеть з поблескивющими стеклми пенсне.

– Фмилия, имя, отчество? – спросил нчльник.

– Рзрешите мне, товрищ, – перебил его незнкомец. – Тк это ты и есть Семен? Двй познкомимся. Я Антон, отец мой был тебе тезкой.

– Стло быть, вы Антон Семенович?

– Совершенно верно. Охочусь вот з ткими молодцми, кк ты. Кто в тюрьмх отсиживется, кто н улице дурк вляет – что это з жизнь? Короче говоря – поедешь со мной?

– Я бы поехл, только кто ж меня из тюрьмы отпустит?

– Это уж мое дело. Знчит, договорились? Ты, пожлуйст, выйди н минуту.

Я вышел. Через добрый десяток лет я узнл, что Антон Семенович, получя меня из тюрьмы с рук н руки, двл рсписку с печтью – и считл, что этой процедуры, унизительной для меня, я видеть не должен.

И вот мы с ним вышли из ворот тюрьмы.

– Сейчс пойдем н бзу, Семен, тм кое-что получим, погрузим и двинемся домой. Конем првить можешь?

– Могу.

– Я, брт, змучился: не конь – бед, и, кк нзло, через кждые полверсты рспрягется.

Н продбзе Антон Семенович вручил мне ордер н хлеб, пшено, леденцы и жир – получй! – см куд-то скрылся. Я все получил, уложил и, стоя у нгруженных сней, рзмышлял: кк же тк? кто он? куд мы поедем? что з чудк – прямо из тюрьмы збрл, рспоряжется, кк дом, доверил получить столько добр…

– Получил? Вот и хорошо! А то смому пришлось бы возиться. А я до смерти не люблю весов и весовщиков этих – ндувют они меня. Ну, зпрягй.

Что ткое со мной сделлось? К тому времени я уже привык, чтоб люди слушлись меня, тут скжи он: «См впрягйся и тяни эти смые сни», – впрягся бы.

Поехли мы по большому шляху Полтв—Хрьков. Мороз пробирл нсквозь, кругом снежное поле, ветер.

– Змерз, Семен?

– Нет.

– Возьми вот бшлык, нтяни н голову.

– Тк я ж не змерз.

– Возьми. Отогреешь уши – отдшь мне, тк и будем выручть друг друг.

И Антон Семенович нкинул н меня свой бшлык. И кким теплым покзлся мне этот ветхий бшлычок!

Немного погодя он скзл:

– Ну кк, отогрелись уши? Дй, брт, теперь мне, то кк бы я свои совсем не потерял.

Я поспешно снял бшлык и передл его Антону Семеновичу. Только всего и было в тот вечер. Но это было очень много!

Тут же вспомнился мне и другой вечер, оствивший в моей душе ткой же глубокий, ткой же неизглдимый след.

Однжды я встретил его во дворе ночью, уже после отбоя. Я всегд рдовлся, когд зствл его одного. Словом, скзнным с глзу н глз, я особенно дорожил – мне кзлось, что оно приндлежит только мне, мне одному.

– Почему не спите, Антон Семенович? – спросил я, ндеясь, что он хоть нендолго здержится и мы перекинемся несколькими словми.

Антон Семенович кк-то передернуло, и он скзл с усилием:

– Оствь меня в покое. Ты ткой же зверь… нет, хуже – ткое же животное, кк и все те…

– Антон Семенович! Д что с вми? Что случилось?

– Я вм отдл все, что есть в человеке лучшего, – молодость, рзум, совесть, честь. Я думл, вы люди, вы стдо, орв хитрых мошенников!

– Антон Семенович, д что же случилось?

– Ты не знешь, что случилось? Не прикидывйся дурнем, хвтит! Ни одному из вс не верю! Вы не только меня рстскивете н куски – вы друг друг пожирете. Ты не знешь, что происходит в спльне? И ты хуже других: ты не игрешь, знешь и, кк трус, молчишь.

Он повернулся и ушел, я стоял, кк громом порженный. Потом кинулся в спльню. Тм едв теплился свет змскировнной лмпочки. Н кровти Бурун сидели в одном белье четверо пцнов. Сидели они ткие пришибленные, покорные и жлкими и отчянными глзми смотрели н Бурун, который невозмутимо тсовл крты.

– Хвтит игрть! – крикнул я с порог.

– Антон? – нсторожился Бурун.

– Не Антон – я. Хвтит!

– Ого!

– Жевелий, Гуд и все вы – спть!

– Д ты что, Семен? Смотри ты, блгородный ншелся!

– Прекрти игру! Что выигрл – хлопцм. Не имеем мы прв измывться нд Антоном!

– А я что – с ним игрю? Ему-то что. Или ты к нему в двокты зпислся?

– Еще рз говорю: прекрти!

– Д иди ты… – нчл Бурун – и не договорил. Лицо у меня, что ли, было уж очень бешеное, только он поперхнулся и скзл угрюмо: – Лдно… кончили…

Нет, человек чувствует доверие не только в теплом, душевном рзговоре – чувствует и в гневе, в резком, беспощдном слове. Гнев Антон Семенович, его презрение всегд были тк искренни и человечны, что пробуждли смое зветное, смое человеческое и в нс. Дже смые ленивые и тупые понимл сколько же сердц ндо ншему воспиттелю, сколько он тртит н нс, сколько себя отдет – для чего? Только для того, чтобы мы стли людьми и жили кк люди.

23. ПИОНЕРЫ

Мы обедли, когд в столовую ворвлся зпыхвшийся Суржик. Его обычно рвнодушное и змкнутое лицо пылло румянцем, глз… может, мы в первый рз и увидели, что есть у Суржик глз: всегд сонно прикрытые тяжелыми векми, они сейчс готовы были выскочить – и окзлось что они живые, беспокойные.

– Семен Афнсьевич! – выговорил он, с трудом переводя дыхние. – Тм из Ленингрд… к нм… ккие-то…

Ребят привстли, кое-кто уже побросл ложки, мленький Стеклов вскочил.

– Пвлушк, ты что, рзве кончил уже! Не кончил, тк сиди! – услышл я выходя.

Отряд Жуков дежурил по столовой, рзве Сня позволит выйти, не дохлебв суп, не доев кши, – вот тк просто выскочить из-з стол!

Суржик широко шгл рядом со мной, зглядывя мне в лицо и возбужденно повторял:

– «Доложи, говорят, зведующему. Ты, говорят, видно, дежурный, тк доложи зведующему…»

– Д кто? Кто приехл?

Но тут до меня донеслсь сухя дробь брбн. От клитки нвстречу нм строем по двое мршировли пионеры – человек десять, все в форме и с глстукми. Высокий пренек в юнгштурмовке шел по левую руку. Срзу видно было, что он очень доволен всем – и четкой брбнной дробью, и выпрвкой своего мленького отряд, и слвным, солнечным днем.

– Стой!.. Рз-дв!

– Ах, кбы горн!.. – с отчянием прошептл Суржик.

– Вы зведующий? – спросил вожтый.

– Я.

– Здрвствуйте. Мы делегция от ленингрдских пионеров с подркми для вших ребят. Лучинкин.

– Очень приятно. Крбнов.

По чести скзть, я ничего не понял. Почему вдруг подрки, откуд? Но этот высокий мльчик в юнгштурмовке держлся тк твердо и весело, тк уверенно смотрели его светлые глз… просто невозможно было сомневться, переспршивть! Я оглянулся: прямо в рот мне, едв дыш, глядел Петьк. Я кивнул. Рздлся трезвон колокольчик, сзывющий н линейку, и тотчс из столовой, из сплен, из прк к нм помчлись ребят. Еще минут – и весь детский дом выстроился н линейке, кк всегд – по отрядм, кждый н своем постоянном месте. Тем временем вожтый негромко скомндовл своим, и они мгновенно перестроились в одну короткую шеренгу лицом к линейке.

Дежурный комндир Суржик стоял рядом со мной и беспомощно оглядывлся, не зня, кк быть, куд девть руки-ноги, ствшие еще более неуклюжими, чем всегд.

Вожтый вопросительно взглянул н меня. Я знком покзл, что уступю ему честь и место.

– Слово для сообщения предоствляется Тне Воробьевой! – скзл он.

Из шеренги выступил стриженя смугля девочк лет двендцти. Кк и у Петьки, неожиднными н этом смуглом лице были огромные серые глз с голубовтыми белкми – сердитые, упрямые глзищи.

Он сделл шг вперед, отвел рукой со лб прядь волос, вздохнул, точно перед прыжком в воду, и очень решительно скзл:

– Товрищи!

Я обвел взглядом ряды товрищей. Они смотрели н девочку внимтельно и с любопытством. А он, переждв секунду, тк же решительно и незвисимо продолжл:

– Вм известно, что по призыву Горького продолжется сбор подрков для деревенских ребят. В нчле мрт были послны первые посылки. Впереди по сбору идут Смольнинский и Петрогрдский рйоны. Отстют выборжцы. Пионеры Блтийского звод провели во всех цехх сбор технического оборудовния. Звод «Крсный гвоздильщик» посылет вм тетрди и книги. Пионеры бзы имени Урицкого посылют бскетбольные мячи, шшки, шхмты, нстольные игры… Бз электроремонтного звод…

Девочк тк и сыпл нзвниями, цифрми (шестндцть молотков, шесть ножовок, десять зубил…). Ясно было, что выступть ей не впервой – дело простое, привычное и, может быть, дже чуть нскучившее.

Когд он приостновилсь, чтобы перевести дух, из нших рядов рздлся деловитый вопрос:

– А где все это?

Я узнл голос Володин. Кто-то прыснул, смех пробежл по рядм и умолк. Тня Воробьев слегк пожл плечми:

– Где? Н стнции. Тм дежурный остлся. Где… Кк будто в этом дело!..

Но для нс дело было и в этом. Мы еще не умели мыслить отвлеченно. Привезены мячи, тиски, бскетбольные корзинки? Мло услышть об этом – ндо поскорее поглядеть н них, потрогть и пустить в дело!

– Большое вм спсибо, товрищи пионеры, – скзл я. – Большое, сердечное спсибо и з вши подрки и з то, что вы приехли к нм в гости. А теперь двйте знкомиться… Товрищ дежурный комндир, комндуй «вольно».

– Вольно! – ндсдно крикнул Суржик.

Ряды дрогнули, но не рсплись. Гости тоже не двинулись с мест. Мои и приезжие стояли и рзглядывли друг друг.

– А не пообедть ли вм? – скзл я.

Это был, прямо скзть, мудрый ход. Гости переглянулись.

– Обедть! Обедть! – воскликнул Жуков. – Тм еще много всего, и еще кртошки врить положили, мы уже положили, срзу! Идемте! – рдушно говорил он, протягивя руку и поворчивясь то к одному, то к другому.

Его некрсивое, но ткое подвижное и умное лицо все светилось оживлением и ожиднием чего-то хорошего, что сейчс непременно произойдет. Можно было подумть, будто он всегд только тем и знимлся, что принимл гостей.

Ленингрдцы уже не прми, тесной кучкой, окруженные моими ребятми, двинулись с ними к столовой. Сероглзя Тня строго здвл Сне ккие-то вопросы, он отвечл ей очень вежливо и в то же время чуть снисходительно.

– А н стнцию, н стнцию-то? – теребили меня со всех сторон.

– Суржик, рспорядись.

– Смому мне?

– Зчем смому? Н кого же ты дом оствишь? Ты глвный дежурный сегодня. Пошли кого-нибудь. Д вот хотя бы… Репин хотя бы. Он, кжется, свободен?

Суржик приоткрыл рот, втянул голову в плечи, оглянулся кругом, откшлялся… Он стрлся хоть немного, хоть н минуту оттянуть время. Но делть было нечего. И вот я и стоявшие вокруг ребят имели удовольствие слышть, кк Виктор Суржик, слегк зикясь, отдет прикзние Андрею Репину:

– Слушй, Репин… это смое… Возьми троих, ккие тебе сндобятся… и н стнцию… з этим… смым… чего привезли.

Репин выслушл молч, опустив глз и слегк рздув ноздри. Плотнее сжл губы. Нверно, ему хотелось осдить Суржик, может быть, и зсмеяться. Но и ему ничего другого не оствлось делть: дослушв это несклдное прикзние, он молч повернулся и пошел – исполнять.

Гости рзместились з тремя столикми в ншей столовой – вместе с вожтым их было кк рз двендцть. Дежурные носились кк угорелые от кухонного окошк к столм и обртно: то им кзлось, что не хвтет хлеб, то – з добвкой суп, то вдруг пондобилось в солонку, и без того полную, подсыпть соли.

– У вс бскетбол нет? Знчит, хорошо что бскетбольные корзинки? – спршивл мленький круглолицый пионер с ярко-розовыми, збвно оттопыренными ушми.

– Мяч есть. А корзинк никуд: обруч ломный. Д мы в мстерской… – хрбро стл объяснять Подсолнушкин и вдруг н полуслове зпнулся.

– А библиотек есть? – спросил вожтый

– З книги большое спсибо, с книгми у нс плохо, – пришл н выручку Ектерин Ивновн.

– Еще привезем. Знете, кк сбор подрков идет? Все несут и несут просто нперебой, – сообщил еще один гость, смый мленький и, если не считть Тни Воробьевой, смый серьезный – он-то и был брбнщик.

– Ешьте, ешьте больше, – зботливо угощл Сня.

Он один вел себя совсем просто и непринужденно, в то время кк остльные суетились вокруг приезжих, Петьк дже выбегл кждую минуту во двор и вновь мчлся в столовую, не нходя, что бы еще ткое сделть.

Тем временем во дворе спешно нводился ккой-то совсем уже сверхъестественный порядок. У нс и без того было чисто. Но сейчс Петьк подобрл н бегу клочок бумжки и прошипел: «Сорят тут еще!..» Пвлушк Стеклов подметл волейбольную площдку с тким видом, словно это был пркет бльной злы. Леня торопливо згонял куд-то своих кур. Он-то, конечно, был уверен, что Пеструх с цыплятми может служить укршением любого двор, но н него нпустились со всех сторон. Оствлось только покориться.

Алексей Сввич с крыльц нблюдл з ребятми.

– Хозяевми себя чувствуют, – скзл он, встретясь со мной взглядом.

Больше всего я боялся, что они тк и будут ходить кучкми и глзеть н гостей, словно никогд не здирли вот тких же точно ребят н ленингрдских улицх.

Но лед сломл брбнщик. Он вышел из столовой первым, мленький, не выше Лени Петров, вжный и серьезный, остновился н крыльце и чуть не нткнулся н Петьку. Восторженными и стрдющими глзми Петьк уствился ему в руки – н новенький крснобокий, сияющий медными винтми брбн. Потом глз их встретились.

– Умеешь? – спросил брбнщик.

Петьк помотл головой.

– Сейчс покжу. Бери плки…

Когд в дверях столовой покзлись вожтый, Тня и остльные, брбнщик и Петьку уже окружло плотное кольцо моих ребят. Никто из них не умел брбнить, но все нперебой поучли и советовли:

– Дробней, дробней ндо! Левя у тебя отстет. Что ты все првой!

– Д ну вс! – досдливо отмхивлся Петьк.

У ленингрдского мльчишки тк здорово, тк отчетливо получлось:

Стрый брбнщик,
стрый брбнщик,
стрый брбнщик
крепко спл!

Он проснулся,
перевернулся,
всех буржуев
рзогнл!

У Петьки тк не выходило. А он очень не любил, когд что-нибудь не выходило! Д и кто это любит?

А потом н дорожке покзлись Репин, Володин, Колышкин и еще один ленингрдец – они везли тчку, нгруженную ящикми. Когд они подошли поближе, я скзл:

– Все ящики ндо н склд, тм откроем и зпишем. Книги – в клуб. Рспорядись-к, Репин.

И Репин стл рспоряжться:

– Стеклов, возьми вон тот ящик – унесешь один, он легкий… Володин, позови Жуков… Жуков, здесь книги, отнеси с кем-нибудь в клуб.

Он говорил холодно, негромко и словно пробовл кждого н зуб – не зспорит ли Стеклов? Не откжется ли Жуков? Но и тот и другой без слов повиновлись. В мою сторону Андрей не смотрел, будто меня здесь и не было.

– А почему вы все без глстуков? – спросил вдруг Тня. – Или вы неоргнизовнные?

Стло очень тихо. Потом Жуков спросил нстороженно:

– Почему неоргнизовнные? Чем мы плохо оргнизовнные?

– Ну, то есть, не пионеры. Не пионеры – это и есть неоргнизовнные. Тк всегд говорят, и ничего особенного, – объяснил он, почувствовв себя неловко под недовольными взглядми ребят.

– Мы оргнизовнные, – сухо скзл Сергей.

– Но пионеров у вс нет? – Тня брл ревнш. – А «Ленинские искры» вы выписывете? А интернционльные пятчки собирете? Гриш! – Тряхнув головой, сердитя девочк повернулсь к вожтому: – Ты слышишь? Они дже не собирют интернционльных пятчков… А общество «Друг детей» у вс есть? Ну, знете…

– Погоди, Тня, – спокойно остновил ее вожтый, и его смеющиеся глз впервые стли по-взрослому внимтельными и серьезными. – Ребят, – мягко добвил он, обрщясь к тем, что поближе, – вы говорили, у вс есть клуб? Покжите-к…

– Клуб… он еще не тк чтоб оборудовнный, но все-тки… – отозвлся Сергей не без смущения.

– Айд! – с готовностью вмешлся Петьк. – Идем, сейчс мы вм покжем. Клуб у нс большой!

Он пошел вперед, и его походк, приподнятые плечи, дже стриженый зтылок, кжется, выдвли тревогу: только бы не удрить лицом в грязь!

– Вот, очень интересно! – скзл Петьк, широким жестом укзывя н рзинувшего рот фнерного буржуя. – Можете попробовть. А вот столики – н прошлой неделе в мстерской сделли. Это под шшки-шхмты, только у нс пок одни шшки, Стеклов выточил с Алексей Сввичем…

– Шхмты мы вм привезли, – вствил лопоухий пионер.

– Вот и спсибо! А тут будут полки, мы сми сделем. И поствим книги – вши и еще свои, у нс тоже есть…

Про книжные полки Петьк выдумл н ходу – у нс об этом еще рзговор не было.

– А стенгзет у вс где? Не выпускете? – спросил Тня.

– Погоди, Воробьев, – опять сдержл ее Гриш. – Двйте-к, в смом деле, поупржняемся. Где у вс мячи? Ну-к, я попробую… Р-рз! Дв! Смотрите, не тк это просто! А ну ты, Смирнов. Тк! У тебя ловчее выходит. А ты, Тня?

– Я попробую, – хмурясь, скзл неугомоння Тня. – Но я все рвно не понимю, почему у них нет…

– Тня, не здерживй, всем хочется попробовть.

Искусством метния мячей Тня влдел много хуже, чем орторским, и, попв в рот мишени только один рз из пяти, стл смотреть вокруг еще более строго и критически.

Тем временем Петьк, весь крсный и взъерошенный, выскочил снов во двор.

– Колышкин! – услышл я з окном его голос. – Колышкин, иди скорей! Покжи им, покжи, кк ндо кидть! Д скорей ты!

Он терпеть не мог Колышкин и никогд к нему не обрщлся. Но тут дело было слишком серьезное.

Со своим обычным отсутствующим, сонным видом Колышкин вошел в клуб, протолклся вперед, подождл, пок Тня с прежним сомнительным успехом изрсходовл оствшиеся ей мячи, потом взял ящик в левую руку и, не сильно, но точно взмхивя првой, почти не глядя, стл безошибочно кидть мяч з мячом прямо в рзинутый рот буржуя.

– Вот, вот кк кидют! – подпрыгивя и рзмхивя рукми, кричл Петьк. – Ух ты! Еще рз! Двй, Колыш, двй!

– А скжите… – нчл было Тня.

Но тут кто-то, кк и Петьк, одержимый идеей покзть себя гостям, крикнул:

– Двйте в бскетбол! Мы против вс!

Тотчс Петьк, Пвлуш и еще кто-то из мленьких помчлись созывть стрших – те рзбирли в мстерской вновь привезенное богтство. Кто-то кричл:

– С новыми корзинкми?

– Д когд же их приколчивть! Двй пок со стрыми!

– Может быть, лучше, чтоб комнды были смешнные? – негромко предложил Гриш, оглядывясь н меня.

– Пускй сми рзбирются, – посоветовл Алексей Сввич. – Ткое сржение дружбе н пользу.

Ленингрдцы собрлись в кружок и шепотом спорили.

– Он у себя в школе лучше всех, – послышлось оттуд.

– Лдно, лдно! А еще кто?..

У нс особой бескетбольной комнды не было, но все сильнейшие игроки были известны нперечет: Жуков, Сергей Стеклов, Подсолнушкин и… «Эх, если б Король был, если б Король!»

В комнде ленингрдцев окзлись две девочки – Тня и еще одн, худенькя, но ловкя и крепкя. Большого опсения он, впрочем, не внушл – очень уж хрупк н вид, д и ростом мленькя.

– Девчонки у них, – шепнул нд моим ухом Суржик. – Зддим!

– Кто же у нс пятый? Семен Афнсьевич, может, вы?

– Нет, нет! Рзве Гриш з нс игрет? Что вы! – возмутилсь Тня.

– Репин! Вот кто пятый! – скзл Жуков.

Я обернулся и встретился глзми с Андреем. Мне ни рзу не случлось видеть, чтобы он игрл в бскетбол, и я дже не подозревл, что он умеет. Но, видно, Сня знл больше моего. Сейчс Репин смотрел н меня с тем змкнутым, оскорбленным выржением, ккое он сохрнял н лице все последние дни.

– Ты игрешь?

Он шевельнул бровями.

– Могу, – ответил он помедлив.

– Ну, двйте, двйте скорее, – вмешлся Гриш. – Я буду судить. Нйдется у вс свисток?

Пончлу мы игрли сильнее. У нс было одно серьезное преимущество: нши игроки знли друг друг, низусть знли сильные и слбые стороны кждого. Гости были из рзных школ и игрли вместе впервые. Кроме того, мльчики не принимли в рсчет ни Тню, ни другую, худенькую. Ндо было быстро передвть мяч, они искли глзми друг друг, предпочитя терять время, лишь бы не кинуть девочке.

– Неспрведливо! – кричл Тня. – Гриш, ты смотри, что же они делют!

Худенькя молчл и только неотрывно следил з мячом, плотно сжв губы. Лицо ее с выпуклым, упрямым лбом было спокойно и внимтельно. Но вот он гибко повернулсь, перехвтил мяч и, хлопя его лдонью оземь и снов ловя, побежл к ншему щиту. Сбоку вынырнул Подсолнушкин, поймл было мяч, но только н секунду: девочк збежл вперед, снов перехвтил мяч, с неожиднной силой подбросил, и он, описв высокую дугу, точно притянутый невидимой нитью, окунулся в ншу сетку. Первый гол!

– Ай д он! – крикнули срзу несколько голосов, громче всех – Петьк.

Мы дже не в силх были огорчться – тк хорошо, тк ловко сыгрл эт девочк.

– Вот что знчит недооценить противник! – весело и многознчительно произнес Гриш, поглядывя н нс.

Игр продолжлсь. Второй гол збил нм белобрысый мльчугн, которого я зметил в столовой по отличному ппетиту. Плотный, почти толстый, белые брови и ресницы, блеклой голубизны глз… Кзлось, он должен быть сонным, вялым, неповоротливым, вроде ншего Суржик, – вот поди ж ты…

Дльше игру вели глвным обрзом худенькя девочк – попутно выяснилось, что ее зовут Женя, – и этот смый белобрысый мльчугн. Он вытворял чудес – не уствя, не теряя дыхния, летл из конц в конец площдки, ловил дже смые безндежные мячи, пдл, мгновенно всккивл – и вот издлек, почти с противоположного кря, с ткой же легкостью, кк и в первый рз, збил нм еще один мяч. Счет стл 6:0 – увы, не в ншу пользу.

Кк вжно хорошо нчть! Никогд не игрвшие вместе, гости нши после первых двух попдний почувствовли себя бодрее, увереннее. Никто из них не метлся по площдке без толку, они точно передвли мяч друг другу и не терялись, когд борьб ндолго здерживл их у собственной корзинки.

У меня сосло под ложечкой от огорчения. Эх, если бы можно было вмешться! Трудно стоять и смотреть со стороны, когд тк и чешутся руки помочь. А все-тки мне было весело смотреть н своих – н тех, кто не игрл и вместе со мной переживл удчи и неудчи игры. Петьк – тот был вне себя. Он чуть не плкл и в немом отчянии поминутно оглядывлся н меня. Коробочкин, Суржик, Володин, Коршунов – чье лицо ни попдло мне н глз, никто не оствлся рвнодушным, все волновлись, тревожились… Может быть, впервые в жизни они боялись и тревожились не з себя.

А в ншей комнде црило смятение. Шутк ли – счет 6:0, если именно ноль приходится н твою долю! Они тк рстерялись, словно ни рзу вместе не игрли. Никогд еще я не видл Сергея Стеклов тким крсным и взлохмченным. Жуков обливлся потом. Подсолнушкин ни минуты не мог устоять н месте, зщищя свое кольцо; он все порывлся вперед, и когд мяч летел к нм, его, в сущности, некому было отбивть. Один Репин оствлся спокоен. В кждом его движении был смысл, он не суетился, не терял смооблдния. Пожлуй, он слишком мло действовл, словно выжидя, приглядывясь, примеривясь к чему-то.

После того кк нм збили третий гол, Репин коротко, сквозь зубы скзл что-то Жукову; тот перешепнулся с Подсолнушкиным, и они поменялись местми – Сня стл н зщиту. Пробегя мимо Подсолнушкин, Андрей скзл что-то и ему, и, видно, что-то не слишком любезное – Подсолнушкин только головой повел, точно у него зныл зуб.

Андрей не то что побежл, зскользил рядом с белобрысым, не мешя ему, не пытясь выбить мяч у него из рук. Тот передл мяч Тне – Репин окзлся рядом с нею. Тня кинул мяч – и неплохо кинул. Но Андрей взлетел з ним, точно и см весил не больше, чем мяч, и его тоже подкинул невидимя сильня рук. И тут же, н лету, с дльнего конц площдки, послл мяч в корзинку противник. Мяч легонько стукнулся о крй кольц, подскочил – и ккуртно нырнул в сетку.

– Ур-р! Андрей! Ур, нши!

– Не в сухую! Не в сухую! Я уж думл, в сухую! – кк одержимый, повторял Петьк.

– Хороший удр, – соглсился Гриш.

И игр зкипел снов. Худенькя Женя, збившя нм первый гол, опять ловко и сильно кинул мяч, но Жуков отбил его, послл Стеклову, Стеклов уверенно передл Репину. И снов Репин с очень длекого рсстояния послл мяч в корзинку противник – и снов попл. Это произошло быстро и легко, кк во сне, и, кжется, все нши рзом перевели дыхние – только после короткой пузы рздлся дружный восторженный вопль. А н лице Андрея, изменив его до неузнвемости, н ккую-то кртчйшую долю секунды покзлось выржение смой простой и обыкновенной детской рдости. И тут рздлся свисток, возвещвший конец игры.

Нм дже не удлось срвнять счет, но счстье от сознния, что все-тки нет позорной сухой, было велико: тесно обступив игроков, ребят хлопли по плечм, по спинм своих и чужих, что-то кричли, докзывли.

– Еще одну! Отыгрться! – вопил Петьк, добросовестно исполняя роль «глс нродного».

Гриш внимтельно посмотрел н него своими смеющимися глзми:

– Верно, отыгрться вм следует. Но нм, понимешь, уже домой пор.

– Мы приедем еще, – великодушно скзл Тня. – Мы приедем… ну… через выходной.

– Испытния нчнутся, – возрзил белобрысый.

Я невольно поискл глзми Женю. Он уже стушевлсь, и я не срзу зметил позди остльных пионеров ее бледное, почти не рзгоряченное игрой большелобое лицо. Но, услышв слов белобрысого преньк, он поднял голову и скзл:

– Конечно, ндо дть им отыгрться.

– Мы обязны, кк ты не понимешь! – подхвтил Тня, нступя н белобрысого. – Это долг… понимешь, нш долг, рз мы выигрли!

– Вот что, – предложил я, – ндо посидеть перед отъездом, кк полгется… и спеть что-нибудь.

Через минуту мы все сидели вокруг гостей – н крыльце, н скмьях, которые притщили ребят, и просто н земле. И тут Тня спросил:

– А ккие песни вы знете?

– Ккие песни? «Позбыт-позброшен», – скзл вдруг Репин, словно нрочно обнжил что-то темное, длеко упрятнное, о чем никто уже не хотел вспоминть.

– Это же беспризорники поют! – удивилсь Тня.

– Ты не обрщй внимния, это он тк… шутит, рзве не видишь? – зговорил Сня. – Мы знем «Нш провоз летит вперед – в коммуне остновк»…

– А «Крсный Веддинг» знете?

Жуков змялся.

– Крсный… чего? – переспросил кто-то.

– Веддинг. Гриш, они не знют, что ткое Веддинг!

Тут, видно, чш не только ншего, но и Гришиного терпения переполнилсь. Дже не взглянув н Тню, он легонько взял ее з плечо, словно прикрепляя к одному месту, – сиди, мол, смирно.

– Веддинг – это рбочий рйон Берлин, – зговорил он, снов мягко, без улыбки в глзх оглядывя ребят. – Вы ведь знете, в Гермнии теперь стчки, ресты, рсстрелы. А в Веддинге живут смые преднные делу революции люди – рбочие, коммунисты… Двйте споем им, – обртился он к своим, – вы подхвтывйте припев.

Видно, песня был хорошо знком и любим – пионеры зпели дружно. Белобрысый мльчугн сдвинул белые брови и энергично встряхивл головой в ткт песне. Отлично пели обе девочки – у Тни окзло сильный и чистый льт, Женя легко и ясно брл смые высокие ноты.

Левой! Левой! Левой! Левой!
Гремят брбны в поход!
Левой! Левой! Левой! Левой!
То крсный Веддинг идет!

Мои, зтихнув, вслушивлись в простую суровую мелодию.

Крсный Веддинг,
К бою! К победе!
Крепче сожмем кулки!
Силы готовьте
К битвм последним,
Дни избвленья близки!
Блеском солнц рскленным
Злит весь горизонт.
Выше знмя! В бой, колонны!
Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!

Н второй рз мои робко, неуверенно стли подтягивть.

– Чй пить, – шепнул мне н ухо неслышно подошедший Сня.

Я и не зметил прежде, в ккую минуту он исчез, но его ничто не зствило збыть об обязнностях хозяин и дежурного по столовой.

– Приглшй, – ответил я тоже шепотом.

– Пойдемте в столовую, нпьетесь чю н дорогу, – скзл Сня, выждв, пок зтихнет последняя нот песни.

– Чю тк чю, спсибо. А потом и домой! – ответил Гриш вствя.

Гости и мои вперемешку нпрвились в столовую.

После чя, когд я со своими ребятми провожл пионеров н стнцию, Гриш змедлил шг, придержл меня осторожно з локоть. Мы немного отстли от ребят.

– Скжите, – негромко спросил он, – вш детский дом кк нзывется?

– Детский дом номер шестьдесят для трудных детей, – ответил я, глядя в его ясные глз, из которых вдруг исчезл улыбк, уступив место смущению.

– Знете ли… – Он поперхнулся, откшлялся. – Ведь произошл, тк скзть, ошибк. Мы не туд попли. Не к вм, тк скзть, ехли…

– Подрки… – нчл я, внутренне холодея.

– Нет, нет, конечно! Подрки – это мы урегулируем… Но вообще, конечно, мы всё перепутли. Ну, ничего, это хорошо, что познкомились.

Он был и смущен, и рстерян, и, видно, смешн кзлсь ему эт путниц. В глзх снов появилсь привычня, срзу подкупившя меня смешинк. Он зкусил губу и отер плтком лоб.

– Ничего, это мы всё рспутем, – ободряюще зключил он, – вы не думйте… Мы приедем еще! – крикнул он уже с площдки вгон,

– Приедем! Ждите! – подхвтили пионеры.

Они мхли нм из окн – и придир Тня Воробьев, и ее худенькя подруг, и лопоухий пренек, и белобрысый мстер игры в бскетбол, и мленький брбнщик…

А мои мхли рукми в ответ и кричли весело, от души:

– Приезжйте! Ждем!

Было уже почти темно, когд мы вернулись домой. Я пропустил ребят вперед. Проходя по двору, я услышл голос Жуков:

– Не пойму я тебя – то ли ты человек, то ли неизвестно что. Сперв помог – без тебя проигрли бы с позором. А потом высккивешь: «Позбыт-позброшен»!.. Нзло, что ли?

– А ты человек? – нсмешливо отозвлся Репин.

И Алексндр Жуков ответил негромко, с силой:

– Будь уверен, я-то человек.

Я, не остнвливясь, прошел мимо, и через несколько шгов до меня донеслись новые голос:

– Эх, жлко – не Жуков сегодня глвный дежурный. Вот это было бы д!

– А чего я сделл не тк? Чего было не тк? – обиженно вскинулся Суржик.

– Виду не было! Понимешь? Виду! Стоишь, рот рзинул, глз вылупил, н Семен Афнсьевич оглядывешься. Смостоятельности мло было, вот что!

24. ПРИЕДУТ – НЕ ПРИЕДУТ?

Кк от кмня, брошенного в воду, еще долго в ншей жизни шли круги от посещения ленингрдских гостей. И не потому, что у нс прибвилось книг, появилось шестндцть новых молотков, шесть ножовок и десять зубил, которые тк добросовестно перечислял Тня. И не потому, что среди игр, привезенных из Ленингрд, окзлись не только шхмты, шшки и бскетбольные корзинки, но и пинг-понг – игр, которя медленным ядом отрвил не одного, не двух ребят, постепенно косил всех. Нет, не только в подркх было дело. Еще что-то привезли с собою нши нечянные гости – и не одним ребятм, и всем нм, воспиттелям.

Опять – в который рз! – я здумлся нд тем, что одно дело – понимть, знть, и совсем другое – делть. Н прктике случется совсем збыть, упустить из виду теоретически понятое и узннное, пок см жизнь не толкнет, не зствит открыть глз, спохвтиться: д кк же я збывл об этом? Кк можно было збыть, упустить?

В колонии Горького, в коммуне Дзержинского мы интересовлись всем миром, и интерес этот был деловой, непосредственный. Суть был не в ккой-то особенной ншей любознтельности. Просто-нпросто мы знли: в кждой стрне у нс есть друзья и товрищи, и в кждой стрне у нс есть недруги.

«Это совсем новя черт, – говорил Антон Семенович, – ее не было прежде в людях, он появилсь только у нс, после ншей революции: советский человек живет, волнуется, горюет и рдуется в большом, всечеловеческом, всемирном мсштбе, он не отделяет себя от того, что творится в мире, потому что дел всего мир не чужие ему».

Когд эт въедливя, дотошня девчонк Тня Воробьев возмутилсь тем, что мы не собирем интернционльных пятчков, он был совершенно прв.

Почему мы были тк поглощены только своей собственной жизнью, своим устройством, своими тумбочкми? Почему мы збыли обо всем, что нс окружет? Словно мы и впрвду змкнутя республик трудновоспитуемых!

Нельзя не знть, что делется в стрне, нельзя не знть, что делется мире. Нельзя. Это нс прямо, кровно ксется, это нше дело, нш судьб, нше сегодня и нше будущее. Кк воздух, кк хлеб и вод, нужны нм связи с миром, нужны друзья вне ншего дом.

Не зню, ншелся ли среди ребят хоть один, кого тк или инче не здел приезд ленингрдцев. У кждого в душе что-то встрепенулось.

– Семен Афнсьевич, долго еще это клеймо будет н нс висеть?

– Ккое, Сня?

– Трудные… трудновоспитуемые. Ну, скжем, я – это лдно. Дв год беспризорничл. Ну Репин. Этот, дело известное, вор. Ну, Петьк – он же просто сирот. И почему он сюд попл, никто не знет. А Стеклов Пвлушк? Знете, он почему здесь? Он в своей школе сельскохозяйственную выствку съел.

– То-есть кк это – выствку съел?

– Очень просто. Учился в первой группе, глупый еще совсем. А в школе устроили сельскохозяйственную выствку. Он приходит, видит – морковк большя: верно, слдкя. Взял откусил кончик – понрвилось. Тк и сгрыз. Потом смотрит – яблоко. Тоже уплел. Тут его хвть – и н солнышко. Педолог говорит: дефективный. В дом для трудных. А у них отц-мтери нет, отц и Сережк плохо помнит, мть и стршя сестр недвно рыбой, что ли, отрвились. Последний год жили у тетки. Сергей услышл про дом для трудных и говорит: одного не отдм. Если он дефективный, знчит, и я дефективный, посылйте вместе. Ему тоже ккую-то проверку сделли – и обоих сюд. А вы кк считете, Семен Афнсьевич, дефективные они?

– Что зря спршивешь? Знешь ведь, что толковые, рзумные ребят.

– Я и говорю. Ну лдно, есть погные. Но ведь не век им быть погными! Вот три месяц прошло, – он не стл объяснять, что изменилось з эти три месяц, – приехли люди – и от людей совестно.

Этот рзговор происходил в тусклый предрссветный чс. Первый отряд дежурил, я вышел взглянуть, всё ли в порядке, и столкнулся с Жуковым, шгвшим вокруг дом.

Мы вместе проходим к будке – тм стоят Петьк и Подсолнушкин.

– Семен Афнсьевич, это вы? – тихонько окликет Петьк. – Видли, ккой у них брбн? А в городе у кждого отряд горн, они сми говорили…

Он все о том же. Упорный.

– Вот, – продолжет Сня, шгя со мной дльше, в обход двор. – Видли? Я не о себе, мне уже пятндцтый пошел, мне в пионеры поздно. А вот тким, кк Петьк, Пвлушк Стеклов, Леньк Петров, – им бы это очень хорошо.

– Подумем, Сня. Подумем и придумем что-нибудь. Спокойной ночи, друг.

– Спокойной вм ночи!

«Мы еще приедем!» – скзл Гриш Лучинкин.

Приедут ли они? Или, ошибкой попв к нм, поспешт эту ошибку испрвить и не приедут больше? Выигрли пртию в бскетбол и дже не ддут отыгрться?

Но неделю спустя я получил ткое письмо:

«Увжемый Семен Афнсьевич!

Я советовлся в городском бюро юных пионеров. Тм считют очень целесообрзной оргнизцию пионерского отряд в Вшем детском доме. Однко т. т. педологи в гороно держтся пок другого мнения н этот счет – считют это политически неверным. Будем добивться, пок хочу скзть Вм, что летом буду руководить бзой пионеров, остющихся в городе, и плнирую, если не будет от Вс возржения, военно-спортивную игру между Вшими ребятми и моими. Делегции, что был у Вс, Вши ребят очень понрвились, и они при встрече всё спршивют, когд поедем опять. Большой привет Вм, всем педгогм и ребятм.

Григорий Лучинкин».

Вот это человек! Никто его не просил узнвть нсчет пионерского отряд – см догдлся. См понял, кк нм нужн их дружб, кк бы хорошо нм увидеться вновь!

Лето шло нм нвстречу широким шгом. Нш дом вместе с просторной поляной окзлся точно в нстоящем лесу: прк был густой, зеленя стен окружл нс со всех сторон, д еще з ним неподлеку стоял березовя рощ. В мрте безлистня, продрогшя, он сливлсь с серым, тумнным небом, и дже глядеть было холодно н белые, зябкие стволы. А сейчс тк ярки и прздничны стли березы – кудрявые, веселые, тк ослепительно, до серебряного блеск, чист глдкя кор! И от этого рзогретя, почти уже летняя синев неб кжется еще гуще и глубже.

У вход в детский дом высилсь теперь зеленя рк: в двух ящикх по обе стороны вход были воткнуты высокие тычины, концы их згнуты нвстречу друг другу и переплетены веткми. Посженные в ящикх хмель и дикий виногрд отлично принялись и обвились вокруг тычин. Получилось нрядно и весело. Мчт, в кнун Мя выкршення в белый цвет и обвитя кумчовыми полосми, тоже выглядел прзднично.

Н Первое мя – это был мысль Алексея Сввич – мы приглсили к себе гостей из колхоз имени Ленин. Пришел и см председтель – мленького рост, немного кособокий; лицо его никк не вязлось с ткой слбой, хилой фигурой: оно было решительное, умное – лицо хозяин, который умеет прикзть и не допускет мысли, что ему могут не подчиниться.

Я уже немного знл о нем. Он был рбочий – один из двдцти пяти тысяч, послнных пртией н руководство колхозми. «Пончлу ржи от пшеницы отличить не мог, – говорил мне про него один из колхозников. – Но, знете, виду не покзывл. Бывло и бровью не поведет. Очень быстро все превзошел, теперь у него еще иному деревенскому поучиться. А мшину любую знет, кк свои пять пльцев, – он см с тркторного. Бшковитый мужик. У нс здесь, знете, никкого головокруженья не было, ничего ткого. Не перегибли. И птицу не обобществляли и жилые постройки не трогли. И все – добровольно. Снчл вступли осторожно, потом видим – по-хозяйски дело нлживется, и пошли и пошли. Он у нс, председтель, н съезде колхозников-удрников был в феврле. Стлин слышл». Слв об этом человеке шл хорошя – толковый хозяин, строгий и спрведливый. Может, н первых порх он и впрвду не отличл пшеничного колос от ржного, но, видимо, знл толк в людях и умел учиться.

– Будем знкомы: Соколов, – скзл он мне. – Любопытно взглянуть н вшу жизнь. Вши тут всё по ншим клдовым шныряли, теперь будто не слышно?

– Ндеюсь, и не услышите.

– Это очень хорошо. Между прочим, не возьмет ли вш мстерскя зкз у нс – мебель для школы? Мы вторую школу строим. Совхоз рядом, мшинно-тркторня стнция, политотдел – нроду много, и у всех дети. Не зню, кк и двумя-то школми обойдемся. А еще я змышляю – неплохо бы и техникум в недлеком времени звести. Сельскохозяйственный, скжем, или зоотехнический…

– Вот тут и нс в долю возьмите! – скзл я.

– Что ж, можно. А пок суд д дело – нм прты нужны, клссные доски. Вы, говорят, с этим спрвляетесь. В долгу не остнемся. Вы зря к нм не обртились, мы бы вм и огород вспхли. И в кино милости прошу – у нс сегодня «Дочь пртизн».

– Спсибо!

– А еще, я смотрю, у вс бычок без дел стоит. Вроде бы он лишний у вс? И душ хорош. Нм бы ткой при школе не помешл…

Это Алексей Сввич и Сергей изобрели душ: сколотили вышку, поствили н нее бочку, внизу бочки проделли отверстие, плотно зкрыввшееся втулкой. К бочке подвели желоб, н конце желоб подвесили ведро, дно которого изрешетили множеством мелких дырочек. Душ получился смый нстоящий. Позже, в жру, мльчишки нслждлись им бесконечно, визж и звонко хлопя друг друг по мокрым, блестящим спинм. Недлеко был и рек, но душ все рвно оствлся любимым удовольствием, и рботл он испрвно: дежурные никогд не збывли нполнить бочку водой.

Мы неустнно трудились нд своей спортивной площдкой, все больше и больше ее совершенствовли. Беговую дорожку проложили вдоль левой грницы учстк – длин ее был сто метров, ширин – пять. Кроме того, для бег рсчистили прямую и ровную тропинку в прке. Не збыли и яму для прыжков и площдку для метния диск и грнты. Укршли, строили, придумывли без устли.

– Эти-то приедут – ну, скжут, здорово это вы устроили! – слышу я.

– Приедут они, держи крмн шире!

– Д ты что, не слыхл? Семен же Афнсьевич говорил – приедут! И еще воення игр будет!

– Нужны мы им, кк же…

– А вот провлиться мне – приедут! Помнят, думют – хорошо!

25. ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА?

Уже прозвонил звонок к обеду, бртья Стекловы понесли последние носилки с землей, только я и Репин еще змешклись н площдке со своими лоптми: хочется докончить, подровнять крй.

– Семен Афнсьевич, – неожиднно говорит Андрей, – вы кого из ребят больше всех любите?

– Удивляешь ты меня, Репин! Точно брышня. Ты бы еще н ромшке погдл: любит – не любит, плюнет – поцелует…

– Нет, я вс серьезно спршивю.

– А я серьезно отвечю. Вот рук, вот пльцы – ккой плец я больше люблю? Мне все нужны. И если плец зболел, нрывет – все рвно нужен. Буду лечить, чтоб рботл.

– Но если бы я ушел, вы бы не тк огорчлись, кк из-з Короля, ведь првд?

– Я з тебя тк же отвечю, кк з Короля.

Репин молчит, сдвинув брови, думет о чем-то, потом, словно решившись, говорит смым безрзличным тоном:

– А я его недвно видел.

Я роняю лопту:

– Где?!

Он пристльно смотрит н меня:

– Вот видите, я же говорил… Я пошутил, Семен Афнсьевич, нигде я его не видел.

Мне досдно, что я тк вскинулся, досдно, что бросил лопту.

– Шбш, – говорю я Сергею и Пвлуше, когд они возврщются с пустыми носилкми. – Мойте руки – и обедть!

…Глз Репин провожют меня неотступно. Куд бы я ни пошел, что бы ни делл, я чувствую н себе его взгляд. Смотрит – и думет, примеривет, решет: уйти или остться? Остться или уйти? Уйти мешет смолюбие. Мешет, пожлуй, интерес к тому, что здесь делется. И еще: он хочет, чтоб я думл о нем хорошо. Ему это нужно. Не зню зчем, но зню: нужно.

Однжды он встретил меня н полдороге от стнции, когд я возврщлся из Ленингрд.

– Ты что здесь делешь?

– Вс встречю.

– Тебя отпустил дежурный комндир?

– Сегодня Колышкин дежурит.

Это ознчло: не у Колышкин же мне спршивться.

– Ну, пошли.

– Двйте вш портфель.

– Мне не тяжело. А вот этот сверток, пожлуй, возьми. Только осторожно, не изомни – здесь листы втмн для гзеты.

Шгем. Деревья шумят н ветру. Видно, к ночи будет дождь.

– Я двно хотел вс спросить: вы очень рссердились, когд я при пионерх предложил спеть «Позбыт-позброшен»?

– Рссердился? Нет. Чего ж тут было сердиться? Всем известно, что у нс дом, где живут бывшие беспризорные. А у беспризорных любимя песня «Позбыт-позброшен». Я не рссердился, … кк бы тебе скзть… Бывет, что человек, см того не желя, скжет о себе ткое, чего и не собирлся говорить. Вот я и узнл о тебе в тот рз кое-что новое, узнл больше, чем знл прежде.

– Плохое?

– Узнл, что сидит в тебе человек, которому невесело, когд другим хорошо. Человек, который любит испортить другим нстроение, нрушить добрый чс.

– А зчем Король, когд уходил из детдом, взял горн? – без пузы скзл он, словно это было прямым ответом мне.

Я чуть было не остновился, но пересилил себя.

– Ты и в смом деле веришь, что Король взял горн? – спросил я ровным голосом.

– А вы рзве думете инче?

– Убежден.

– Куд же тогд девлся горн? Не улетел он, в смом-то деле!

– Не зню. Не зню, что именно с ним случилось, но зню – Королев его взять не мог.

– Вы думете, он никогд не воровл?

– Я нд этим не думл и думть не хочу. Мне неинтересно, что и кк было в жизни Короля до того, кк я его узнл. А узнл я его в мрте. Он помог всем нм, когд здесь было очень трудно и очень плохо. Помог не рздумывя, не приценяясь, от всего сердц.

– А почему он ушел?

– Может быть, потому, что мленькя, мелкя обид окзлсь для него вжнее большого, нстоящего дел.

– Знчит, он тоже приценялся.

– Почему «тоже»? Кого еще ты имеешь в виду?

– Никого. Я тк.

А вот и дождь. Он зрядил рньше, чем я думл, – мелкий, скучный дождик. Но Андрей не позволил себе ни поежиться, ни прибвить шгу. Он только молч н ходу стянул с себя рубшку и звернул в нее трубку втмнской бумги. Лдно, будем делть вид, что ничего не произошло. Чувствуя, кк з шиворот пробирются первые холодные струи, я спокойно продолжю рзговор:

– Тк? Ну вот. А может быть, он ушел сгоряч и сейчс жлеет об этом. И смолюбие мешет ему вернуться.

– Вы тк думете?

– Д. Я тк думю.

– А я думю – он ушел потому, что свобод для человек смое глвное.

– Д, это ты мне уже изложил – првд, шифром. Свобод воровть, игрть в крты, приносить несчстье людям и смому себе? Это, по-твоему, свобод?

– Свобод – это знчит человек см себе хозяин! – бледнея, горячо, кк продумнное и зветное, скзл Андрей.

– Ты, я вижу, Джек Лондон нчитлся. Тк вот что я тебе скжу: эту свободу я испытл. Я прошел путь еще похуже и позпутнней, чем многие из вс. Я знл эту твою свободу – и ни з что, слышишь, ни з что не возвртился бы к ней. Это свобод животного, свобод зверя, не рзумного существ. Я имею прво тк говорить. Понял?

Он не ответил. Мы молч дошли до ншей Березовой поляны.

26. СЕМЬЯ ЕКАТЕРИНЫ ИВАНОВНЫ

Приглядывюсь к Ектерине Ивновне. Все больше он мне по душе.

Чехов говорил: «Уметь любить – знчит все уметь». Ектерин Ивновн все умеет, и ей ни с одним из ребят не трудно, потому что он любит.

Любовь и дружб – это не бессчетные объятия, поцелуи и нежные слов. Дружб – в доверии, в увжении к человеку. Вот Антон Семенович нм доверял по-нстоящему. И не в том дело, что он доверил вчершнему головорезу снчл пятьсот рублей, потом две тысячи. Нет, глвное – тебе доверяли болеть и отвечть з общие цели, общие нши дел.

Ектерин Ивновн не знл Антон Семенович, никогд не видел его, но поступл он тк же, и это было очень вжно для меня. Ведь до сих пор я знл только один педгогический коллектив – тот, что был в колонии Горького, потом в коммуне Дзержинского. Теперь я встретился с новыми людьми, новыми учителями и видел – они рзличны, несхожи их хрктеры, но в отношении их к детям есть одно глвное, общее – увжение, доверие и твердя вер: в кждом есть свое зерно. Не видишь срзу – ищи.

– Помните, Семен Афнсьевич, – скзл мне Ектерин Ивновн, – у Горького Вськ Пепел говорит: «Все, всегд говорили мне: вор Вськ, воров сын Вськ… я, может быть, со зл вор-то… оттого я вор, что другим именем никто, никогд не догдлся нзвть меня»… Это очень верно! Нельзя человеку привыкть к тому, что он плох. Стоит ему в этом утвердиться – все пропло.

Я мло знл о жизни Ектерины Ивновны и стеснялся рсспршивть. Но вот однжды к нм во двор зшел человек лет под сорок, с рюкзком з плечми. Я кк рз был во дворе с группой стрших ребят. Мы невольно прекртили рзговор и вопросительно смотрели н незнкомц. Лицо обветренное, брови выгорели, рюкзк – тоже. Одежд и споги зпылены, и кжется – он пришел издлек, пыль н нем не только т, что пристл по пути от стнции к ншему дому, – пыль многих дорог.

– Я брт Ектерины Ивновны Артемьевой, – скзл, подойдя, этот человек. – Нельзя ли повидть ее?

– Отчего же нельзя! Можно.

Тотчс кто-то слетл з Ектериной Ивновной. Мы смотрели, кк он идет по двору, торопливо, все ускоряя шг, еще издли ждно и рдостно вглядывясь в лицо брт. Он пошел ей нвстречу. Он был ему по плечо, и он низко нклонился, обнимя ее.

Должно быть, они двно в рзлуке – это было видно по тому, кк они шли нвстречу друг другу, не змечя ничего и никого вокруг.

Влдимир Ивнович Артемьев пробыл у сестры только сутки. Он был в Ленингрде проездом и возврщлся в Кзхстн, где уже долгие годы рботл геологом. Ектерин Ивновн ни н минуту не изменил своим обязнностям, и кк мы ни просили ее уйти к себе порньше, он не соглсилсь. Но мы впервые увидели, что он может быть поглощен чем-то, кроме ребят и детского дом.

Месяц через дв снов появился у нс незнкомый человек, н этот рз с чемодном в рукх, в легком плще.

– Я брт Ектерины Ивновны Артемьевой. Нельзя ли ее повидть? – спросил он.

Все было, кк в первый рз: Ектерин Ивновн бежл ему нвстречу с лицом, омытым рдостью, и он шел к ней, улыбясь тк, что и без всяких слов было ясно, кк двно они не видлись и кк рды друг другу. Этот брт окзлся врчом, рботл в Крыму, где-то неподлеку от Никитского сд.

Когд некоторое время спустя снов явился человек, спросивший, нельзя ли повидть Ектерину Ивновну, Жуков тут же н пороге спросил, не дв ему договорить:

– Вы ей, нверно, брт?

– Д, – ответил тот. – А что, похожи рзве?

Через день, когд я провожл его н стнцию, Борис Ивнович рсскзл мне, что Ектерин Ивновн – стршя в семье – зменил рно умершую мть шестерым бртьям.

– Остлись мы мл мл меньше: стршему пятндцть, млдшему три. А Кте было всего девятндцть. Он вм никогд не говорил? Ну д, не любит он рсскзывть о себе… И вот всю жизнь нм отдл. Кормил, одевл, учил. Когд стрший брт стл н ноги, нчл ей помогть. Тк у нс и пошло: стрший вырстет, выучится, потом вытягивет остльных. Но Ктя… ведь см был, в сущности, девчонкой, тк дом и пропдл – мыл, чистил, стирл н всех. И училсь. А к учительской рботе у нее стрсть. Один рз было тк. Предложили ей рботу в лесничестве. Это, помню, хорошо оплчивлось. В семье мы тогд едв сводили концы с концми. Отец рботл, кк кторжный, д ведь столько ртов… И Ктя скрепя сердце соглсилсь. Проходит лето, нстет сентябрь, прибегет Ктя домой в слезх: «Не могу видеть, кк дети в школу идут… с книжкми, с тетрдкми…» И вот плчет-зливется. Отец ей тогд и скзл: «Не нсилуй своей души, возврщйся в школу. Кк-нибудь сведем концы с концми». Д. Ктя – он… Он поискл слов:

– Ктя – он человек…

После того кк побывли у нс эти три гостя, Ектерин Ивновн, случлось, говорил ребятм, когд ндо было сослться н мнение бывлого человек:

– У моего брт-врч был ткой случй… Мой брт-геолог рсскзывл… Брт-инженер…

Был у нее еще брт – кпитн дльнего плвния, брт в рмии, брт – директор звод. Все они жили и рботли в рзных концх стрны, отовсюду к Ектерине Ивновне приходили письм. И, принося ей очередной конверт, ребят уверенно говорили:

– Вм письмо от брт, Ектерин Ивновн.

А потом спршивли:

– От которого?

А однжды со стнции подошл к ншей поляне групп молодежи – человек десять, все по-летнему в светлой легкой одежде, крепкие, згорелые. Мы кк рз стояли неподлеку от проходной и с любопытством смотрели н них.

– Скжите, – обртилсь к нм коротко стриження девушк с мльчишеским хохолком н мкушке, – здесь рботет Ектерин Ивновн Артемьев?

– Господи Исусе! – воскликнул Петьк, в полной уверенности, что и эти тоже – бртья и сестры ншей Ектерины Ивновны.

Петьк никогд не отличлся нбожностью и вообще-то готов был ко всему н свете. Но ткя многолюдня семья… это несколько нрушило его душевное рвновесие.

Впрочем, тут же выяснилось, что это бывшие ученики Ектерины Ивновны, ее последний школьный выпуск. Теперь некоторые из них учились н рбфкх, другие были уже студенты-третьекурсники, третьи рботли н зводе. Ектерин Ивновн совсем потонул в этой пестрой, веселой толпе. Он всех отлично помнил, нзывл по имени, кждого рсспршивл про родителей, бртьев и сестер.

– Вы школу совсем-совсем оствили? – с сожлением воскликнул все т же стриженя девушк, похожя н мльчишку.

Он с первой минуты встречи уцепилсь з локоть Ектерины Ивновны и уже не выпускл его.

– Ну, почему же? Здесь у меня всё срзу – и семья и школ.

27. «К ДВУМ ЕДИН…»

В школх кончлись переводные испытния. «Ленинские искры» пестрели сообщениями об удрникх учебы, о клссх со стопроцентной успевемостью и о клссх, которые пришли к испытниям неподготовленными. А мы не могли подводить итоги. Нм не н что было оглянуться – нм ндо было думть о будущем, о предстоящей осени и исподволь готовиться к ней.

Именно тк и поступл Ектерин Ивновн. Он уже знл, кк умеет читть, писть и считть кждый в отрядх Стеклов и Володин, где были собрны смые млдшие ребят, знл, кково обрзовние Петьки, который у нс с смого нчл не по возрсту попл в отряд Жуков. Он не устривл особых поверок, отдельных экзменов. Однжды я слышл – под вечер он читл ребятм «Бежин луг», потом обртилсь к Лёне Петрову:

– Почитй теперь ты, я пок немного отдохну – устл…

Леня совсем рстерялся:

– Д что вы, Ектерин Ивновн! Д я не умею… я плохо очень…

– Читй, читй. Я совсем охрипл. Читй, мы слушем.

Крснея, потея, смущясь, Леня нчл по склдм рзбирться в длинных и плвных тургеневских периодх.

Послушв минуты три, Ектерин Ивновн сжлилсь:

– Ну, отдохни. Пвлуш, теперь ты смени его.

Пвлуш Стеклов приступил к делу куд бойчее – он читл очень внятно, дже с выржением.

– Ну куд годится человек без знния рифметики! – услышл я в другой рз. – Д ведь он н кждом шгу нужн. Дже дикий человек не мог обойтись без чисел. Когд ему ндо было нзвть число, он покзывл н предметы, которые всегд встречются в природе именно в тком количестве. Что, непонятно? Сейчс объясню. Кк было скзть «один»? Первобытный человек говорил: «лун» – ведь лун одн в небе. Вместо «дв» он говорил «глз»…

– Верно! Глз-то всегд двое! – крикнул Петьк, см удивленный и гордый тким открытием.

– А когд ндо было нзвть число «четыре» – говорили «лев».

– Потому что сколько ног? Четыре! – вслух догдлся кто-то.

– А три кк же? – осведомился млдший Стеклов.

– Д, вот это было трудно. В жрких стрнх говорили: «ног струс», потому что у струс н ноге три пльц. А где струсы не водятся, тм люди не знли, кк быть…»

Осторожно, шг з шгом, Ектерин Ивновн приохотил ребят к знятиям, они еще дже не успели зметить, что учтся!

Кк-то под вечер, сидя в спльне у млдших, он скзл:

– Вот что: до сих пор я все здвл вм рзные здчки – теперь здвйте-к вы мне. Придумйте ккую-нибудь здчку сми.

– Приду-умть?

– А мы не умеем!

– Вы не видите здч? Неужели? Д их кругом сколько хотите.

Ребят озирются по сторонм, силясь понять, чего хочет от них Ектерин Ивновн. Уж не шутит ли он? А Ектерин Ивновн встет, ходит по комнте, дотргивясь до кровтей, подушек, до тумбочек, и все повторяет:

– Смотрите-к, вот здч, вот здч, и здесь тоже, д не одн, целых две. Ну-к, Пвлуш, иди сюд. Сосчитй эти кровти.

– Одн… две… семь, Ектерин Ивновн!

– А в том ряду?

– Одн… две… три… девять! – доклдывет Пвлушк.

– Ой, я догдлся! – кричит Леня. – В одном ряду было семь кровтей, в другом девять… – и вдруг умолкет, точно ему не хвтило дыхния.

– Ну, дльше? – спршивет Ектерин Ивновн. – Это вся твоя здчк?

– Нет, не вся! – кричт ребят. – Можно узнть, сколько в двух рядх!

– А можно – н сколько в ншем ряду больше!

– Ну хорошо. А теперь двйте тк. Вот я пишу. Всем видно? – И Ектерин Ивновн крупно и четко выводит, н листе бумги: 26+12. – Придумйте н эти числ здчку.

– Мы им збили двдцть шесть мячей, они нм двендцть – сколько всего збили? – выпливет Петьк.

– Эх, ты! Кто же тк считет – сколько всего? Ндо считть, н сколько у нс больше! – кричит Вся Лобов.

Позже, по дороге в столовую, ребят то и дело окликли:

– Ектерин Ивновн! А вот еще здчк! А вот еще!

И з ужином они не могли успокоиться: считли трелки, ложки, ломти хлеб, дже ягоды в компоте и тут же сочиняли про них здчи.

Постепенно среди млышей не остлось ни одного, кого Ектерин Ивновн не зствил бы думть, придумывть, сообржть. Он исподволь усложнял здчи, уверившись, что ребят хорошо и сознтельно спрвляются с простыми. И они решли здчи и примеры с пылом, потому что горячо и увлеченно знимлсь рифметикой см Ектерин Ивновн. Этого огоньк в ней, видно, не погсили годы, д, я думю, он и не повторял из год в год одно и то же, всякий рз неистощимо придумывл что-то новое, свое.

И еще услышл я однжды: бежл по двору вприпрыжку Вся Лобов и выкрикивл нечто непонятное – то ли стишок, то ли считлку. Нконец я поймл рифму: «ндзирй».

Должно быть, недоумение еще не сошло с моего лиц, когд я столкнулся с Ектериной Ивновной, потому что он срзу спросил:

– Что это вс тк удивило, Семен Афнсьевич?

– Д вот не успел рзобрть – что-то згдочное Лобов припевет, рекомендует ндзирть нд чем-то.

Он рссмеялсь:

– Не ндзирть, нзирть. Это я им рсскзывл про первый русский учебник рифметики Мгницкого. Некоторые мест тм нписны стихми, вот ребятм и понрвилось.

И он, улыбясь, продеклмировл мне згдочную Вськину «считлку»:

К Двум един – то есть три,
Дв же к трем – пять смотри.
Тк и все нзирй,
Тблицу рзбирй!

Несколько дней спустя Ектерин Ивновн сообщил мне:

– По рифметике все млдшие – примерно вторя групп. Читют хуже, но я их з лето подгоню. А кк со стршими?

Со стршими дело обстояло не блестяще. Поодиночке их проверил по рифметике Алексей Сввич, по русскому языку – Гля и Софья Михйловн. Человек тридцть едв-едв годились в третью группу, человек двдцть – в четвертую и десяток с большой нтяжкой – в пятую. Среди этих окзлись Жуков, Подсолнушкин и Володин. Володин я никогд не считл чересчур способным и сообрзительным, между тем выяснилось, что он хорошо читет, довольно грмотно пишет и очень толково решет здчи.

Многие взрослые ребят, в том числе Суржик и Колышкин, которым уже стукнуло по четырндцти, едв годились в третий клсс. Трудновто было предствить себе, кк это они будут сидеть н одной прте с Петькой.

По истории, ботнике и немецкому языку все – и мленькие и большие – были одинково безгрмотны. Знния по геогрфии носили… кк бы это скзть поточнее… несколько односторонний хрктер. Суржик хорошо знл Грузию – он изучил этот солнечный крй, путешествуя н крышх вгонов или же, нпротив, под вгонми, в тк нзывемых собчьих ящикх.

Подсолнушкин знл Центрльно-Черноземную облсть: не было, кжется, н Орловщине, в воронежских и курских крях ткого детского дом, где он не пожил бы хоть дв-три дня. Репин побывл во всех крупнейших городх стрны, мог кое-что рсскзть не только о Ленингрде и Москве, но и о Киеве, Хрькове, Тифлисе, Минске, Севстополе. Но у большинств прошлое было не столь ромнтическим, и стрнствия по детским домм не прибвляли, им знний по геогрфии.

– Кое-ккие дыры зштопем в процессе знятий, – говорил Софья Михйловн. – Но хорошо бы кое-что нверстть зрнее, прямо бы сейчс. Ндо подумть…

28. В ЛЕТНЕМ САДУ

В Ленингрд я ездил чсто. Подолгу просиживл в гороно, ловя окончивших педгогические институты. Мне хотелось поговорить с человеком нчистоту, прежде чем его нпрвят в Березовую поляну. Если тебе присылют рботник, поздно спорить. Мне же нужны были не просто «нпрвленные», ткие, которые шли бы к нм по своей охоте.

И ткой подбирлся у нс педгогический коллектив, что я вствл поутру с особенным чувством рдости и покоя. Вствл и думл: что ткое хорошее у меня нынче? А, д: Алексей Сввич! Ектерин Ивновн! Это были не слов, постоянное ощущение. Я мысленно видел Ектерину Ивновну, тесно окруженную ребятми, или Алексея Сввич в мстерской – и это с смого утр нполняло меня уверенностью: день в хороших рукх. Если ндо, могу уехть хоть н сутки– и не будет точить, подгонять тревог.

В тот жркий июньский день пришлось зхвтить с собой Костик.

– Купи ему бшмки, – нствлял Гля. – Примерь кк следует, чтоб не жли. И Леночке ткие же.

– Двй, уж и ее с собой.

– Хвтит с тебя одного. А рзмер одинковый. Когд вс встречть?

…Костик сидит передо мною в вгоне. Глз у него совсем круглые – знчит, предвкушет новые впечтления. А может быть, просто хочет спть – перед сном и у него и у Леночки глз всегд стновятся круглыми, кк у совят. Н лице у Костик отржется все, о чем он думет, что слышит. Словно легкие облк, проходят по его лицу отржения мыслей.

– Пп! Мы купим в Ленингрде бшмки?

– Купим.

– И Леночке купим в Ленингрде бшмки?

– И Леночке.

– Кожные?

– А ккие же еще?

– Я кожные хочу.

– Кожные и купим.

– Пп, я к тебе сяду?

– Лдно, сдись.

Он устривется поудобнее у меня н коленях и вздыхет удовлетворенно, покойно: вот, мол, и достиг, чего хотел. Потом приникет лицом к окну. Нос у него совсем рсплющился.

– Осторожней, Костик, стекло рздвишь.

– Ну что я, глупый? – солидно возржет он и очень строго смотрит н девушку, которя позволил себе громко рссмеяться, услышв его ответ.

– И чего смешного?.. – тихо говорит он, прижимясь носом к стеклу. И еще тише, почти шепотом: – Новое дело!

Знкомый оборот! Узню Пвл Подсолнушкин. Пвел не речист, и эти дв слов – «новое дело» – вполне успешно выржют у него возмущение, удивление, укоризну и неудовольствие.

– Костик! – предостерегюще говорю я. Костик молчит, отлично понимя, что я имею в виду. Он больше не смотрит н смешливую девушку. Он протягивет ему конфету в пестрой желто-крсной бумжке, но он только поджимет губы и энергично мотет головой из стороны в сторону.

– Ккой гордый! – говорит девушк и снов смеется.

Костик смотрит в окно, я – н Костик. Смотрю и думю о своем.

Я теперь сплю по ночм. Первое время мы толком не спли – ни я, ни Алексей Сввич, ни Ектерин Ивновн: кждую минуту могли постучть в дверь, могло обнружиться, что кто-то кого-то избил, кто-то сбежл, что-то укрдено, испорчено, рзбито. Дже когд все нчло понемногу нлживться, мы не знли ни дня, ни ночи, ни чсу покоя. А вот теперь я стл спть крепко.

Вчер вечером ко мне зшел Суржик и молч положил н стол тридцть дв рубля.

– Что з деньги?

– Это з портсигр.

– Ккой портсигр?

– Ну, тогд… помните? И, в кошельке у вс было сто рублей. Тк я остльное после отдм, вы не думйте. А это пок…

– А-, вот что. Ну, спсибо. Иди и не спотыкйся больше.

Он ответил по форме:

– Есть не спотыкться!

Когд он был уже у двери, я скзл:

– Погоди. А эти деньги у тебя откуд?

Он круто оборчивется. Лицо у него бгровое, и второй рз я вижу его глз – гневные, умоляющие, подернутые внезпными невольными слезми, которых не сдержть.

– Семен Афнсьевич! – Он гулко удряет себя кулком в грудь. – Пятндцтого мя день рожденья, ббушк прислл семь рублей. Д из тех шесть не истртил! Десять рублей мне Репин был должен. Пять…

– Лдно, всё. Иди.

– Нет, зчем вы…

– Д ты не обижйся, я просто хотел знть. Иди, Суржик.

Ошибк. Нельзя было спршивть.

Я делю много ошибок, зню. Смое опсное – рстеряться перед сложностью и многообрзием хрктеров, которые тебя окружют.

Когд я в письмх спршивю Антон Семенович, кк поступить в том или ином случе, он отвечет: «А я не зню, ккя у вс в тот день был погод». Это знчит: все звисит от обстновки, от всей суммы рельных обстоятельств – все ндо уметь учитывть, все ндо уметь видеть. Мелочей нет, все вжно. Д, конечно. Но мне кжется иной рз, что я утону именно в мелочх.

Их много, и я не всегд умею определить, нсколько одно вжнее другого, что можно отодвинуть, з что необходимо схвтиться прежде всего.

– Пп, – говорит Костик, – я скжу тебе н ухо: я хочу ту конфету. Крсненькую.

Оглядывюсь. Той девушки уже нет – мы дже не зметили, н ккой остновке он сошл.

– Ничего не поделешь, Костик. Ндо было срзу брть.

– А зчем он смеялсь?

С вокзл мы с Костиком идем пешком. Хорошо! Ленингрд опушен рнней, еще не зпылившейся зеленью. Он помолодел, и уже не ткими строгими, кк тогд, в мрте, кжутся мне его прямые улицы. Будто рздвигя суровый грнит нбережных, струится живя голубизн опрокинутого неб, течет и дышит Нев. Еще очень рно, можно пройтись пешком. Хорошо! Рдостно поглядеть в этот ясный чс н удивительный город. И рдостно держть в руке руку сын, смотреть сверху н круглую розовую щеку с тенью длинных ресниц. Костик шгет рядом со мной, стрясь попсть в ногу, но н кждый мой шг приходится дв его.

В вестибюле гороно я оствляю его под присмотром добродушной грдеробщицы, которя уверяет меня, что я могу ни о чем не беспокоиться. Првд, мы с Костиком договривемся, кк мужчин с мужчиной: он будет сидеть тихо и терпеливо ждть, пок я не вернусь, зкончив все свои дел. А потом уже пойдут нши с ним дел, общие.

У нс сегодня много дел в городе. Я должен был зйти в гороно, потом мы должны купить бшмки, купить крски и кисти для нших художников, кроме того, двно обещно, что мы зйдем в Летний сд и посмотрим пмятник Крылову. И когд я через полтор чс спускюсь в вестибюль, я нхожу грдеробщицу в совершенном восторге от Костик, смого Костик – очень довольного собой: он честно, по-мужски сдержл слово – никуд не бегл, не скучл, сидел тихо и, конечно же, не плкл. Придется отложить покупки – Костик зслужил сперв обещнную прогулку.

Мы идем по мосту. Под ним струится Нев. Остнвливемся, смотрим вниз. Долго, без конц, можно смотреть н плмя костр и н бегущую воду. Потом я перевожу глз н Костик – лицо у него серьезное, сосредоточенное. Он тоже смотрит в воду. О чем он думет?

– Пойдем, – говорю я.

Снов шгем: я – один шг, Костик – дв. Минуем мост, идем по нбережной. Слев Нев, спрв решетк Летнего сд. Вглубь сд убегют белые сттуи, переливется н солнце листв деревьев. Безлюдно. Может, потому, что чс еще рнний?

– Смотри, Костик: во-он тм пмятник… Я не успевю договорить.

– Пмятник! Пмятник! – Костик вырывет руку и бежит вперед по дорожке.

Подойдя, не нхожу н его лице и тени прежней здумчивости – оно все в движении, в улыбке, которя светится в глубине глз, и н губх, и в ямочке н щеке. Обеими рукми Костик ухвтился з огрду, приподнялся н цыпочки; его голос и смех рздются, кжется, н весь сд:

– Гляди! Гляди! Журвль! И лис! С хвостом! Ой, ккя! Пп, гляди – петух! А это кто? Это кто смешной? Обезьян? Чего он делет? Пп, Леночку приведем сюд? Пп, Леночку!

Мы глядим и не можем нглядеться, тк все это хорошо и весело – и звери, и птицы, и см Крылов, грузный, спокойный, добрый и нсмешливый, – нстоящий дедушк.

– Костик, пошли!

– Погоди! Еще посмотрим немножко.

– Костик, бшмки покупть?

– Пп, еще немно-ожко! Это медведь, пп? Я хочу туд, я перелезу…

И вдруг он зстывет неподвижно, трщит глз и приоткрывет рот. Я смотрю вокруг – что с ним? Что он увидел? Не успевю я понять, что случилось, кк Костик срывется с мест и бежит куд-то нпрво.

– Король! – кричит он во все горло. – Король!

Под кустом сирени н скмье сидит оборвння серя фигур. Тут же н куске гзеты – булк и еще ккя-то снедь. Непонятно, кк Костик издли признл в этой фигуре Короля, но он с рзбегу кидется в колени оборвнцу, все тк же крич:

– Король! Король!

– Король! – зову я.

Он встет.

Я видел это лицо и бесшбшно-веселым, и злым, и нсмешливым. Я видел его угрюмым и здумчивым в последнюю ншу встречу. Но никогд н моей пмяти не было оно тким незщищенным, тким беспомощным. Король держит Костик з плечи и смотрит н меня испугнно и удивленно. Костик зпрокидывет голову и обрщет к Королю сияющую, влюбленную улыбку:

– Ты куд уходил? Ты с нми домой поедешь? Пп, он с нми поедет!

Я еще не успел спросить себя, поедет ли он, зхочет ли поехть с нми. Но я был тк рд, что он здесь, что я вижу его! И н его лице недоумение, испуг, тревог понемногу словно тяли, сменяясь кким-то новым выржением. Он стоял у скмьи, опустив руки н плечи Костик, и по-прежнему, кк бывло, смотрел мне прямо в глз.

– Здорово, – скзл я нконец и сел н скмейку. – А где Рзумов? Где Плетнев?

– Плетнев нет… Рзумов здесь… Мы с ним н юг собиремся.

Его желтые глз стли прежними, озорными и смелыми, и голос прозвучл, кк и прежде, незвисимо и вызывюще.

– Поедем скорее домой, – скзл Костик.

Я промолчл. Король отвернулся и скзл негромко, не глядя н млыш:

– Не могу я ехть, Костик.

– Нет, поедем! Пп, скжи ему!

Король быстро повернулся ко мне.

– Не поеду я, – зговорил он быстро, зхлебывясь словми, рзом опять потеряв всю свою незвисимость. – Я вм тм ни к чему, зчем это я вдруг поеду. Мы н юг решили, зчем это я вдруг остнусь… И Рзумов не соглсится…

– А я-то думл… – скзл я медленно, – я-то думл: Король сбежл – уж нверно н новостройку… н Мгнитку… ты вон где…

Король смотрел н меня рстерянно.

– Есть хочется, – неожиднно скзл Костик.

– А ты поешь. Вот, бери-к булку с колбсой, н… – Король поспешно достл из крмн ножик, обтер гзетой, отрезл ломоть булки, кружок колбсы и протянул Костику.

– Спсибо! – И Костик с ппетитом принялся з хлеб с колбсой.

– Семен Афнсьевич, – скзл вдруг Король, – кк ребят? Не рзбежлись?

Я пристльно посмотрел н него:

– Ты и см не думешь, что рзбежлись. Все н месте. Кроме тебя, Рзумов и Плетнев, никто не ушел.

– А кк живете тм?

– Мчту поствили, – усердно жуя колбсу, сообщил Костик. – Пионеры в гости приезжли. С брбном. В бскетбол с нми игрли.

– Ну?

– Проигрли мы.

– Проигрли? А большие ребят, Семен Афнсьевич?

– Обыкновенные пионеры. Лет по триндцти.

– И нши проигрли?!

– Проигрли.

Король досдливо крякнул. И вдруг его прорвло:

– А кто игрл? Жуков – тк, Стеклов – тк… Репин? Репин игрл? И проигрли… Ах, черти!.. А что Володин – неужто остлся без нс, не ушел? А кто в отряде комндир? Во-ло-дин? Вот это д! А новых ребят нет?

Он спршивет и спршивет, без передышки, он живо предствляет себе всё и всех, он не збывл, он помнит…

– Слушй, Дмитрий, – говорю я, – брось влять дурк – едем.

– А Рзумов? – спршивет он вместо ответ.

– Отыщи его, и едем все вместе.

– Он сейчс сюд придет.

– Вот и лдно.

Помолчли. Он испытующе смотрит мне в лицо:

– Семен Афнсьевич, вы сердитесь?

– Нет. Но я не понимю, кк ты мог уйти. Не понимю.

– Семен Афнсьевич… – Он вдруг перешел н шепот, словно нс мог услышть кто-то, кроме Костик. – Я тогд решил остться. Выхожу от вс – помните, ночь уже был, тут Плетнев. Говорит: тряпк ты, помнили – ты и остлся. Ну, я и пошел.

– Вот тут-то ты и поступил, кк тряпк.

Мне хотелось скзть ему, что, видно, многое еще должно случиться, прежде чем он всерьез поймет, в чем нстоящее мужество и нстоящя смостоятельность. Но не стоит говорить – слов сейчс не дойдут до него, д он и слушть не стнет. Он должен говорить см. Тем же быстрым шепотом, взхлеб, ничего уже не пряч и не взвешивя, о выклдывет все, что нкопилось н душе:

– Нм с Рзумовым не хотелось… Но Рзумову с ним не спорить. Он Плетня всегд слушлся…

– А ты?

Король отмхивется коротким жестом – ему не до моих вопросов, он должен поскорей выговориться до дн.

– Пришли в Ленингрд – и рзруглись. Ничего не лдится, все вкривь и вкось. Ни к чему душ не лежит. Плетень говорит: «Чего вы кк отрвленные? Уеду, говорит, от вс. Ну вс к черту! Еще без меня нплчетесь». И уехл. Только он без нс тоже никуд, он вернется. А нс не нйдет – кк же?

– Сообрзишь, кк предупредить. Д и он поймет, где вс искть.

– Он гордый, он в Березовую не пойдет.

– Он не гордый, вздорный. Понимешь? Глупый петух, вот и все.

Мимо нс прошл женщин с сумочкой, удивленно оглядел нс; прошл несколько шгов – оглянулсь. Прошл няня с двумя детишкми – тоже оглянулсь рз, другой. Кждый смотрел в ншу сторону с любопытством. Но Король ничего не змечл.

Н трехколесном велосипеде проехл мльчугн лет шести. Костик сполз с моих колен и побежл следом.

Где-то з кустми рздлся осторожный, приглушенный свист. Король обернулся, привстл и окликнул негромко:

– Иди, иди, не бойся!

Я тоже приподнялся: к нм уже бежл улыбющийся Рзумов.

– А я гляжу – с кем это ты? – говорил он еще н бегу. – Здрвствуйте, Семен Афнсьевич! А я думю – зсыплся Король, подходить или нет?

– Едем, – скзл Король. – Можно сейчс ехть, или у вс еще ккие дел?

– Едем. Костик! Где ты тм?

Костик появился н велосипеде – н том смом, з которым он от нс убежл. Он крепко держлся з руль, но ктил его влделец мшины, мльчик пострше, глядевший н Костик снисходительно и покровительственно. Мльчик остновил велосипед перед ншей скмейкой.

Во взгляде Костик был мольб:

– Еще немножко!

– Едем, – скзл я. – Король с нми.

Костик поспешно слез с велосипед.

– Спсибо, я уже поктлся! – скзл он, передвя мшину ее хозяину, и, тут только зметив Рзумов, обрдовлся: – И Володя!

– Аг, и я. Здрвствуй, Костик! – отозвлся Рзумов и тоже улыбнулся, лсково щуря синие глз.

Шгем вчетвером – млыш, двое изрядно оборвнных подростков и я. Со стороны поглядеть – стрння компния.

– Беспризорников ведут? – с недоумением скзл встречня девочк лет десяти.

– Вряд ли: с ребенком… – долетел до нс ответ мтери.

Король передернул плечми.

– Беспризорников, ясно, – с усмешкой повторил он.

– Ну, одеты мы с тобой в смом деле… – примирительно скзл Рзумов.

И снов мы в вгоне. З окном вдруг темнеет, по стеклу вкось ползут крупные дождевые кпли. Костику больше не любопытно глядеть в окно, он не сводит глз с Короля:

– Ты больше не уедешь? Нет?

– Нет! – весело отвечет з Короля Рзумов.

Всю дорогу об рсспршивют о Березовой поляне – Король быстро и ждно, обо всем подряд, Рзумов – изредк вствляя слово. Мне уже и рсскзывть нечего, кжется все перебрл. И незметно пролетел нш не слишком близкий путь. Выходим из вгон. Дождь перестл, но еще хмуро кругом. И вдруг, когд мы подошли к березовой роще, солнце выглянуло, из-з туч. Вспыхнул чисто умытя зелень, зсверкли белые стволы. Все озрено, все нсквозь пронизно солнцем. Гляжу н Короля. То же произошло и с ним: тень сошл с его лиц, оно откровенно счстливое, и – нверно, смешно тк скзть о мльчишке, но д, именно тк – оно помолодело. Он все ускоряет шг, Костик уже не поспевет з нми. Я сжю его к себе н плечи – и мы чуть не бегом подходим к дому. И когд до будки остется ккя-нибудь сотня шгов, Костик вдруг берет меня обеими рукми з щеки, пытясь повернуть к себе мою голову, и говорит испугнно: – Пп! А бшмки?

29. ГОРЯЧИЙ ДЕНЬ

У проходной будки покзлся Сергей Стеклов – дежурный комндир. Он хотел что-то скзть, д тк и остлся с открытым ртом.

– Здорово! – приветствовл его Король.

– Здорово! – кк эхо, повторил Рзумов.

Меня никто не ждл в этот чс, д еще с ткими спутникми. Но «беспроволочный телегрф» действовл безоткзно. Кто-то выглянул из окн спльни, кто-то – из дверей мстерской, кто-то вдруг кубрем сктился с лестницы. И снчл зшуршло шепотом, потом все громче понеслось по ншему дому:

– Король! Король пришел! И Рзумов!

– Подите умойтесь, – скзл я. – Сергей, выдй им полотенц и мыло.

И я оствил ребят одних.

– Ты? – встретил меня Гля, округлив глз. – Тк рно? И бшмки привез?

– Король и Рзумов со мной, – ответил я.

И Гля, збыв о бшмкх, выбежл из комнты.

– Кк вы быстро обернулись сегодня! – выглянул из своей комнты Софья Михйловн. – А крски купили?

– Король и Рзумов вернулись, – повторил я и, уже входя в ншу комнту, услышл, кк хлопнул дверь и Софья Михйловн, постукивя кблукми, сбежл с крыльц.

Удивительное дело! Я убежден, что держл себя в рукх, когд ребят исчезли. По крйней мере, я изо всех сил стрлся не покзть, что это ушибло меня. И сейчс я тоже вел себя тк, словно ничего не случилось. Но улыбки ребят, их глз поздрвляли меня. Кждый подходил только зтем, чтоб взглянуть, улыбнуться, то и скзть что-нибудь сугубо оригинльное и знчительное, вроде:

– Здорово!

Или:

– Вот это д!

А понимть ндо было тк:

«Поздрвляю, Семен Афнсьевич! Уж я-то вижу, кк вы рды. Д я и см рд!»

Только Володин подошел ко мне без улыбки:

– Семен Афнсьевич, что – Король опять будет в ншем отряде комндиром?

В голосе его звучл тревог, и виновт – тревогу эту я пончлу не тк понял.

– Нет, не будет, – скзл я суховто.

– Ну лдно, – ответил он, кк будто я долго в чем-то убеждл его, он – тк и быть – соглсился.

Он повернулся и с неожиднной для его короткого, квдртного тел быстротой побежл з угол дом, откуд нетерпеливо выглядывли, кивя и призывно жестикулируя, несколько ребят из третьего отряд. Минут через пять, не меньше, я снов увидел их, уже из окн, – они всё еще обсуждли вжную новость. И тут-то я почувствовл себя в глубине души виновтым перед Володиным. Ясное дело: если он боялся, кк бы Король не знял снов место комндир, то вовсе не потому, что хотел и впредь см комндовть вместо Короля. Его зботило другое, о себе он не думл!

Весь остток дня я был по горло знят своим. Король и Рзумов несколько рз попдлись мне н глз. Ни рстерянности, ни волнения в них не змечлось. Король зглядывл во все углы и зкоулки, ждно всмтривлся во все новое, – посмотреть было н что. Он обошел гимнстический городок, прыгнул через яму, пробежл по дорожке, подтянулся н кольцх. Побывл в кухне, зшел в хлев к Тимофею, которого мы все-тки решили продть колхозу имени Ленин. Подсолнушкин мужественно переносил горе предстоящей рзлуки, он-то и скзл мне после: «Король тоже говорит – н что, говорит, в детдоме бык?» Он пришел и дже удивился: «О, говорит, кк Тимофея рскормили, глдкий стл! Его в совхоз куд-нибудь, нм он н что?». И нконец пришел Король в мстерскую. Он долго ходил между версткми, приглядывлся и словно дже принюхивлся – рздувл ноздри, втягивя смолистый зпх стружки. Зглянув кк рз в дверь, я, не змеченный им, издли видел, кк он молч отстрнил Глебов и стл н его место.

– Алексей Сввич, чего… – зтянул было Глебов.

– Иди-к сюд, – послышлось в ответ, – помоги вот: пройдись нждчком по этим плнкм, то мне некогд ими знимться.

Глебов принялся з нждчок, Король тк и остлся у его верстк. Рзумов, ходивший з Королем, кк тень, повертелся немного по мстерской и незметно пристроился в подручные к Жукову, орудоввшему с ккими-то доскми в дльнем конце.

После вечернего чя ребят не рзбрелись, кк обычно, кто в клуб, к пинг-понгу или шшкм, кто н бскетбольную площдку или к волейбольной сетке. Нет, сегодня мы все, не сговривясь, собрлись н ншем высоком крыльце, кому не хвтило мест н ступенях, рсселись прямо н трве. Сидели, перекидывлись короткими словми, не ведя общего рзговор, но с ощущением общей удчи, события, к которому ндо было привыкнуть вместе.

– Семен Афнсьевич, рсскжите что-нибудь! – попросил Петьк.

– Про коммуну! Првд, рсскжите!

Кто-то пострлся усесться поудобнее, кто-то придвинулся поближе.

И мне тоже зхотелось в этот особенный день вспомнить коммуну, товрищей, Антон Семенович, поговорить хоть немного о том, о чем думлось тк чсто, что постоянно было со мной и при мне.

О чем же им рсскзть? Я оглядел их. Рсскзывешь всем, мыслью обрщешься иной рз к одному и речь ведешь для него. Видишь: вон тот, сидя н верхней ступеньке, устремил взгляд куд-то вглубь прк и смотрит туд не мигя и думет о чем-то своем… Он один сейчс, не с нми, может быть он и не слышит. А этот прислонился к двери, и взгляд у него рссеянный – он тоже пок не слышит меня. Еще один слушет недоверчиво – и тк хочется увидеть в его глзх искру не подозрительного, нстоящего, сочувственного интерес! А вот этот и смотрит и слушет, но дойдет ли до него? Поймет ли он, что мой рсскз – ответ не н один нш рзговор? А вот Пнин… Эх, Пнин! Дойдет ли до тебя то, о чем я сейчс рсскзывю?

– Тк вот, – скзл я, – было это в прошлом году. Готовились мы к походу. Я уж вм кк-то говорил, что летом мы всегд путешествовли – по Волге ли, по Крыму ли, но непременно отпрвлялись длеко, в новые мест. Прошлым летом поехли мы н Квкз. К вокзлу шли строем, строй у нс был крсивый, впереди – свой оркестр. Вы скжете – вещи кк же? Вещи мы склдывли в грузовик, тм было все: ед, посуд, чемодны с одеждой. Грузовики шли з последним взводом – з ншими млышми. Однко хоть в строю ничего нести не полгется, стршие ребят в первом взводе несли чемодн. А получилось это вот почему.

Обычно, готовясь к лету, кждый коммунр у нс отклдывл понемногу из своего зрботк н зводе. Нкпливлось порядочно, у иных больше сотни. К этому походу у ребят нбрлось всего пятьдесят пять тысяч рублей. А коммунров четырест – прикиньте-к, сколько это в среднем н брт?

Переглянулись мои слуштели – быстро сосчитть ткое в уме…

– Примерно по сто тридцть, – подскзл Алексей Сввич.

– Видите, сумм серьезня. Стли мы думть: если рздть эти деньги ребятм н руки – рстртят зря и н Квкз приедут ни с чем. И придумли положить в общий чемодн, уж н Квкзе рздть, и тогд пусть кждый покупет, что ему хочется. Положили мы эти деньги в чемодн. Они едв уместились – кк-никк, пятьдесят пять тысяч, и все пятеркми д трешкми. Антон Семенович посмотрел, посмотрел и говорит:

«Рз деньги н моей ответственности, стло быть этот чемодн должен нести я».

Попробовли мы чемодн н вес – килогрммов двдцть, не меньше. Рзве же можно, чтобы Антон Семенович ткую мхину тщил н себе всю дорогу! И вот решили мы дть этот чемодн н хрнение первому взводу – комсомольцм. Они, конечно, соглсились, и постоянно у них во взводе мельтешил этот смый чемодн.

А поход был нешуточный. Семьсот километров поездом до Горького. Четыре дня побыли в Горьком – походили, посмотрели, где жил Алексей Мксимович, где рботл, ккие тм еще пмятные, интересные мест, устроили экскурсию н втозвод. Потом нняли проход – д, д, Петя, целый проход – и поплыли вниз по Волге. Плыли не спеш, остнвливлись в кждом городе. И Антон Семенович понемногу стл рздвть ребятм деньги – с тким рсчетом, чтоб и н Квкз хвтило. При кждой рздче соствлялся список, и ребят рсписывлись Списки были в другом чемодне, где помещлсь вся нш кнцелярия. Этот чемодн тоже был в ведении комсомольцев, но его не носили с собой, клли в обоз.

И вот з десять дней плвния роздл Антон Семенович восемндцть тысяч пятьсот сорок один рубль двдцть пять копеек – до сих пор помню. А почему тк до копейки зпомнил, вы сейчс поймете.

В Стлингрде пересели мы с проход н поезд и поктили в Новороссийск. Поезд поплся очень плохой, без свет, выезжли мы ночью и в темноте погрузились. Антон Семенович проверил крулы в кждом вгоне и пошел в первый взвод – спть. А утром, едв рссвело, толкют меня – просыпйся скорей! Едв рзобрл, в чем дело, д тк и хнул. Окзлось, когд поезд отходил от последней стнции, ккой-то человек вскочил в вгон – и хвть чемодн! Потом кинулся к другой двери и выпрыгнул н ходу.

У меня в мыслях, конечно, одно: чемодн с деньгми! Тут стршие ребят и я с ними недолго думя повысккивли из вгон – и, двй прочесывть все вокруг. Но вор кк сквозь землю провлился. Мы были н последнем перегоне к Новороссийску и знли, что тм коммунры пробудут дв дня перед посдкой н проход. Стло быть, нгоним. Что вм долго рсскзывть – дв дня мы рыскли по округе, устли, конечно, змучились, хуже всего – пришли к своим в Новороссийск с пустыми рукми. Тут окзлось – спросонок я не понял, потом не спршивл, – вор-то схвтил не тот чемодн, который с деньгми, другой – со всякой ншей кнцелярией. Тк что горевть особенно не о чем было, кроме кк о собственной нерсторопности. И очень совестно было перед Антоном Семеновичем. Но потом выяснилось еще одно обстоятельство. Собирет Антон Семенович совет комндиров и говорит:

«В чемодне лежли рсписки ребят в получении денег. Знчит, я теперь не могу отчитться в рсходе восемндцти с половиной тысяч рублей. Кк быть?»

Тогд секретрь совет комндиров Шурк Жевелий говорит:

«Ндо взять новые рсписки».

Мы слушем и думем про себя: это верно, рсписки ндо взять, другого выход нет. Но ведь, может, кто и збудет, спутет. А может быть и хуже: получил пятндцть, нпишет десять, вот что плохо. У нс ведь ребят рзные, есть ткие, что пришли совсем недвно прямо из тюрьмы…

И вот н общем собрнии Антон Семенович скзл ребятм, чтоб кждый нписл н отдельной бумжке рсписку н все деньги, сколько получил в дороге. Кждый сел, припомнил, нписл. Вечером в совете стли приводить эти рсписки в порядок – кк ни говорите, четырест штук! Рзложили мы их по взводм, и кждый взвод отдельно подсчитывет.

«Подведут… ой, подведут, черти!» – шепчет мне Шурк.

И я тоже сижу, считю, см думю: кк бы не подвели!

Шурк положил перед собой тетрдку и крупно тк вывел: «18.541 р. 25 к.». И вот приходит минут: по взводм все проверено и зписно, ндо подводить общий итог. Шурк берет крндш и нчинет считть. Считл, считл, потом кк бросит крндш: «Не могу! – говорит. – Считй ты, Кольк!»

Кольк сел и нчл вслух: три д четыре, д пять, д один, д девять… и пишет первую цифру итог: пять. Мы все зкричли: првильно! А Щурк шипит:

«Подумешь, првильно! Рно обрдовлись. В копейкх никто врть не будет».

Тк мы считли. Когд дошли до десятков, Кольк ошибся в подсчете – его тут же стукнули по зтылку, и никто з него не зступился. А под окном столпились коммунры и ждут.

Нконец досчитли. Объявляет Кольк общую цифру: «18.506 р. 25 коп.». Стло быть, недочет тридцть пять рублей всего-нвсего. Ну, это еще не бед. Тут только мы почувствовли, до чего устли от волнения. Кжется, легче было вгон дров переколоть. Но все-тки противно: есть кто-то подлый среди нс. Хоть мы и думли про себя, кк бы не подвели, все-тки ндеялись, что все сойдется… Шурк высунулся в окошко и говорит:

«Подсчитли. Тридцть пять целковых не хвтет».

Тм тоже молчт, не рдуются. Шурк и говорит:

«А все отдли бумжки?»

«Все», – отвечют ему.

И тут Шурк кк хлопнет себя по лбу.

«Ах я стрый чурбн! – кричит. – Ах, собк! Нте!»

Выхвтил из крмн бумжку и бросил н стол, н ней – рсписк, что Алексндр Жевелий получил в счет зрботк тридцть пять рублей. Мы все и хохочем и ругем его – дескть, вот голов дырявя, из-з тебя зря рсстривлись. А Кольк подскочил к окну и кричит:

«Првильно! Тютельк в тютельку! Копейк в копейку!»

З окном все, кк один:

«Ур-р!»

А Антон Семенович спокойно тк говорит:

«А по-моему, инче просто быть не могло».

Вот вм и вся история. Тк-то.

– Ух ты! – скзл Петьк.

Другие тоже кк-то облегченно зшевелились вокруг меня. И тут я перехвтывю стрнный, нпряженный взгляд Репин. Он срзу отводит глз и с нигрнным безрзличием произносит:

– Король, горн ты что, згнл?

– Чего? – Король недоуменно поднимет брови.

Всплеснулся шум и тотчс змер. Все стихло, кк перед грозой. Удивительно – никто, никто, дже Петьк не только не нчл рзговор о горне, но, кзлось, и не вспомнил о нем. А вот Репин помнил, все время помнил.

– Горн, говорю, спустил по дешевке?

– Д ккой гори? Про что ты?

– В то утро, кк вы ушли, пропл горн. Ты что ж, не знешь?

– Д ты что, спятил?! – Король вскочил. Голос у него был сиплый, неузнвемый: – Ты что? Ты… Чтоб я… чтоб я взял?! Ах ты…

Он рвнулся к Репину, я едв успел схвтить его з плечи:

– Погоди, Дмитрий!

– Нет, я ему сейчс морду… я ему… я…

Репин встл побледневший, но спокойный.

– Все тк думют, не я один, – скзл он с вызовом.

– Не ври! – громко и зло скзл Жуков. – Никто и не вспомнил, один ты!

– Мы не брли, – рстерянно зговорил Рзумов. – Что вы, ребят! Мы и не знли…

– Можно подумть, что вы вообще никогд ничего не брли! – усмехнулся Репин.

И тут Рзумов кк-то неуверенно, неумело змхнулся и удрил Андрея по лицу. Ни я, никто не успел помешть ему – мы двно вскочили и стояли нстороже, готовые рзнять, рзвести, готовые удержть Короля, но мы меньше всего ждли, что в дрку полезет Рзумов.

Чьи-то руки схвтили Рзумов, кто-то оттщил Андрея. Все это долго рсскзывть и описывть, в действительности промелькнули ккие-то доли секунды – мы не успели ни вздохнуть, ни опомниться, ни сообрзить, что ткое произошло сейчс у нс н глзх.

До чего же у меня чеслись руки – схвтить Репин з шиворот и встряхнуть хорошенько, встряхнуть тк, чтобы все стло н место в этой вывихнутой, себялюбивой душе!

– Кулком ничего не докжешь, – скзл я.

– А мы… мы не собиремся докзывть! – крикнул Король.

– И не нужно докзывть. Слушй, Репин, – продолжл я, в упор глядя н Андрея. – Ты мне говорил недвно про горн. Что я тебе скзл?

Репин сжл губы и отвернулся. Кругом было тихо, слышлось только дыхние ребят.

– Я тебе скзл, что не верю в это, – подчеркивя кждое слово, нпомнил я.

– Семен Афнсьевич! – Жуков стоит подтянутый, серьезный, тким он бывет, когд ведет нши собрния или выступет в совете детского дом. – Ведь Репин мне сегодня то же смое говорил. А я ему скзл, чтоб он збыл и не повторял… Зчем ты вылез? – круто повернулся он к Андрею.

– Новое дело – зчем! А кк же ему не вылезти! – нрушил нстороженное молчние Подсолнушкин. – Ты спроси, чего он вылез, когд из Ленингрд приезжли. Рзве он может, чтоб все, кк следует?

– Злости в нем много, – откликнулся Сергей Стеклов.

– Злостью можно и подвиться, – неожиднно объявил Петьк.

Я встретился взглядом с Алексеем Сввичем. Его глз смеялись. «Молодцы! Я рд!» – говорили они.

– Знчит, тк, – я снов обртился к Королю и к Рзумову, которого все еще придерживли з локти, хотя в этом уже не было никкой нужды, – збудьте, что скзл Репин. Збудьте, потому что никто с ним не соглсен.

– Д и он-то говорит… без веры, – после короткой пузы, подыскв нужное слово, прибвил Жуков.

– Рзрешите мне скзть, Семен Афнсьевич, – зговорил Ектерин Ивновн. До сих пор он молч стоял поодль, у двери, вглядывясь в лиц ребят. – Я думю, все со мной соглсятся, когд я скжу, что все мы рды возврщению Королев и Рзумов. Королев с смого нчл помогл поднимть нш дом, он полюбил его, ушел… ушел не подумв. И Рзумов ушел с ним не подумв, просто по дружбе. Не зню, кк вы, я всегд был уверен, что они вернутся. И ндо збыть о сегодняшнем рзговоре, ндо збыть, что Королев и Рзумов уходили. Ндо думть о звтршнем дне. Вот, нпример: в кком отряде они теперь будут?

Мгновенье ребят молчли. Это было короткое, но нпряженное молчние; всем было кк-то не по себе.

Неловкость нрушил Володин:

– Тк ведь у них свой отряд… нш, то-есть! Кк были в третьем, тк и опять… это ничего!

Он оглядывлся н своих, словно ожидя подкрепления. Смутня нотк неуверенности все же был в его голосе, но я опять почувствовл: его смущет не то, что см он окзлся в двойственной позиции. Дело ясное: у Короля свой отряд, и он может туд вернуться, это спрведливо и естественно. Но вот комндиром ребят его ствить опсются, рядовым нрвне с десяти-одинндцтилетними, под комнду Володин или кого другого, – зхочет ли Король, не обидно ли ему будет?

– А вы сми куд хотите? – спросил Ектерин Ивновн.

– Все рвно, – сквозь зубы скзл Король. – Хоть и в третий… Чего ж…

Он все еще был весь – кк сжтый кулк, готовый к отпору, к удру. А Рзумов сник, плечи опустились, и он упорно глядел в землю.

– Семен Афнсьевич, если к нм? Я предлгю к нм, ? – скзл вдруг Жуков.

Я ответил:

– Думю, это првильно.

– Идите к нм, – просто и кк-то очень гостеприимно скзл Сня. – У нс ребят пострше, чем в третьем. И вообще…

Он открыто и прямо смотрел н Короля и всем своим видом доскзывл: и вообще у нс нрод хороший, не пожлеете. А не хотите – не обидимся. Но только, не хвлясь, советуем – лучше не нйти.

Король взглянул н Рзумов, но тот тк и не поднял головы, и Король решил з двоих:

– Лдно, к вм…

– Знчит, с этим в порядке, – скзл я. – Ну, Репину что зпишем? Веди собрние, Жуков.

И снов н крыльце стло тихо. Я вспомнил о Колышкине, отыскл его глзми. Ну, конечно! Он оглушен, точно все вокруг обрушилось и земля колеблется под ногми. Д тк и есть – мысль Колышкин, все его бытие неизменно, точно в стену, упирлось в жесткую и нсмешливую влсть Репин, из воли Репин он не смел выйти, не смел и думть об этом, и вдруг ккя-то неведомя сил сокрушил Репин! Точно не стло глухой стены вокруг Колышкин и его рзом обдуло всеми ветрми. Никогд я не видел это бледное лицо тким изумленным, тким… проснувшимся. Он озирлся, точно впервые увидел, что вокруг – живые люди.

Но мне некогд было долго рзглядывть Колышкин, я только вобрл его одним взглядом – вот ткого, ошршенного, с рскрывшимися глзми. Ндо смотреть и слушть, ничего не упускя: кто знет, может быть, в ккую-то минуту снов ндо будет вмешться…

Жуков спокойно обводил глзми ребят, ожидя ответ н свои слов о Репине. Молчние зтягивлось. И тут шгнул вперед Подсолнушкин.

– Известно… – нчл он, и все обернулись в его сторону. Он попрвил пояс, переступил с ноги н ногу. Он не смущлся устремленными н него взглядми, он просто обдумывл, кк бы лучше, понятнее выскзть свою мысль, и говорил еще более солидно и незвисимо, чем всегд. – Известно, – повторил он, – тк спокон веку было: что Репин скжет, то и будет. У Колышкин в отряде рзве Колышкин комндир? Репин. Чего смотришь, Колышкин? Непрвду я говорю? А в Репине ткя вредность сидит: что зхочу, то пускй и делют; тк не сделют – куплю, только чтоб было по-моему… – Подсолнушкин смолк, остновленный сложностью собственной мысли; слов, способных ее вырзить, не нходилось. Он нбрл в грудь побольше воздуху. – Предлгю! – скзл он громко и сердито: – Пускй уходит отсюд. Сктертью дорог! А хочет оствться – пускй помогет. Пускй живет… кк люди живут. Всё.

И он сел н ступеньку, нхмуренный, недовольный, но, кк всегд, исполненный сознния собственного достоинств.

Змечю в толпе лицо Глебов. Он, который никогд не остнвливлся перед любым грубым, дерзким словом, изумлен и потрясен этой сдержнной и сильной обвинительной речью, д еще – подумть только! – речью против Репин! А вот Коробочкин – этот смотрит, точно перед ним рзыгрывется зхвтывющий спекткль. Смотри, смотри, Коробочкин, – ты не ушел, и, видишь, не зря ты остлся!

Репин проводит рукой по лбу, по бледной щеке, но голос его звучит ровно:

– Не твоя збот, Подсолнушкин, рссуждть, кк я должен поступить. Я поступлю кк зхочу. Зхочу – уйду, зхочу – остнусь, ты мне не укзчик.

Тк. Вот теперь пор вмешться.

– Подсолнушкин тебе, может, и не укзчик, – говорю я, – мы все вместе можем укзть. По-моему, Подсолнушкин првильно скзл: мы тут не пустякми знимемся – у нс дело, мы рботем. Не хочешь помогть – уходи. Жуков, голосуй.

– Кто з предложение Подсолнушкин? – спршивет Сня.

Решительно поднимют руку см Подсолнушкин, Сергей Стеклов. Секунд колебния.

Подняли руку Володин, Петьк, Суржик. Еще ккие-то секунды – и кругом тянется целый лес поднятых рук. Кжется, один Колышкин смотрит в землю, будто ничего не слышит, и руки не поднимет.

– Сделю тк, кк зхочу, – сквозь зубы повторяет Репин.

– Тм посмотрим, – спокойно отвечет Жуков.

30. СНОВА ДОМА

Итк, мльчишки снов дом. Рзумову ндо отдохнуть, оглядеться, прийти в себя. А Королю нельзя двть опомниться, ему нужно вложить в руки дело, нстоящее дело, которое збрло бы его целиком, без осттк. Что же это будет з дело? Ектерин Ивновн считет, что ему ндо очень много знимться. Это верно, но этого мло. Нужно еще что-то. Я очень рд, что никто из воспиттелей не говорит: он пришел из бегов, ему нельзя двть никких ответственных поручений. Д, бывет, что вернувшегося ндо нкзть, испытть, трижды проверить, но здесь…

Нет, здесь ндо знять и руки и голову, ндо доверить много и от всего сердц. Ведь он вернулся домой, он двно рвлся сюд и только не умел одолеть препятствие, мешвшее ему вернуться.

– Пожлуй, поствим его комндиром первого отряд? – думю я вслух.

– Д, Жуков – председтель совет, у него рботы хвтет, – соглшется Алексей Сввич. – Но, мне кжется, тут есть опсность: кк бы он не превртил отряд в свою вотчину…

– Ну, в первом отряде это не тк-то легко! Но, пожлуй, вы првы… Ему нужно бы поле деятельности пошире…

Чс спустя после этого рзговор я услышл стук в дверь кбинет:

– Семен Афнсьевич, я зйду к вм?

В голосе Короля и вопрос и утверждение. Тк – и прося и утверждя – обычно говорит Костик: «Я пойду гулять? Я съем морковку?»

– Зходи, конечно.

– Семен Афнсьевич, дйте мне ккую-нибудь рботу, много рботы. А то сбегу.

– Бежть незчем. Ты знешь, здесь нсильно никого не держт.

Король досдливо отмхивется:

– Ну, уйду. Мне жить не дет этот горн дурцкий.

Я смотрю н него с удивлением:

– Ты что, Дмитрий? С тобой кто-нибудь говорил про горн?

– Никто не говорил. Только Репин этот… он тк смотрит – я бы его придушил. И Володьк мест себе не нходит. Ловит всех – и кждому: «Я не брл! Мы не брли!» Не могу я…

– Дел много, см видишь. Выбирй, что тебе по душе.

– Не зню, – говорит он угрюмо, глядя в окно. И потом со сдержнной стрстью: – Мне бы потруднее. Я бы сейчс покзл – у-у!

Помолчв, он добвляет:

– Софья Михйловн меня проверял… чтение, письмо, тм… рифметик…

– Д?

– Говорит – четвертя групп от силы, то и вовсе третья.

Лицо Короля темнеет. Кжется, он дже похудел з последние дни, тк обознчились скулы, и губы стли кк две тонкие полоски, – от обиды он всегд крепко сжимет губы.

– Лучше совсем учиться не буду. Не могу я с соплякми сидеть в одной группе! Мне Петьк в сыновья годится.

Сгоряч он, видно, не понимет дже, что з чушь порет. Но мне тоже не до смех.

– То-есть кк это – не будешь учиться? А Стеклов?

Стрший Стеклов тоже будет в четвертой группе. Но он спокоен, его не смущет, что он, смый взрослый из всех ребят (ему скоро пятндцть), окзлся в одной группе с мленькими, – тм будут дже двое из его же отряд. Никому и в голову не придет посмеяться нд ним, все знют, что это бесполезно. Знет и Король.

– Вы мне, Семен Афнсьевич, н Стеклов не укзывйте. С него все кк с гуся вод. Он спокойный. Ему плевть, что тм про него говорят.

– А тебе не плевть?

– А мне не плевть.

– Ну хорошо. Что же ты будешь делть?

– Буду в мстерской вдвое рботть.

– И остнешься неучем? Ну лдно, у тебя головы н плечх нет и ты соглсен остться негрмотным, д ведь з тобой другие пойдут – это ты понимешь? Ведь не один н тебя кивнет: вот Король не учится – и я не буду.

– Семен Афнсьевич! Я с Рзумовым хочу! Мы с Володькой сколько времени нерзлучно… хвтит того, что без Плетня живем…

– Д ты см посуди, кк же можно? Ты тм не то что последним будешь, ты и совсем знимться не сможешь, это ведь пятя групп.

В дверях появляется Ектерин Ивновн – он слышл последние слов и с ходу включется в рзговор.

– Эх, Митя, – говорит он, – не уходить бы тебе – мы бы с тобой з лето познялись, догнли бы пятую группу…

– Ектерин Ивновн! – Король срывется с мест. Он стоит перед Ектериной Ивновной, прижимя руки к груди. – Вы знимйтесь со мной сейчс! Я знете кк буду… Я изо всех сил буду! Я прежде учился ничего. А теперь бы я…

Меня, можно считть, нет в комнте. Обо мне збыли нчисто. Стоят друг против друг, хмурят лбы, сообржют вслух.

– Д знешь ли ты, что это знчит?

– Ектерин Ивновн!!

В этих двух словх всё – и клятв, и мольб, и ндежд.

– Ектерин Ивновн! До сентября догоним?

– Если будешь…

– Буду! Буду! – Король вытирет пот со лб, сдится н прежнее место. И вдруг говорит: – Семен Афисьевич! А если и Сережк?

– Тк ведь ты говоришь, с него кк с гуся вод, ему нплевть?

– Ну… Семен Афнсьевич!

Чсу не прошло – ко мне является Жуков.

– Ты что, Алексндр?

– Семен Афнсьевич, ндо бы Королю ккое-нибудь дело дть.

– Мы уж думли об этом с Алексеем Сввичем и ндумли. Тебе ведь трудно быть и комндиром отряд и председтелем совет: что, если Король в отряде сменит тебя?

– В отряде? Нет, Семен Афнсьевич, комндиром лучше бы Подсолнушкин. А вот я советовлся со Стекловым, с Суржиком, Колышкину говорил… Мы вот что думем: приехли в тот рз гости – мы им в бскет проигрли. Приедут опять – опять проигрем. Комнд не постояння, меняется, нстоящей тренировки нет. В пинг-понг ребят дуются – тоже без порядк. Воення игр скоро, если вы в городе, знятия проводить некому. А Король… вы знете, если он чего зхочет, он что угодно сделет. Рсшибется, сделет. Вот и пускй зведует всем этим… ну, культурным, что ли, досугом.

– Досугом. Тк. Неплохо придумно. Я поговорю с Алексеем Сввичем и Ектериной Ивновной. Пожлуй, это смое првильное.

– А знете, кто придумл?

– Кто?

– Петьк. Он все никк не успокоится нсчет того проигрыш. Он и тогд говорил: «Вот был бы Король – нипочем бы не проигрли». Король только вернулся, Петьк и пристл, тк з мной по пятм и ходит: скжи Семену Афнсьевичу д скжи Семену Афнсьевичу.

– Можно к вм? – В дверях Алексей Сввич. – Послушйте, Семен Афнсьевич, ккя идея пришл в голову ншему Пете: он предлгет всю культурно-мссовую рботу поручить…

– …Королю? – Мы с Жуковым смеемся.

– Ах, вы уже знете? Ну д, Королю. По-моему, это прекрсня идея. У Петьки госудрственный ум! Он мыслит, я скзл бы, мсштбно!

Репин не ушел. Мне кжется, я понимю ход его мыслей: уйти тк – это ознчло бы признть полное свое поржение. Уж если уходить, то с треском, незвисимо, гордо, потому, что см зхотел, не потому, что ккой-то тм Подсолнушкин или Жуков скзли – уходи. Нет, уйти тк бесслвно он не мог.

Чего-чего, выдержки у прня хвтло. Он вел себя в точности тк же, кк все последнее время. Подчинялся режиму. Сносно рботл в мстерской – руки у него были умные. Кк говорили, прежде он был одним из смых ловких крмнников среди ленингрдской беспризорщины, – теперь эти ловкие, небольшие, но крепкие руки легко, без усилия усвивли всякую новую рботу, овлдевли любым новым инструментом.

А все-тки он был см не свой – все его смооблдние не могло меня обмнуть. Его внутренне всего поштнуло. Может быть, это было первое в его жизни поржение. Он был умен и хорошо видел, что от прежней влсти не остлось и след: ребят зщищены и больше ни в чем не звисят от него. Своим влиянием н Колышкин и еще трех-четырех ребят из своего отряд он не дорожил: он умел, рзбирться в людях и понимл, что и десяток покорных Колышкиных не прибвит ему блеск и слвы. Я чувствовл, знл по прежним ншим рзговорм: ему вжно, что думю о нем я. Все, что было скзно тогд, уязвило его глубоко и ндолго. Кк видно, уродливо рзросшееся смолюбие было смой определившейся чертой в его хрктере – и ничто не могло здеть его больнее, чем презрение. А я знл: презрение – лекрство сильное, но опсное; недром кто-то скзл, что оно проникет дже сквозь пнцирь черепхи. Им можно отрвить – и тогд обртного ход не будет. Д, Репин был для меня здчей трудной и тревожной, я ни н чс не мог збыть о нем.

Другой здчей неожиднно окзлся Рзумов. Кк будто все его силы ушли н пощечину Репину. Он бродил вялый, потухший, не поднимя глз. Все влилось у него из рук. Алексей Сввич говорил, что Рзумов подолгу зстывет у верстк, не двигясь, не оборчивясь н оклики и словно збыв обо всем. По словм Жуков, он плохо ел, беспокойно спл по ночм. Он не принимл учстия ни в кких игрх.

– Слушй, Семен, – озбоченно скзл мне Гля, – Рзумов приходит ко мне и все толкует, что он никогд не воровл и о той пропже ничего не знет. Я ему скзл, что никто и не сомневется в этом.

– А он что?

– Говорит, что слишком уж все совпло – их уход и пропж. И что все, конечно, думют н них. И никкие уговоры его не берут.

Я видел, кк Рзумов отводил в сторону то одного, то другого из ребят, и знл, что он твердит все то же: «Конечно, все тк совпло… Только мы не брли… Рзве мы могли бы…»

И неизвестно, кто чувствовл себя более неловко – Рзумов или тот, кому приходилось его выслушивть. Ребят чувствовли в его излияниях что-то больное, что не успокоить словом, – нет ничего хуже, кк глядеть н чужую боль, не умея облегчить ее.

С Рзумовым говорил Гля, говорили Ектерин Ивновн и Алексей Сввич, говорил я. Он повторял одно и то же:

– Если б можно было думть еще н кого-нибудь. А то получется ясней ясного: мы уходим – вещи пропдют…

– Послушй, – скзл ему Гля, – ты бы поверил, что я укрл?

Он оторопело посмотрел н нее и не ншелся что ответить.

– Ну, если бы все улики были против меня и больше не н кого было бы думть? И один бы скзл, что см видел, кк я укрл, и другой… Ты бы поверил?

– Д что вы, Глин Констнтиновн! Нипочем бы не поверил!

– Честное слово?

– Честное слово.

– А кк же мы, по-твоему, должны думть, будто вы укрли? Неужели только потому, что с виду всё против вс?

– Тк ведь вы нс мло знете…

– Рзве ты знешь меня дольше, чем я тебя?

– Нет… но ведь все знют, что и Плетнев и Король… что бывло рньше… что случлось… и поэтому…

…Ектерине Ивновне Рзумов рсскзл свою историю. Родители его рзошлись три год нзд. («Я только перешел в третью группу».) Семья жил тогд в Сртове. Потом в течение двух лет они съезжлись и рзъезжлись, ссорились и мирились. Кждый тянул мльчишку к себе, кждый говорил о другом смое черное, смое горькое, что мог придумть: «Твой отец обмнщик и негодяй», «Твоя мть подля женщин». А во дворе был приятель – Сеньк Плетнев, сверстник, но с хрктером крепким и влстным. Этому было море по колено, он двно, советовл Влдимиру плюнуть н все и уйти. («Он-то сирот, он с дедом жил. Но уж лучше, когд совсем ни отц, ни мтери, чем тк, кк у меня», – скзл Рзумов.) Кончилось тем, что они ушли вместе. Поктили зйцми в Москву, потом в Кзнь, тут познкомились и подружились с Королем, и уже все втроем двинулись в Ленингрд. Здесь пустили корни – перезимовли в детдоме для трудных, с теплом, понятно, собирлись стрнствовть дльше.

– Знете, я слушл его и все думл: он кк рз удивительно не приспособлен для ткой бродячей жизни, – зключил Ектерин Ивновн, перескзв мне эту несложную и невеселую биогрфию. – Мне кжется, из всех нших ребят – во всяком случе, из тех, что пострше, – он смый «не беспризорный» по хрктеру, смый домшний. Ему, может быть, больше не хвтет мтери, чем дже ншему Лёне, хоть тот и совсем млыш. Недром он все к кому-нибудь прислонялся – то к Плетневу, то к Королю. Может быть, он потому и со мной тк откровенно рзговривл… в сущности, он стл рсскзывть о себе прежде, чем я нчл спршивть…

Он был, конечно, прв – Рзумов нуждлся в мягком, не мужском внимнии. Он, пожлуй, побивлся только строгой н вид Софьи Михйловны. С Антониной Григорьевной у него были нилучшие отношения – это его я зстл в числе ее добровольных помощников по кухонным делм, когд впервые осмтривл дом, – и с Глей он тоже говорил охотнее и откровеннее, чем со мной или Алексеем Сввичем.

Однжды перед вечером, рботя у себя в кбинете, я через рскрытое окно услышл рзговор Гли с Рзумовым. Они сидели рядом н крылечке флигеля – он с шитьем в рукх, он с лобзиком и куском фнеры. С первых слов я понял: Рзумов, должно быть, повторял Гле то, что я уже знл от Ектерины Ивновны, и вот продолжение:

– Понимете, все получилось не тк. Мне не хотелось уходить. И Королю. А Плетнев все говорил: пойдем, уговорились ведь. Но и он тоже сомневлся. А когд Жуков вывесил сктерть, Король обозлился… И Плетнев. Он срзу скзл: ноги моей здесь больше не будет…

– Кк ты думешь, где он сейчс?

– Он н нс совсем рзозлился. Мхнул н юг. Но он вернется. Он с Королем очень дружит.

– А с тобой?

– Со мной?..

Пуз. Должно быть, Рзумов впервые в жизни здумлся – дружб ли то, что связывет его с Плетневым.

– Знете, мы с Арсением с пяти лет знкомы. В одном дворе жили. У него ббушк был очень хорошя. А потом он умерл.. А дед… Ну, с дедом Сеньке плохо было…

Я снов взглядывю в окно. Гля сосредоточенно шьет. Он змечтельно умеет слушть, это я и по себе зню, и Рзумову, видно, приятно при ней вслух рзбирться в своих мыслях, в своем прошлом – двно я не видел его тким спокойным.

– Он обо мне всегд зботился, Сеньк. Он никогд один куск не съест, всегд поделится. И он очень смелый. Дже отчянный. Сколько рз его збирли в милицию! Ох, я боялся! А он всегд приходил нзд. Соврет что-нибудь, уж не зню, и отпускют его. Он… вы еще не знете, ккой! Он не хотел, чтоб я воровл. Он говорил – тебе нельзя! Вот хотите верьте, хотите нет, я ни рзу ничего не укрл: Сеньк не велел…

Гля перекусил нитку:

– Но ты говоришь, он всем с тобой делился?

– Д.

– Ты меня извини, Володя, но, по-моему, это одно и то же, если ты дже своими рукми и не брл ничего.

Пуз.

– Вот видите, вы сми говорите… – угсшим голосом произносит Рзумов.

– Что же я говорю? Все это было прежде. А о прошлом тут никто не вспоминет. Я тебе и в тот рз скзл: все знют, что ты и Король не имеете никкого отношения к пропже горн. Ребят у нс очень прямые, они не стли бы притворяться, если б действительно думли н вс.

– Они просто слушются Семен Афнсьевич. А Семен Афнсьевич просто для воспитния… рзве я не понимю?

Гля смеется:

– Плохо же ты знешь Семен Афнсьевич! Он если и хочет что скрыть, тк не умеет…

Ну нет, выслушивть рссуждения нсчет своего хрктер я не нмерен. Зкрывю ппку с бумгми, выхожу н крыльцо и не торопясь шгю мимо Гли и Рзумов. Зстигнутые врсплох, они умолкют. Выглядят они при этом довольно збвно.

…Вечер. Гля уклдывет ребят. Костик прыгет в кровти и хохочет, когд ему удется вывернуться из Глиных рук. Леночк молч, пыхтя и отдувясь, стскивет с себя плтье, но когд я пытюсь ей помочь, он зявляет:

– См! Я см!

– Мне кжется, – говорит вдруг Гля, – он не успокоится, пок не рзъяснится эт проклятя история…

И хотя перед этим мы говорили о том, что бшмки у Костик и Леночки окончтельно рзвлились и ндо же нконец выбрть время и купить новые, я тотчс понимю, о ком и о чем идет речь.

31. КОРОЛЬ ИЗОБРЕТАЕТ

Приехл Гриш Лучинкин, лдный и ккуртный в своей юнгштурмовке. Мы рды ему, кк строму знкомцу. А спутники его н сей рз – три преньк, ткие серьезные и незвисимые, что я срзу вспоминю Тню Воробьеву. Уж не зню почему, но, кк видно, все пионерские делегты н первых порх чувствуют себя по меньшей мере нркомми при исполнении служебных обязнностей. Нши прямо подвлены их строгостью и холодностью. Один пионер – мленький, плотный, в очкх – все время вжно поджимет губы, отчего еще круглее стновятся его толстые, совсем ребячьи щеки. Другой – повыше и потоньше; он успел сильно згореть, и его темно-русый чуб зметно выцвел н солнце; брови у него сросшиеся, д он еще все время хмурит их, тк что вид у него уж вовсе неприступный. Но внушительнее всех держится смый серьезный и, видимо, смый стрший из пионеров – грудь его укршет не только пионерский глстук, но и комсомольский знчок, в рукх – туго нбитый портфель. См он скулстый, зеленоглзый, с нголо остриженной круглой, кк шр, головой.

– Полосухин, – предствляется он. – Мне поручено вести переговоры. Мы просили бы, товрищ зведующий, собрть лиц, которые с вшей стороны будут отвечть з проведение военно-спортивной игры.

«Лиц» собрны в мгновенье ок: председтель совет Жуков, комндиры отрядов и Дмитрий Королев. Все чинно усживются в клубе вокруг стол и с нескрывемым почтением смотрят, кк строгий Полосухин вынимет из портфеля ккие-то бумги. Пок только одно согревет воздух: знкомя дружелюбня усмешк в глзх Гриши.

– А у нс теперь есть «Друг детей». Мы теперь все – друг детей, – говорит Петьк: без него, без ншего глвного связист, рзумеется, и здесь не обошлось.

Полосухин не обрщет н него ни млейшего внимния, но Гриш – тот говорит:

– Это хорошо. Я передм Тне Воробьевой – он интересовлсь, дже велел спросить.

– Вот список пионеров ншего рйон, которые остются н лето в Ленингрде и объединяются в одну бзу, – выждв, когд кончится этот дилог, говорит Полосухин. – Нс сто человек, вс восемьдесят. Но вы не должны смущться ншим численным превосходством, поскольку у вс есть другие преимуществ: вы постоянно живете в этом рйоне и сможете изучить его досконльно.

Гриш прикусил губу и смотрит в окно. Мне тоже стоит немлого труд не зсмеяться. Но мои слушют речь Полосухин, кк откровение. Они сознют, что никто из них не сумел бы говорить тк великолепно, ткими умными и звучными словми: «досконльно»…

– В нчле вгуст мы выедем сюд в лгерь н две недели. В течение первой недели мы ориентируемся, зтем сообщ нзнчим день для открытия военных действий. До этого – не скрою – мы зшлем сюд свою рзведку и изучим местность. Вот крт вшего рйон, которую мы соствили по кое-кким предврительным днным.

И он рзложил н столе крту, сделнную детской, но, несомненно, уверенной и искусной рукой. Зеленя, голубя, коричневя крски положены ровно и тщтельно, условные знки ннесены тушью, тонким пером. Онемев, мои ребят склонились нд кртой, строгий Полосухин, очень довольный произведенным впечтлением, крндшом покзывл нм нш прк, поляну, дом, речку з прком, оврг, железную дорогу…

Король стл чернее тучи. Сня тоже нхмурился, но сохрнял видимость спокойствия. Зто Петьк совсем потерял себя от огорчения. Он вертелся н стуле, вздыхл, шмыгл носом, и глз его стли не просто горестными, но поистине тргическими.

– Вот примерно т территория, которую мы выбрли для рсположения нших чстей. – И Полосухин обвел крндшом соответствующее место н крте.

«Территория» был выбрн с умом: по соседству с речкой, в дльней чсти лес.

– Т-к… – протянул Король.

– А у нс к вм большя просьб, товрищи детдомовцы, – скзл Гриш. – Конечно, подготовку к военной игре ндо вести в секрете, но скжу вм прямо: нм не хвтит десятк флжков для сигнлизции и десятк ружей. Нельзя ли и то и другое сделть в вшей мстерской? Мстерскя школы, где сейчс нходится нш бз, в ремонте, и нм трудновто рботть.

– Кк, Алексей Сввич, – спросил я, – осилим?

– Осилим, я думю… нс немного связывет ремонт школьной мебели и зкз колхоз имени Ленин, но ндо поднжть…

– Поднжмем! – решительно скзл Сня.

– Я думю, – снов зговорил Гриш, – нм ндо будет встретиться через несколько дней, уточнить все подробности. А нсчет ружей, можно считть, договорились?

– Договорились!

– Сколько у нс до поезд?

– Полтор чс.

Гриш обвел глзми моих и остновил взгляд н Сне:

– Ну что же, может, покжете нм вши влдения?

– А что… конечно… пожлуйст!

Пионеры сорвлись с мест, словно воробьи, по которым выстрелили из рогтки. Непостижим был рзниц между плвным «досконльно», «изучение местности» и зртным видом, с кким они выбежли из клуб и зтормошили нших, требуя, чтобы им скорее покзли все-все! Они выспршивли о кждой мелочи, зглядывли во все зкоулки, поистине «досконльно» исследуя и нши мстерские, и прк, и дом, и гимнстический городок. Петьк, конечно тоже сопровождвший их, еще долго не мог опомниться после этого внезпного преврщения. И вечером, когд мы собрлись н совет детского дом, он только трщил глз и все повторял:

– Ишь ты! Ишь ккие… к-кие они! А Генк-то… он у них сквозь землю видит!

– А ведь верно, Семен Афнсьевич! – поддержл Сергей. – Они ткие, ребят эти… Они только сперв здвлись, потом ничего. И понимют здорово, всё углядели, что и кк. Генндий этот у них… вот который речь говорил… Полосухин. Он здорово сообржет!

– Генндий ничего, – подтвердил и Король. – А вот в очкх… кк его… Шурк, что ли? Этот еще несмышленый. Хохочет много. Если они тких мленьких нберут, тк и игрть мло интерес.

– Вот это ты зря, – возрзил Сня. – Ну что же, что хохочет. Ну, смешно было, кк Леньк стл курми своими хвстть. И когд Володин с трпеции упл – тоже смешно. Несмышленых и у нс хвтет. А с тким Генндием воевть – ой-ой-ой! Не зскучешь.

– Генндий – это д, – немедленно соглсился Король. – И Сеньк тоже.

Петьк вдруг весь рсцвел:

– Сеня и свистит же!

– Верно, и свистит здорово. И песню эту… «Крсный Веддинг». В общем, ребят хорошие.

Дже Суржик вствил слово:

– С ними ухо востро… У них вон крты ккие… у нс что – серость одн.

Сергей обиделся:

– Кк это «серость»? Нучимся тоже. Но только ндо поднжть, то проигрем тк… потом позору не оберешься.

В этот вечер совет детского дом зседл допоздн, обсуждя плн подготовки к будущему сржению. А нзвтр с утр Король нчл проводить этот плн в жизнь. Он взялся з дело тк стрстно, с ткой одержимостью, что все вокруг него зкипело и збурлило.

После вечернего чя ребят поступли в рспоряжение Короля. Я и рньше знл, что у него быстрый ум и живое вообржение, но ни я и никто другой не ожидл от него ткой неистощимой изобреттельности. Выдумкм его не было конц.

– Вот, – говорит Дмитрий, выстроив отряд (отныне взвод) Стеклов, – я от вс отворчивюсь. Считю до десяти. З это время прячьтесь кто куд.

– В спльню можно? – пищит Леня Петров.

– В помещение нельзя, – ктегорически отвечет Король. – Ну!

Он отворчивется, плотно зкрывет глз и нчинет рзмеренно:

– Рз… дв…

Леня со всех ног бежит куд-то з курятник. Сергей, не теряя обычного спокойствия, беглым шгом скрывется в прке. Пвлушк стоит рстерянный и недоумевющий, потом рсплывется в улыбке – г, мол, придумл! – и крбкется н корявую, рзвилистую сосну. Остльные тоже нходят себе убежищ кждый по своему вкусу.

– …девять… девять с половиной… десять!

Король быстро поворчивется и, точно у него были глз н зтылке, тотчс бежит к курятнику. Вот он извлек рстерянного Леню и мчится в прк: хвтет одного в кустх, другого з деревом, третьего в ккой-то ямке. Он зглядывет з угол дом, з рспхнутую дверь столовой, под террсу – и безошибочно вытскивет оттуд ребят, кк будто видел, куд и кк прятлся кждый. Прошли считнные минуты – перед ним уже собрлся весь стекловский отряд. Не хвтет только одного… Но Король, утиря вспотевший лоб и дже не глядя вверх, с подчеркнутым безрзличием предлгет:

– Пшк, слезй! Д слезй, говорю, хвтит тебе ворону рзыгрывть!

Сконфуженный Пвлушк слезет с дерев. Коленки у него ободрны, лдони почернели от смолы.

Но смех и глдеж тут же стихют, потому что Митьк говорит с рсстновкой:

– Никудышня вш мскировк, всё делете по-глупому. Куд Леньк побежл – вот здч! Д ее куры рзгдли: они Леньку кк звидят – срзу кудхчут. А вы в прк бежли – ккой топот подняли! Кк целый тбун!

– Д, где время взять! – обиженной скороговоркой и, кк всегд, пришепетывя от волнения, возржет Вся Лобов. – Рз-дв-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять – рзве тут поспеешь по-нстоящему спрятться!

– А по доске зчем сккл?

– По ккой еще доске?

– По ткой! Когд через мостик шрхнул. Тм одн доск хлопет, тк ты по ней рз три протопл. Если тк будет все время, лучше эту смую игру и не нчинть. Лучше срзу сядем в клошу и ботиком прикроемся… Лдно, берите лопты – будем копть.

– Чего копть?

– Сергей, комндуй им, пускй берут лопты – и пошли в прк!

В прке стекловский отряд вскпывет грядку шгов в тридцть. Ребят рботют в поте лиц: Король требует, чтобы грунт был рзрыхлен до тонкости, кк мук лучшего помол. Он копет вместе со всеми и остется глух к мольбм землекопов – объяснить, зчем все это нужно.

Н другой день в урочный чс Король собирет всех вокруг грядки и, потребовв полной тишины, проходит по ней из конц в конец.

– Колышкин! Теперь ты. Но чтоб след в след! Осторожно!

Под взглядми зтивших дыхние зрителей, блнсируя тк, словно он идет нд пропстью по узкой жердочке, Колышкин шгет по рзрыхленной земле, стрясь ступить точно в отпечтки королёвской ступни. Рз три он съезжет – , кзлось бы, что тут трудного?

– Двй я! Двй я! – Петьк не в силх дождться – вот он сейчс покжет, кк ндо, он пройдет след в след и дже не покчнется!

– Нет, – отрезет Король. – Остется отряд Колышкин. Остльные – стройся! Н первый-второй рссчитйсь! Ряды вздвой! Н-пр-во! В лес шгом… мрш!

В лесу он рсполгет чсть ребят цепью вдоль дороги:

– Вы охрн, понятно? Вше дело сторожить. Смотрите в об. Никого не пускйте в лес, понятно? А мы будем пробирться через вс. Мы должны собрться у речки, чтоб вы не зметили. Если больше половины проберется, мы выигрли. Если больше половины здержите, мы проигрли. Отходим!

Он никогд ни о чем не предупреждет зрнее. Он все объясняет в последнюю минуту, очень кртко, словно рубит, и все н лету его понимют.

Он пробирется к речке невредимым; вскоре к нему подходит Жуков. Зтем появляется Подсолнушкин. Через полчс «охрн» приводит под конвоем всех остльных. Король спршивет с презрением:

– Кто из охрны поймл Вську?

– Я!

– Кк ты его поймл?

– А чего? Он в полный рост шел, прямо н меня.

– Тк. Сньк, ты незмеченный?

– Незмеченный.

– Кк шел?

– Полз.

– Првильно. Подсолнух, кк шел?

– Где ползком, где бочком.

– Покжи!

Подсолнушкин послушно сгибется и, рздвигя ветки, то ложсь, то приподнимясь, продвигется шгов н десять.

Потом Король зствляет кждого чсового и поймнного повторить сцену поимки, сопровождя кждое движение язвительными змечниями:

– Ну медведь, медведь и есть! Ты бы еще зпел, чтоб тебя слышнее было… Не ври, ничего ты не полз. Это вон Жуков полз, ты очки втирешь.

– А вот полз, вот полз! – кричит Глебов.

– А если полз, знчит, все под тобой трещло. Внюшк, ты кк его поймл?

Внюшк дет исчерпывющее объяснение:

– Ну кк? Кк… Очень просто: слышу, сопит…

– Вот я и говорю: сопишь, кряхтишь. Шуму н весь лес. А ты дышть – и то збудь, понятно тебе?

Я вспоминю, кк нстороженно, с недоверием и опской отдвл рспоряжения Репин, когд ему поручили привезти со стнции ленингрдские подрки. Он прикзывл Жукову, Стеклову, почти уверенный, что они не подчинятся ему. Сейчс я не чувствую нстороженности в поведении Короля. Он, кк и Репин, привык прикзывть и совсем не привык подчиняться. Он тоже мог бы ждть, что стршие, смые крепкие, не пожелют повиновться ему. Но теперь все тк сплелось в один узел, что и не рзберешь. В отряде он, Король, подчиняется тому смому Подсолнушкину, который беспрекословно слушется его н спортивных знятиях. Об они повинуются председтелю совет Жукову, Жуков без слов выполняет в отряде все требовния Подсолнушкин и во время подготовки к игре – все прикзния Короля. И все они обязны подчиняться дежурному комндиру – Колышкину ли, Суржику ли, звтр Колышкин и Суржик будут послушно выполнять рспоряжения нового дежурного комндир – Стеклов или Володин.

Все в детском доме звисят друг от друг. Кждый должен уметь и прикзть товрищу и подчиниться ему. Подчинение и прикзние встречются все чще, переплетются все теснее, и Король уже не пробует н зуб ни Жуков, ни Стеклов. Он не тревожится, он знет: его послушются. И он уже не может ответить своему комндиру Подсолнушкину: «А ну тебя! Чего тебе еще ндо?»

Не может – и дело с концом!

32. КОНВЕРТ С ОШИБКАМИ

…Ну, знятия? Когд же Король будет знимться?

– Слушй, Дмитрий, кк нсчет ученья? Может, переддим подготовку к игре кому-нибудь другому? Многовто для тебя получется.

– Нет, нет! Не многовто! Вот увидите, Семен Афнсьевич! Увидите, кк будет!

И мы увидели.

Нчть с того, что у Короля недюжинные способности оргнизтор. Вот, нпример, Володин – тот влезет в кждую мелочь отрядной жизни, з все берется, всем помогет – и подчс не успевет сделть глвное, хоть и знят своими комндирскими обязнностями с утр до ночи. Я чсто стлкивлся с этим: человек боится довериться кому-либо и все стрется сделть см. У Короля другя ухвтк.

В первые дни Король был с ребятми неотлучно, потом стл оствлять взводы н попечение комндиров. Нгрянет неожиднно к Подсолнушкину, нведет порядок («Почему не учишь ползть? Тк и будете ходить в полный рост?») и – к Володину, от него к Стеклову, Колышкину… Если первую неделю он почти все время от обед до чя проводил в тренировке, то уже н вторую неделю дело пошло смо. Король только не збывл зйти посмотреть, покзть что-нибудь новое, проверить, кк усвоено то, чем знимлись в прошлый рз («Нет, ходить след в след не умеете – вон нтоптли, кк стдо прошло! И прячетесь плохо!»), все свое свободное время до минуты стл отдвть ученью.

Софья Михйловн и Ектерин Ивновн знимлись кждя со своей группой ребят. Н знятия у нс было отведено четыре чс – после звтрк до мстерских и после вечернего чя до ужин. Но никто не вклдывл в это столько стрсти, столько неистовой горячности, кк Король. Прежде я не знл, что он фнтик, но он именно фнтик и если уж принял решение, то, видно, не отступит, хоть режь его. И вот он встет в шесть чсов утр и сдится з книгу. Урезонить его невозможно.

– А если я не могу спть? Если у меня бессонниц? Я должен лежть, вылупив глз?

Снов и снов он повторяет:

– Эх, вот бы Плетнев пришел сейчс! Вместе бы зсели. Он бшковитый. Кк думете, Семен Афнсьевич, придет он?

– Я мло зню его. А ты кк думешь?

– Должен прийти. Ну куд он без нс? К осени придет непременно.

Ектерин Ивновн говорил, что рифметик у Короля идет хорошо, легко, но писл он вопиюще негрмотно. Тут непонятно было дже, з что брться – кждя стрниц, нписння Королем под диктовку, предствлял собою невообрзимую кшу, где предлоги сливлись с существительными, отрицния – с глголми, слов принимли смую неожиднную и бессмысленную форму; иной рз и не узнть было, что это з слово ткое.

Понятно, что знятий с Ектериной Ивновной не хвтло – и Король стл ловить кждого, у кого выдвлсь свободня минут.

– Глин Констнтиновн, вы сейчс чего будете делть?.. Д, подиктовть. Вот отсюд, Ектерин Ивновн скзл.

И, збегя домой или сидя в кбинете, я слышл негромкий голос Гли. произносящий рзмеренно, отчетливо:

– «Шил в мешке не утишь. Мышь, не ешь крупу».

Иногд я видел Короля и Стеклов вдвоем: один диктует другому или об выполняют упржнения по грммтике: проверяют слово со всех сторон, переворчивют его н все лды, чтобы вместо точек првильно вписть пропущенную букву. Но Стеклов знимлся совсем инче: он не стукл себя со злостью лдонью по лбу, то и кулком по мкушке, кк делл Король, не ругл себя вслух ослом и тупой бшкой. Смое большее – он зкусывл губу и хмурился. Упирлся подбородком в кулки, сидел молч, сосредоточенно глядя в тетрдь, потом все тк же молч, не выскзывя вслух своих сообржений («Ншел! Вот черт его дери!»), кк это делл Король, вписывл в тетрдь решение.

Н предложение Короля вместе догонять пятую группу он скзл:

– Не буду я гнть. Не хочу. Куд гожусь, тм и буду учиться.

Король поносил его нещдно, обзывл и ослом и дубиной, и все это с жром, с истинной злостью.

– Д тебе-то что? – удивлялись ребят. – Не хочет – ну и не ндо, тебе ккое дело?

Но Король не унимлся. Не зню, ккие доводы, кроме брни, он пускл в ход. Првд, однжды я услышл из окн, кк он гневно скзл Стеклову: «Хороший ты товрищ после этого!», но, может быть, тогд речь у них шл и не о том. Зню одно: н знятия к Ектерине Ивновне стл ходить и Сергей.

– Любопытно, очень любопытно, – скзл мне несколько дней спустя Ектерин Ивновн. – Королев очень смышленый мльчик, но невероятня горячк. Получит здчу – и скорей нчинет нугд перемножть, делить, склдывть, вычитть… И опомнится только в том случе, если у него, скжем, не делится без осттк, получется пять человек и три четверти или еще ккя-нибудь явня чепух. А тк ему море по колено. Стеклов – совсем другой. Он нчинет с нлиз – и идет шг з шгом, твердо, толково. Он немножко тяжелодум, но в конце концов почти никогд не ошибется.

Бывло Король приходил ко мне вечером:

– Семен Афнсьевич, можно я тут у вс посижу?

– Сиди.

Он пристривлся з соседним столом и углубленно писл что-то; иногд он открывл пухлый, до откз нбитый конверт и вытскивл ккие-то бумжные квдртики.

– Что у тебя тм? – полюбопытствовл я.

– Это? Конверт с ошибкми.

– Ну д. Вот я нпишу слово непрвильно – Ектерин Ивновн велит его переписть кк следует и положить в конверт. Видите, сколько нбрлось? Все больше безудрные глсные. Ведь есть ткие, что и не проверишь. Небес, нпример.

– А небо? Небесный?

Король поржен моей сообрзительностью:

– Ишь ты, верно! Ну, вот собк – собку ведь не проверишь? Я ее клду в конверт. Потом Ектерин Ивновн диктует и непременно опять вствит эту собку… ну, это слово, где был ошибк. Если я его нпишу првильно – могу из конверт вынуть. А если обртно ошибусь, пускй тм лежит. Я н этой собке прямо покой потерял! Вот смотрю, вот вижу: со-б-к. А пишу – и обртно ошибку сжю. Почему ткое, Семен Афнсьевич? Все зпоминю: и реки, и горы, и город – ну, все! А тут – хоть тресни!..

А меня оздчивет другое: ведь он большой прень, ему скоро четырндцть. Почему он тк носится с этим конвертом, тк бережно перебирет и рсклдывет бумжные квдртики? В этом есть что-то от игры, тк млышей учт грмоте по рзрезной збуке. Но Король… Д полно, он ли снисходительно скзл мне совсем еще недвно: «Ектерин Ивновн – для мленьких»?

33. ХОРОШИЕ НОВОСТИ

В одно прекрсное утро Жуков, Коробочкин и Рзумов предстют перед нми в тких нглженных трусх и рубшкх, в тких нчищенных бшмкх и тк глдко причеснные, что можно ослепнуть: они сейчс повезут в Ленингрд деревянные ружья и флжки для сигнлизции, которые мы изготовили в нших мстерских.

– Они нм подрки – вот и мы им подрки, – философствует Петьк.

Интонция у него ккя-то неопределення, но все мы отлично понимем, в чем дело: ему до смерти хочется тоже поехть, тк хочется, что и не скзть словми! Жуков – руководитель экспедиции – поглядывет н него искос.

– Семен Афнсьевич! Может, и Петьку прихвтить? Все-тки флжки потщит…

– Если он Подсолнушкину не нужен, пожлуй прихвтывй.

– Поди спросись!

И вот уже вихрем сдуло Петьку. И вот он уже несется обртно, и лицо его сияет, кк нчищенный медный тз.

– Можно! Отпустил Подсолнушкин!

Мы в последний рз окидывем своих предствителей критическим взором. Я мог бы поклясться, что все они похорошели з последнее время. Не те лиц, что прежде. Не то выржение глз. Не т оснк. Всё не то! Или ежих говорит ежонку «мой глденький», ворон вороненку – «мой беленький»? Кжется мне это или в смом деле тк изменились ребят?

– Поглядите тм всё получше, – нствляет Король. – Кк готовятся. Особенно нсчет крт. Когд выезжют, спросите. Встретим.

Жуков деловито оглядывет ребят и ящики:

– Всё! Поехли!

…Возврщются они с ворохом новостей. Подробно рсскзывют о том, кк готовятся ленингрдцы. Передют большущее спсибо от Гриши Лучинкин и всех пионеров з подрки («Тк и велели передть: большущее спсибо!»).

Но глвное не это. Окзлось, в тот смый чс, когд мои ребят были у Гриши в Городском бюро юных пионеров, пришло известие о том, что в Ленингрд приехли дети безрботных из Гермнии, Фрнции, Днии – словом, «из буржуйских стрн», кк объяснил Петьк. Я уже знл из «Ленинских искр», что они приедут и будут отдыхть в пионерских лгерях под Ленингрдом. Жуков, Рзумов, Коробочкин и Петьк окзлись при том, кк в бюро – к слову пришлось – советовлись, кто из детей куд поедет: кто с бзой звод «Электросил» н стнцию Песочня, кто н Сиверскую, кто в Сестрорецк.

Жуков и Коробочкин рсскзывют, то и дело попрвляя и дополняя друг друг:

– Мы сидим, молчим – вроде бы кк посторонние, нс не спршивют. А Петьк слушл-слушл д кк вскинется: «А к нм? – говорит. – К нм приедут?» Лучинкин ему: «У вс пок нет пионерского отряд». А Петьк: «Тк мы что, хуже буржуев?» Они все зсмеялись, потом товрищ Лучинкин говорит своим… ну, тем, кто тм к нему пришел: «У них (это у нс, знчит) хорошя обстновк. И дисциплин. Предлгю подумть». И потом нм говорит: «Езжйте, – говорит, – ребят, мы тут подумем и вм сообщим».

Н лице у Петьки – смесь гордости и испуг. Кжется, он сейчс и см с трудом верит, что он тк хрбро рзговривл тм, в Ленингрде, и не где-нибудь, в бюро пионеров.

– Кк думете, Семен Афнсьевич, пришлют к нм? – спршивет Король.

– Думю, могут прислть. Если пришлют, очень хорошо. Только ндо помнить: этим ребятм нужен большой отдых. В Гермнии сейчс трудно. А они к тому же дети безрботных. Знчит, и холодли и голодли.

– А говорить-то с ними кк? – озбоченно спршивет Коробочкин.

– Если фрнцуз или немец – не бед. Софья Михйловн знет немецкий, Глин Констнтиновн – фрнцузский.

– Чудно! – вздыхет кто-то.

– Что ж чудного? Вот с осени и вы нчнете учить немецкий.

– У-у! Я учил, было дело! – смеется Коробочкин. – Вс ист дс – тинтенфс! Ничего не получится!

– Я немного зню немецкий, – говорит вдруг Репин.

Король смотрит н него ненвидящими глзми, с презрением, с отврщением, словно перед ним и не человек дже.

– Ты! Ты им ткого нговоришь…

И, весь потемнев, поворчивется и уходит.

– Это очень вжно, Андрей, – спокойно говорит Софья Михйловн. – Если ты только не позбыл. Язык збывется очень быстро.

– Я с детств… нет, я хорошо помню. Я от нечего делть себя проверял много рз, – тк же спокойно, словно здесь и не было никкого Короля, отвечет Андрей.

34. КУКША – ПТИЦА СУХОПУТНАЯ

Что ни день, то новости.

Пришл телегрмм от Лучинкин: если мы не возржем, то двое детей из Гермнии пробудут у нс около месяц. Ндо бы зпросить отдел нродного обрзовния, но мы тут же, еще не спршивя, не рздумывя, дли ответную телегрмму: конечно, не возржем! Рды! Ждем! Встретим!

А н другой день мы чуть свет отпрвились в лес – рзведчики, Король и я.

Миновли прк, березовую рощу. Потом пересекли проселочную дорогу – и вот он, лес! Берез здесь мешлсь с осиной, изредк среди них высилсь огромня глдкоствольня сосн, и ндо было зпрокинуть голову, чтоб увидеть длеко нд собой, в ясном синем небе, ее широкую крону. Лес был весь серебристый, сквозной и легкий.

Шли, молчли. Похрустывл сухой сучок под ногой, дышл листв. Ночью прошел дождь, и земля, трвы, кусты – все пхло щедро и рдостно.

– Земляник! – почему-то шепотом скзл кто-то.

И мы принялись шрить в прохлдной, непросохшей трве.

– Ну, хвтит. Теперь глядите в об! – грозно говорит Король. – Про всё спрошу!

Петьк еще шире всегдшнего рскрывет глз, словно тк он больше увидит и зпомнит. В рукх у рзведчиков по мленькому блокноту и крндшу, но это больше тк, для порядк, – глз их зписывют лучше, чем руки.

И вдруг в просторной лесной тишине мы услышли голос – кто-то шел з деревьями и громко говорил:

Я пришел к тебе с приветом,
Рсскзть, что солнце встло,
Что оно горячим светом
По листм зтрепетло;
Рсскзть, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой кждой…

Мы остновились, переглянулись. А голос все говорил:

Кждой птицей встрепенулся
И весенней полон жждой…

Он рсскзывл нм о том, что было вокруг нс в эту минуту, – о солнце, о зелени листвы, о синеве неб…

Рсскзть, что отовсюду
Н меня весельем веет…

– Эй! – крикнул Король.

– Э-гей! – охотно откликнулся голос и умолк выжидя.

Мы сделли еще с десяток шгов и увидели среди стволов человек, шедшего нвстречу.

Он был очень высок. Седые волосы, большой – куполом – лоб. Густосиние глз, – прежде я думл, что глз ткой густой синевы бывют только у детей. Усы тоже седые, но не прямой чертой нд губми, кк-то немного нискосок. Это придвло его лицу неожиднно луквое, почти озорное выржение. Ткое у человек лицо, что хоть он и весь седой, стриком его не нзовешь. Н нем куртк и высокие споги, из крмн выглядывет книг. Кто ткой? Лесничий, может быть? По првую руку от него, не отствя и не збегя вперед, вжно выступл огромный пес – овчрк, но не чистокровня и от этого еще больше похожя н волк. Пес строго посмотрел н нс и дже не злял от вжности, только нсторожил острые уши и покзл клыки.

– Ух, кко-ой! – воскликнул Петьк и дже отступил н шг. Неизвестно, чего тут было больше – восхищения или испуг.

– Доброе утро! – скзл незнкомец.

– Здрвствуйте! – не в лд ответили мы.

– Экя прелесть в лесу! – продолжл он доброжелтельно. – Теплынь! А птицы-то зливются!.. Тсс!.. Послушйте… Скжите, – продолжл он полушепотом, нклоняясь к Рзумову, – это ккя птиц голос подет? Вот, слышите – будто трещит кто-то?

Рзумов – коренной горожнин – смущенно помотл головой.

– Неужели не знете? А вы? А вы? Кк же это тк! – укоризненно обртился он ко мне.

Птиц протрещл еще рз, и я, не выдержв, скзл:

– Сойк!

– А они-то, они-то у вс почему не знют? А это кто? Тоже не знете? Кк же это можно иволги не знть?

– Нм не до этого, – решительно скзл Король, которому, видно, ндоел эт птичья книтель.

– А зчем вы пришли в лес, молодой человек? Могу ли я узнть?

– Мы готовимся к военной игре, – незвисимо ответил молодой человек.

Незнкомец дже приостновился:

– Но в тком случе вы должны знть лес, кк свои пять пльцев!

– А птицы-то мне н что?

– Вы его куд хотите зведите, он отовсюду придет, хоть с звязнными глзми, – вступился Рзумов.

– А вы соглсны? – живо спросил незнкомец, нклоняясь к Королю.

– Чего это? – переспросил Король, несколько ошеломленный обрщением н «вы».

– Д вот, если вы соглсны, я отведу вс… н некоторое рсстояние отсюд… Нет, глз звязывть не будем. И попробуйте нйти дорогу нзд. Вы рзрешите? – обртился он ко мне.

– Если Королев хочет. Можно ли было откзться?

– Лдно! – скзл Король.

– Зметьте время, – продолжл незнкомец. – Если он поведет меня обртно по прямой, мы вернемся через четверть чс. Пойдемте! Идем, Чок.

По кким-то неуловимым признкм, по особенной свободе и легкости движении, по уверенному взгляду видно было, что в лесу он кк дом и ему здесь знкомо все – кждое дерево, кждый куст и кждя тропинк. Пес неторопливо побежл следом. Мы уселись н трву и принялись ждть.

– Семен Афнсьевич, это кто? Он кто будет? Лесник? Нет, не похоже – стихи читет…

Ребят были взбудоржены: все-тки приключение. И првд, кто ткой? Чем знимется? Почему тк рно в лесу? Вот интересно – ничего не зня о человеке, догдться, кто он н земле.

Рзумов и Петьк кружили вдвоем, шря в трве, и потом приносили в лдонях землянику, еще чуть розовую с одного бок, но с другого уже совсем румяную, спелую.

– Ешьте, Семен Афнсьевич!

– Ешьте сми. Я не хуже вшего умею искть, со мной вм, пожлуй, трудно тягться… Гм!.. Где же нш Король? Пор бы уж ему…

– А вдруг его звел… этот?

– Ты скжешь, Володьк! Король см кого хочешь зведет.

– Тк где же они?

Прошли условленные четверть чс, потом еще десять минут. Не то чтобы мы волновлись, все-тки… где же они? Мы примолкли. И вдруг з кустми послышлся голос ншего нового знкомц:

– Мох обычно рстет с северной стороны дерев либо с северо-восточной – вы не змечли? А мурвейник непременно с южной стороны рсположен. Ткие вещи тоже ндо знть… А вот и мы! Получйте вшего питомц. Прекрсня интуиция, превосходня зрительня пмять, но читть по лесной книге не умеет.

Король был весь в поту, его спутник – весел и бодр и, кзлось, нисколько не устл.

– Покружили, – произнес Король, утиря лоб. – Чуть было не зпутлся. Влдимир Михйлович тк звел, что только держись.

– Вы искли дорогу лучше, чем я думл. Но вы берете зрительной пмятью. А ведь бывет тк, что глзу не з что уцепиться… Ну-к, посидим немного. Вот и Чок устл. Ему, првд, простительно – стр, вон и морд седеет.

Влдимир Михйлович опустился н трву, потянув з собой Короля, широко, по-хозяйски повел рукой, предлгя и нм всем снов сесть. Чок, из вежливости мхнув рз дв хвостом, тоже прилег, вытянул передние лпы. В шерсти пс н умной морде и првд блестели серебряные волоски, и глз были мудрые, много повидвшие. Д, он устл: псть приоткрылсь, розовый язык тк и ходил в ткт тяжелому, шумному дыхнию.

– Лес не згдк, – зговорил Влдимир Михйлович неторопливо, – в лесу всегд нйдешь и север и юг – по мурвейникм, по птичьим гнездм. А вот есть н Урле ткое озеро – Срыпуль. Чсми идешь от берег – и все вод по колено, ну чуть повыше или пониже, и нсколько хвтет глз, н десятки километров, – все одно и то же, одно и то же. И пришлось мне однжды прочитть об этом озере любопытную историю. Знете вы ткого пистеля – Витлия Бинки? Тк вот он рсскзывет: шел один человек по этому озеру – охотился н уток – и, н беду, потерял компс. Посмотрел н небо, солнц нет, дже и не понять, где оно. То ли тумн от воды поднялся, то ли горели лес, только все зтянуло ткой, знете, мутью, мглой – и солнц не было видно. Ну, думет, пойду з птицми… А почему з птицми, кк вы полгете?

Ребят молчли и только глядели рсскзчику в рот: говори, мол, скорее! Влдимир Михйлович усмехнулся:

– А причин простя. Осень. А осенью птицы летят с север н юг. Пошел он. А берег все нет и нет. Стло не по себе: тк и погибнуть недолго. Не помогли птицы, не покзли юг, потому что летят они не точно по прямой, делют зигзги, повороты. И вот тут спсл его другя птиц – кукш: он покзл ему берег. Помните, кк Колумб повел свой корбль з стей попугев?

Ребят молчли, и Влдимир Михйлович, првильно истолковв их молчние, не стл зтягивть неловкую пузу:

– Вы помните, он уж было хотел повернуть обртно в Испнию. Он потерял ориентировку, экипж бунтовл, и Колумб пришел в отчяние, не зня, где нходится и куд плыть дльше. И тут-то он увидел попугев – и тотчс же, не колеблясь, повел корбль з ними, потому что попугй птиц лесня и должен был лететь к суше. Ну вот, то же смое и с кукшей: кукш – птиц сухопутня, н озере ей делть нечего. Утки, кзрки – другое дело, тех вод кормит. А кукш летит к берегу. Вот охотник и пошел з ней – и вышел н сушу.

Влдимир Михйлович змолчл и прислушлся:

– А вот синичк голос подл, слышите? Лес звенел птичьими голосми. Нш новый знкомый рзличл в этом хоре кждый звук, и видно было, что это доствляет ему истинное нслждение.

– Если я о чем жлею, тк о том, что не зню птичьего язык. Зню лес с детств, рзговривть по-птичьи не умею.

Я посмотрел н него – он говорил без улыбки, всерьез.

– Мне Митя рсскзл (мы дже не срзу сообрзили, кто это Митя), что вы готовитесь к военной игре. Думю, я могу быть вм полезен. У меня есть хорошя, подробня крт рйон – зйдите ко мне, возьмите. Я сюд не зглядывл последний год, то двно бы познкомился с вми.

– Вы живете у стнции?

– По ту сторону железной дороги, совсем недлеко.

Мльчишки смотрели н него с откровенным любопытством, Король – почти нбожно. Ничто не внушет ребятм увжения более глубокого, симптии более живой и искренней, чем человек знющий, умеющий, если это знние и умение щедры.

Влдимир Михйлович еще долго ходил с нми по лесу, кк по своим влдениям, рсскзывл о птицх, деревьях, цветх, о повдкх лесного зверья и охотничьих приметх и см кслся цветов рукой тк легко и бережно, словно это были живые ббочки. Зодно тк же просто и с интересом рсспршивл: с кем игрем, скоро ли приедут ленингрдцы, знем ли мы уже, где они рзобьют свой лгерь. Ребят отвечли нперебой, с явным удовольствием: приятно, когд тебя тк хорошо, тк дружелюбно слушют!

– А штбную плтку я н вшем месте поствил бы вот тут: посмотрите, кк слвно!

Мы остновились. Здесь в смом деле было слвно. Две стрые, рскидистые березы нклонились друг к другу, и ветви их сплелись, обрзуя высокий зеленый штер. Кругом рзросся густой орешник, среди него тм и тут звенели беспокойной листвой тонкие молодые осинки; зеленовтую кору их пятнл ярко-желтый кружевной лишйник, вспыхивющий, кк золото, в солнечном луче.

В высокой трве шл ккя-то своя, еле слышня жизнь: прополз зеленый жучок, сгибя трвинку, что-то – должно быть, ящериц – юркнуло в зросль погуще, и н этом месте в зелени словно мленькя волн плеснул. Большие голубые колокольчики поднимлись нм до колен; один вдруг сильно кчнулся и згудел неожиднным бсовым звоном – из него, пятясь, выбрлся неуклюжий, кк медведь, мохнтый шмелин и тяжело полетел восвояси, колокольчик еще долго рскчивлся н высоком стебле…

Было тк крсиво и тк хорошо, что мльчишки совсем зстыли – и опять нстл тишин, ккя бывет только в сердце лес, вдли от человеческого жилья.

Не то, что мните вы, природ:
Не слепок, не бездушный лик;
В ней есть душ, в ней есть свобод,
В ней есть любовь, в ней есть язык, —

вполголос произнес Влдимир Михйлович. Я посмотрел н ребят. Словно отсвет прекрсных стихов прошел по всем лицм. Кто-то глубоко вздохнул. Король згляделся куд-то в чщу, и в его янтрных глзх я не увидел ни озорств, ни луквств.

35. УНИВЕРСИТЕТ НА ДОМУ

Н другое же утро мы – Король и я – отпрвились к Влдимиру Михйловичу. Не было еще и девяти, когд мы подошли к деревянному домику под железной кровлей. Дом был обнесен решеткой; в одном месте он полукольцом выступл вперед, вплотную охвтывя дв дерев. Дв огромных вяз росли здесь, тесно прижвшись стволми, сплетя и спутв ветви, словно обнявшись, и листв их смешлсь. Плисдник зрос высокой трвой, кустми сирени и кции. Н круглой клумбе перед небольшой зстекленной террсой не было никких сдовых цветов – в той же высокой трве пестро и ярко цвели мки, ромшки, всильки. Окн в доме были рспхнуты нстежь. Из одного выглянул немолодя женщин в темном плтье.

– Сейчс, – скзл он без удивления и пошл открыть нм дверь. – Влдимир Михйлович? Войдите. Он велел подождть, сейчс будет.

Он ввел нс в большую комнту с довольно высоким для деревенского дом потолком. Все стены от пол до потолк были уствлены книжными полкми.

– Ух ты, сколько книг! – вырвлось у Короля.

– Д-, брт…

Я никогд рньше не пробовл предствить себе человек, определить, кто он и чем знимется, еще не зня его, только по его комнте, вещм, книгм. Кто же нш новый знкомый? Н стене висят теннисня ркетк и хоккейные клюшки… Спортсмен, может быть? Н столе – полевой бинокль… Военный? Вот шхмтня доск, вот н полке десятк дв книг по теории шхмтной игры.

Зглядывем в стекл книжных шкфов. Книги, книги по мтемтике, по искусству – о тетре, о живописи, о музыке. И без счет книг по геогрфии: зписки и жизнеописния великих землепроходцев, исследовтелей «белых пятен», летописи слвных открытий, описния путешествий… Нет, здесь, несомненно, живет геогрф, путешественник. Н единственной не зствленной книгми стене – между окон – множество фотогрфий. Вот снимок: темня щетин хвои, колючие лпчтые ветви тянутся к нм, можно дже рзличить мохнтые кедры, высокие пихты и мрчные ели. Непроходимя тежня глушь, только метллическя полоск реки прорезет ее. А рядом еще и еще снимки: резкие контрсты свет и тени, ккие я видел только в Ялте, когд мы ездили туд с коммуной; неспокойное море, волн рзбивется о прибрежные склы и высоко взлетет пен. Вот большой прк – лвры, олендры, огромные чши белых цветов рскрывются в темной листве мгнолий. А вот горные вершины, крутые откосы, вот срывется в пропсть бешеный поток, увлекя с собою груды кмней… И н многих снимкх мы с Королем видим одну и ту же фигуру путник, то же лицо: н одних фотогрфиях оно еще совсем молодое, н других – пострше; вот уж зметно светлее тронутые сединой волосы нд высоким лбом, отчетливее морщины. Но смотрят н нс всё те же пристльные, пытливые глз.

– Это все он? Влдимир Михйлович? – почему-то шепотом спршивет Король.

И вдруг я змечю н письменном столе невысокую стопку ученических тетрдей. «Тетрдь по мтемтике Дининой Ттьяны», – читю я. Учитель? Неужели учитель? И, словно в ответ, я вижу большой кожный портфель, уже изрядно потертый, и н метллической плстинке ндпись: «Дорогому Влдимиру Михйловичу Зозерскому от учеников 7-й группы „А“.

Нверно, человек, нежднно-негднно нткнувшийся н скзочный клд, чувствует себя именно тк. Меня дже в жр бросило. Учитель! Вот удч!

– Митьк, д ведь он учитель! – скзл я.

И по тому, кким взглядом ответил мне Король, было ясно, что и он понимет знчение этого открытия.

В эту минуту отворилсь дверь – я шгнул к ней:

– Влдимир Михйлович! С осени школ… конечно, у вс стршие, у нс только еще пятые… но только вы непременно… Непременно!..

Я говорил бестолково, но я знл: помру, не уйду отсюд, не добившись его соглсия! Нш дом без него? Этого уже нельзя себе предствить! Ведь это ясней ясного: нм не хвтло именно Влдимир Михйлович, именно ткого человек нм и ндо!

– Погодите, погодите, что это вы… – Он был ошеломлен моим нтиском. – Я ведь уже, в сущности, не рботю в школе. Хотел только одну свою группу довести – им последний год остлся. Глз совсем откзывют…

– Влдимир Михйлович, вот вы увидите ребят… и тогд вы сми скжете!

– Пойдемте сейчс к нм! – пришел н выручку Король. – Двйте крту, ккую обещли, и пойдем – отсюд недлеко!

Он, видно, понял, что мы одержимые, и – легкий н подъем человек, – ни слов больше не говоря, взял свернутую в трубку крту и двинулся к двери: ведите, мол!

– Анн Сергеевн, – скзл он в сенях женщине, которя нс впустил, – я ухожу. Вернусь… гм… к обеду пострюсь!

Анн Сергеевн посмотрел н нс весьм неодобрительно.

– Уж вы, пожлуйст, не опздывйте, Влдимир Михйлович!

– Д, д, пострюсь! – ответил он и вдруг зговорщически подмигнул нм с Королем.

Лежвший у крыльц Чок неспешно поднялся, вопросительно поглядел н нс. Влдимир Михйлович кивнул. Пес встряхнулся и зшгл, по своему обыкновению, рядом.

И всю дорогу до Березовой поляны Король, не умолкя ни н минуту, рсскзывл Влдимиру Михйловичу обо всем без рзбору – о ребятх, бскетболе, пинг-понге, о быке Тимофее и дже о Ленькиных курх и цыплятх.

Я не знл тогд, сколько лет Влдимиру Михйловичу. Он был ровесником и мне, и Королю, и Петьке, и дже Леночке с Костиком. Он был и взрослый, и юнош, и ребенок – он был человеком, который способен понять кждого, увлечься и згореться зодно с кждым. И очень скоро мы уже не помнили и не предствляли себе своего дом без него.

Он знл необъятно много и делился своим богтством охотно и рдостно, н кждом шгу.

Он был неутомимый ходок и со студенческих лет исколесил с дорожным мешком з плечми многие сотни километров. Ему был знком кждый перевл, кждя троп н Квкзе, он побывл н Тянь-Шне, н Алте, плвл по Вятке и Юрезни, по Уфе и Белой – н лодкх, н плотх. Он бродил по тежной сибирской глухомни и по тундре. Однжды в Сибири, в тйге, он переходил по хрупкому мостику, перекинутому через реку Мну, и мост проломился под ним. Он упл в поток, где бревн строевого лес вертело, кк щепочки. Кзлось, это верня гибель…

– Но, кк видите, выбрлся…

Он удивительно рсскзывл. Для него время не тяло и не выцветло. Он помнил не только умом, но и сердцем, не только событие, но и ощущение, не только город, здния, но многих и многих людей, которые встречлись н его пути. Говоря ребятм о стрне, о кре, где он побывл, он непременно рсскзывл историю этой земли, путь ее нрод из глубины веков в сегодняшний день. Двно умершие люди вствли в его рсскзх кк живые – кзлось, он см когд-то беседовл с ними зпросто, з чшкой чя. Он гордился ими или спорил с ними, укорял, высмеивл.

– Алексей Сввич, – спросил он кк-то, – ккя из женщин греческой мифологии вм больше всего по душе?.. Гер? Ах, д будет вм! Эткий вздорный, мстительный хрктер! Никогд не поверю, чтоб он могл вм понрвиться…

Присутствоввший при этом Жуков ни н миг не усомнился, что речь идет о живом человеке.

– Семен Афнсьевич, кто ткя эт… Гер, которую Влдимир Михйлович ругл? – спросил он меня немного погодя и был нескзнно удивлен моим смехом и тем, что Гер окзлсь не ккя-нибудь мло симптичня соседк или нелюбимя тетушк Влдимир Михйлович, богиня, которой поклонялись греки две тысячи лет нзд.

Коренной питерец, Влдимир Михйлович знл родной город, кк собственный дом. Тут ему был знком поистине кждый кмень, кждя улиц, ее облик и нрв, кждое здние и его история.

– Повезу ребят в Ленингрд, походим! Вы ведь не будете возржть? – говорил он, и по этим словм, по тону их ясно было: ему просто невмоготу влдеть чем-то смому, в одиночку, ему необходимо двть и делиться.

Еще бы я возржл!

Есть люди, которые очень много знют, Кжется, нет ткой облсти знния, в которой они не чувствовли бы себя кк рыб в воде. Им известно, сколько километров в реке Миссисипи и сколько – от Земли до плнеты Нептун и почему у собк холодные носы. Игря в викторину, ткие люди нбирют очков больше всех. Но я никогд не мог понять, к чему это, зчем. Ткие знния не светят и не греют, они почему-то рдуют их облдтеля, дже соствляют его гордость, но только ндоедют его слуштелям. А вот с Влдимиром Михйловичем было совсем инче. Когд он видел, что кому-нибудь неизвестно что-нибудь известное ему смому, он, должно быть, мысленно потирл руки и думл: «Вот сейчс я тебе все объясню! Сейчс ты см увидишь, кк это интересно!»

Я убежден, что, слушя Влдимир Михйлович, и ребят нчинли понимть: знть не только полезно, живое знние – это счстье. Ты видишь то, что не всякий зметит, и еще другому можешь покзть. Твое зрение утроилось, утроился слух, ты – кк скзочное существо, у которого много глз, ушей, рук, ты богтырь: все тебе ведомо, и ты все можешь!

Гуляя с ребятми, Влдимир Михйлович всегд читл им ккие-нибудь стихи. Однжды он прочел «Люблю грозу в нчле мя». Я вспомнил – по прогрмме для третьей группы полглось «проходить» это стихотворение без последних четырех строк. Но Влдимир Михйлович, рзумеется, и не подумл обрывть Тютчев:

Ты скжешь: ветреня Геб,
Кормя Зевесов орл,
Громокипящий кубок с неб,
Смеясь, н землю пролил.

Мои ребят пок что не знли ни Гебы, ни Зевс, ни его орл, но они слушли, кк слушют мелодию, кк слушют музыку. Глядя н них, я впервые понял, что от нстоящих стихов может кружиться голов, дже если и не всякое слово ты в этих стихх понимешь.

Влдимир Михйлович жил в нших местх уже двно – лет десять. Он переехл сюд из Ленингрд, когд тяжело зболел жен (здесь он ее потом и схоронил), и стл преподвть в местной школе. Он см с помощью сосед – муж Анны Сергеевны, которя и теперь вел у него хозяйство, – построил свой дом, см посдил вокруг березы и клены, сирень и кцию. Он покзл мне стрые фотогрфии. Н одной – только что построенный дом; я узнл террсу и окно его комнты. А вокруг – голо, ни куст, ни лист, только н крю пустой площдки перед домом – дв знкомых обнявшихся вяз. А н другом снимке, сделнном ровно через год, я увидел тот же смый угол дом, окно и террсу, и вокруг – буйную зелень!

– Когд в прошлом году я ездил в Крым лечиться, – рсскзывл Влдимир Михйлович, – я думл, цветы мои посохнут, пропдут. Ан нет! Окрестные ребятишки приходили, поливли. Я приехл и ншел все не хуже, чем оствил.

И снов, кк внчле, когд в детский дом пришли мои друзья и помощники Алексей Сввич и Ектерин Ивновн, я по утрм просыплся с ощущением: что ткое хорошее у нс? А, Влдимир Михйлович! Я знл, что он для нс – счстливейшя нходк. Где-то я читл однжды и выписл н пмять: «Душе моей, еще не кк следует окрепшей для жизненного дел, нужн близость прекрсных людей, чтобы смой от них похорошеть». Я видел и знл: около нших ребят есть люди, которые помогют им хорошеть душевно.

А ко всему Влдимир Михйлович был и геогрф и мтемтик. С кртой ншего рйон он познкомил всех ребят, больших и млых. Потом обучил стрших измерять рсстояния по плну и по крте. Они узнли про мсштб числовой и линейный. Нучились переводить один мсштб в другой. Ни один день у нс не проходил дром. Ребят и не догдывлись, что кждый день был подготовкой не только к сржению с ленингрдскими пионерми, но и к первому сентября, когд все они сядут з прту.

«Влдимир Михйлович рсскзывет!» – говорил кто-нибудь в свободный чс, и все сбеглись туд, где был Влдимир Михйлович.

А рсскзывл он тк, словно все эти вчершние беспризорники и «трудные дети» – ровня ему, его сверстники и товрищи. Король ходил з ним по пятм, совсем кк Чок, тоже ствший всеобщим любимцем у нс (только к Чоку, пожлуй, относились более почтительно, менее простодушно-доверчиво, чем к его хозяину: он был строгий и фмильярностей не терпел ни от кого, кроме рзве Костик). И нередко, встречя взгляд Короля в ткие минуты, когд Влдимир Михйлович рсскзывл что-нибудь в кругу ребят, я читл в этих вспыхивющих золотыми искрми веселых глзх: «Ай д мы! Ткое для ншего дом рздобыли!»

Мы больше не возврщлись к рзговору о том, что с осени Влдимир Михйлович будет преподвть у нс. Но он, должно быть, и см понимл уже, что инче невозможно. Он приходил к нм чсто, обычно чсм к пяти, и уходил под вечер, всегд в сопровождении троих-четверых ребят. Они провожли его по очереди: это было большим удовольствием, которое, по спрведливости, должно было доствться н долю кждого.

– Смотрите, – говорил Влдимир Михйлович, поднимя голову к звездному небу, – вот созвездие Лебедя… Нет, вы не тм ищете – вот, првее… видите? Зпомните: рзведчику, путешественнику нужно знть небо низусть. Лдно, погодите – звтр покжу вм всем, если только небо будет чистое…

«Нш университет н дому», – нзывл его Алексей Сввич.

36. ГАНС И ЭРВИН

З ребятми из Гермнии мы просили поехть Софью Михйловну, которя недурно говорил по-немецки.

– С удовольствием. Только пускй со мной поедет Андрей.

– Зчем? Не ндо бы, Софья Михйловн, – с сомнением в голосе говорит Жуков.

– Незчем! – бурчит и Подсолнушкин. – Свяжешься с ним, потом рсхлебывй…

– Если з ребятми приеду не только я, взрослый человек, но и хоть один их сверстник, будет горздо лучше. Они будут свободнее себя чувствовть, свободнее рзговривть. Вот предствь себе, что это з тобой приезжют, – кк бы ты…

– Д что вы, не знете, что ли, Репин? – почти с отчянием вмешлся молчвший до сих пор Суржик. – Верно Пшк говорит: он выкинет чего-нибудь, потом позору не оберемся.

А Король молчл. Он всегд молчл, когд речь зходил о Репине, словно зня, что его мнение может быть пристрстным, или не желя, чтобы его зподозрили в этом.

– Кк ты скжешь, Король? – спросил Сня.

– Меня про него не спршивйте…

– Я снов прошу, – суховто повторил Софья Михйловн, – послть со мной Репин. Он влдеет немецким и поможет мне.

– Петьк! – скзл Жуков.

Он никогд не отдвл Петьке прострнных рспоряжений, и не было случя, чтоб Петьк не понял его или ошибся. Он тотчс убежл, еще через минуту появился вместе с Андреем. Андрею кк будто было все рвно, зчем его звли, чего от него хотят. «Лдно, ничего особенно хорошего я от вс не жду, но выслушть могу», – говорило его чуть нстороженное лицо.

– Звтр Софья Михйловн поедет з немецкими ребятми. Он просит, чтоб тебя послли с ней.

Молчние. Репин все тк же рвнодушно смотрит в стену где-то между Жуковым и Суржиком. Сня хмурится, откшливется и, выждв еще полминуты, добвляет:

– Поедешь с Софьей Михйловной девятичсовым. Скжешь дежурному, чтоб тебя нкормили рньше всех.

– Могу я узнть, в чем будет зключться моя роль?

Снькино терпение нконец лопется.

– Твоя роль, – говорит он со злостью, – будет зключться в том, чтобы быть человеком.

– Ндо ребят встретить по-хорошему, по-хорошему с ними поговорить, – миролюбиво вствляет Алексей Сввич. – Ндо объяснить, что мы их ждем.

– Скжи, что им у нс будет не скучно! – зявляет Петьк. Этот в последнее время стл совсем хрбрый и вмешивется во все дел и рзговоры. Только здесь, в совете детского дом, он еще немного робеет и, выговорившись, поскорей прячется з чью-нибудь спину. – Скжи, у нс ребят много. И лес. И речк. И пинг-понг!

Софья Михйловн серьезно выслушивет Петьку и поворчивется к Репину:

– Я думю, Андрей, мы с тобой н месте сообрзим, что ндо говорить. Увидим, что з ребят, поймем, что их интересует. Думю, спрвимся.

– Хорошо, Софья Михйловн, – спокойно отвечет Андрей. – Выйдем в восемь пятндцть?

…Они выходят из дому в восемь пятндцть. В рукх у Андрея небольшой сверток – Антонин Григорьевн звернул ему несколько бутербродов:

– Проголодетесь до обртного-то поезд. И гостям дшь червячк зморить.

В девять поезд уносит их в Ленингрд. К трем мы высылем дозорных н дорогу и н стнцию – они встретят гостей и известят нс.

В половине четвертого во двор врывется зпыхвшийся от бег Володин, з ним рысцой трусят Леня Петров и Вся Лобов:

– Приехли! Идут!

Отчянно зливется звонок, со всех сторон сбегются ребят, еще мгновение – и все пять отрядов построились н линейке вокруг ншей белой, увитой лыми лентми мчты.

У будки покзывются Софья Михйловн, Репин и еще дв мльчик.

– Смир-но! – комндует Сня.

Ряды зстывют неподвижно. Нши гости идут неловко, не свободно, кк всегд бывет, когд чувствуешь, что н тебя устремлено много глз. Они дже остнвливются н секунду, переглядывются и снов нерешительно идут.

– Здрв-ствуй-те! – дружно отчекнивют восемьдесят мльчишеских глоток. – Милости про-сим!

Стрший из гостей приостнвливется и поднимет сжтый кулк.

– Рот фронт! – выкрикивет он чуть хриплым от волнения голосом.

И без подготовки, без уговор нши отвечют, кк один человек:

– Рот фронт!

Сня проводит лдонью по лбу, сглтывет в последний рз и нчинет свою первую приветственную речь:

– Милости просим к нм, дорогие товрищи! Будьте кк дом! Мы вм все рды и ндеемся, что вм у нс будет хорошо… Скжите им, Софья Михйловн.

Софья Михйловн переводит гостям эту крткую речь, которя готовилсь долго и н бумге был рз в четыре длиннее. Мльчики кивют, улыбются, потом тот, что пострше, протягивет Сне руку и говорит по-русски, чуть шепелявя:

– Сп-сибо!

Сня пожимет гостям руки и, поворчивясь к нм, взрослым, говорит:

– Будьте знкомы! Андрей, скжи им про Семен Афнсьевич. И про Ектерину Ивновну и про Алексея Сввич.

Но, видно, ккое-то слово незнкомо Андрею, он медлит, и н помощь ему приходит Софья Михйловн. Он предствляет нс ребятм. Пожимю руки срзу обоим. Стршему н вид лет триндцть. У него живое, умное лицо. Через левую щеку от глз до подбородк – шрм.

– Гнс Бюхнер, – говорит он, глядя мне в глз.

Другому не больше одинндцти. У него прозрчно-бледное узкое личико и светлые глз; н лоб косо свешивется рыжевтя прядк, вздернутый нос щедро усыпн веснушкми. Он чем-то похож н Петьку – но н Петьку изголодвшегося, зморенного, похудевшего ровно вдвое.

– Эрвин! – кртко предствляется он.

Очень хочется скзть им обоим что-то хорошее, сердечное, но – проклятя немот! – я не зню ни слов по-немецки.

– Семен Афнсьевич, можно комндовть «вольно»? – шепчет нд ухом Сня.

Я кивю.

– Вольно! – кричит он во все горло.

Строй мгновенно рссыпется. Гостей окружют, жмут им руки, похлопывют по плечу, по спине, о чем-то оживленно спршивют, никк не умея освоиться с мыслью, что кто-то может не понять, если с ним говоришь тк просто и понятно – по-русски!

Гнс и Эрвин ведут мыться, потом – в столовую. Снчл з ними по пятм следуют чуть ли не все ребят, но прежде чем я успевю подумть об этом, толп редеет («Жуков врзумил», – мимоходом говорит мне Софья Михйловн).

Мы условились не тревожить гостей рсспросми и рзговорми: пусть осмотрятся, привыкнут. Кровти им пришлось поствить в отряде Колышкин, рядом с Андреем, которого они уже знли и который с зпинкой, с длинными пузми и долгим «мм-м…», но все же, по словм Софьи Михйловны, довольно толково изъяснялся с ними.

Погод стоял отличня, редкя для ленингрдского лет – жркие, ясные дни. Подготовк к спортивной игре шл полным ходом. Гнс и Эрвин срзу же стли принимть в ней смое живое учстие.

Мленький Эрвин поржл всех необыкновенной гибкостью, изворотливостью и ловкостью в физических упржнениях. Было одно упржнение, предложенное Влдимиром Михйловичем: ребят стоят в две шеренги н рсстоянии вытянутых рук. Глз у всех звязны (позже стли игрть «н честность» – глз просто зжмуривли). Водящий должен пройти между рядми тк, чтобы товрищи не могли по слуху зметить его и здержть, коснувшись вытянутой рукой. Прокрсться незмеченным было почти невозможно: хрустнет песок, кмешек выскользнет из-под ноги – кждый неловкий шг и дже просто дыхние выддут. Из нших рзведчиков только один Король в девяти случях из десяти проходил сквозь незрячий, но чуткий строй блгополучно. А Эрвин не поплся ни рзу. Он не шел – скользил, кк угорь. При этом он, кзлось, и не думл об осторожности – шел быстро, лишь изредк пригибясь, чще в полный рост, но с быстротой и легкостью почти непрвдоподобной.

Когд Эрвин появлялся в ншем гимнстическом городке, его неизменно окружли восторженные зрители: он выделывл змысловтые фигуры н кольцх, н брусьях, отлично прыгл и в длину и в высоту, бегл, пожлуй, быстрее всех нших ребят.

Одно было стрнно: он ни з что не хотел купться.

Купнье было одним из любимейших нших удовольствий. В речку ребят кидлись с зртом, с увлечением – и, кк во всем теперь, не збывли о предстоящей игре. Рзбивлись, к примеру, н две пртии: ккя быстрее перепрвится н другой берег, тм проворнее построится? Или: ккя пртия быстрее перекинет мяч н берег противник? Что тут творилось!

В тких игрх учствовли только нши лучшие пловцы: ведь в горячке «боя» неизбежно кто-нибудь получл по зтылку, кто-нибудь, пытясь звлдеть мячом, хвтл под водой противник з ногу. Првд, з ткие недозволенные приемы виновник выдворяли н берег, но все же тех, кто не мог держться н воде, кк н земле, мы предпочитли оствлять н суше, от грех подльше.

Эрвин обычно сидел н берегу, с интересом следя з нми, иногд спускл ноги в воду, но ни рзу не окунулся.

– Чего ты! Пойдем окунемся – жрко же! – приствл Петьк.

Эрвин крснел, кивл, покшливл – и повторял, стртельно, по-вологодски выговривя «о»:

– По-том… по-том…

– Ты что? Бо-ишь-ся? – Петьке кзлось: если он скжет по склдм, Эрвин лучше его поймет.

В один из первых же дней Гнс тревожно присмотрелся к их беседе и стл торопливо говорить что-то Репину. Андрей кивком головы подозвл Петьку:

– Гнс говорит: не рсспршивйте его, не ндо рсспршивть. Понял? И другим скжи. – И он издли пытливо смотрит н Эрвин.

Мльчугн встет, ковыряет босой ногой песок и, помявшись еще немного, кк-то боком, нехотя идет к дому. Ребят смотрят ему вслед. И тогд Гнс нчинет что-то хмуро объяснять Андрею. Тот нпряженно слушет, видимо стрясь ничего не упустить. Потом он переводит нм:

– Эрвин из деревни Одергейм. Тм есть спортивня площдк. Эрвин и другие ребят упржнялись н брусьях. Фшисты проходили мимо и зорли: «Хйль Гитлер!» «Хйль» – это по-немецки «Д здрвствует». А ребят ответили: «Рот фронт! Долой Гитлер!» Тогд фшисты бросились н площдку, рзнесли все спортивные снряды, ребят избили, нескольких бросили в реку. Эрвин попл н глубокое место, его еле вытщили, потом откчивли; болел он долго. И потом стл бояться воды. А до того очень хорошо плвл..

– Ух, гды! Ншли с кем дрться – с мленькими! – слышится в толпе обступивших Андрея и Гнс ребят.

– Я вот один рз тонул, тк после тоже долго не куплся, – здумчиво произносит Володин.

– А я тонул – не испуглся, потом ночью проснулся, и стршно стло. Ой-ё-ёй, думю, где бы ты сейчс был! – говорит Подсолнушкин.

– Что ж, у вс н этих сволочей упрвы нет, что ли? – требовтельно спршивет обычно нерзговорчивый Коробочкин. – Спроси его, Андрей.

Репин спршивет, стртельно подбиря слов. Гнс слушет, слегк нклонив голову нбок. Лицо его побледнело, он отвечет негромко, сжв зубы. Андрей переводит:

– Рбочие борются. Но у фшистов большя сил.

– Д что, рзве у вс люди слепые, не видят, где белое, где черное? – не унимется Коробочкин.

– Слушй, чего ты к нему пристл? – вдруг вспыхивет Андрей, злыми глзми глядя н допросчик.

Тот не отвечет, отходит н шг и сердито нтягивет трусы. Но Гнс, пытливо переводивший глз с одного н другого, берет Репин з локоть и спршивет с тревогой:

– Was sagt er da? (Что он говорит? (нем.))

Андрей нехотя переводит ему вопрос Коробочкин. Гнс отвечет что-то, умолкет, потом говорит еще, проводя рукой по шрму, рссекющему его лицо от виск до подбородк,

– Он говорит: многие еще не понимют, – переводит Андрей. – Говорит: рз он продвл пионерскую гзету – нзывется «Брбн». Взрослый фшист подошел к нему, удрил кулком в лицо, сбил с ног. А потом стл колотить головой о железную решетку. Тут подбежл рбочий, кк стукнет фшист! Они схвтились, поктились по мостовой. Откуд ни возьмись – полицейский. Фшисту слов не скзл, рбочего – в полицию. Вот тут и смотри, понимют люди или не понимют. Рбочий вступился, сил – н стороне фшистов.

– Слушй, – говорит Гнсу Коробочкин и снов скидывет трусы, – поплывем н тот берег, ? Кто скорее. Поплывем?

Н этот рз Гнс обходится без переводчик – почти умоляющя физиономия Коробочкин, движения его крепких смуглых рук достточно вырзительны. Гнс быстро, несколько рз кряду кивет и, не рздумывя, бросется в воду. Следом з ним – Коробочкин.

Мы молч смотрим. Коробочкин – лучший нш пловец, с ним никто из ребят не может тягться. Гнс плвет неплохо, очень неплохо, но где ему рвняться с Коробочкиным!

Однко они плывут голов в голову и достигют того берег одновременно. Гнс очень доволен. Он рзмхивет рукми, кчет головой, смеется: переводчик остлся н этом берегу, Гнсу не терпится что-то объяснить своему сопернику.

Мы по-прежнему молчим и смотрим н них.

– Молодец Коробок, сообрзил! – одобрительно произносит Подсолнушкин.

37. НЕТ ДРУЖКА

Я знл: вор в один день честен не стнет. Чтобы стть честным не рди другого человек, которого любишь, не по чувству долг, для себя, по собственной душевной потребности, нужны годы. Я помнил себя. Я никогд ничего не брл в колонии, потому что любил Антон Семенович и огорчить его для меня было все рвно, что удрить смого себя. Но опустошить чужую бхчу или «знять» молок в чужом погребе я мог без млейших угрызений совести. Я был честен для него, потому что ему это было вжно, не для себя. И помню, однжды ночью, при свечке, зслоняя ее огонь, чтоб не мешть соседям, я читл «Мои университеты». Читл почти до рссвет и чувствовл, кк что-то переворчивется в груди. Потом выскочил н улицу, поглядел н окошко Антон Семенович и скзл, кк клятву: никогд, никогд ни у кого ничего не возьму! И првд: никогд с тех пор не брл, и уже не рди Антон Семенович, потому, что невозможно мне было взять, – я это ощутил кк мерзость и грязь.

И вот приглядывюсь к Пнину. Что должно с ним случиться, чтобы он проснулся, чтобы для него стло не безрзлично презрение товрищей или доброе слово стршего? Кк ни труден был Репин, но дже он меня беспокоил меньше. Репин безрзличным не был. И Репин никогд ничего не копил. Он щедро делился всем, что имел, – првд, делился не всегд бескорыстно, однко он не был стяжтелем. Пнинские мсштбы с репинскими не срвнить. Но Пнин копит, и с этим трудно, очень трудно будет спрвиться. А спрвиться ндо.

Пнин был все время у меня н глзх и все время кк будто знят, но душ у него был свободн, ничто его не знимло, кроме его скверной мленькой стрстишки.

Вот мы оргнизовли у себя общество «Друг детей». Петьк спросил:

– А что мы будем делть?

– Будем помогть стрне добивться, чтобы не было ни одного беспризорного и чтобы все детские дом были хорошие, – объяснил Алексей Сввич.

Ребят это поняли своеобрзно, но, в сущности, првильно: то один, то другой приводил из город знкомого мльчишку («н бзре встретил», «из приемник сбежл»). Иногд мы оствляли ткого у себя, чще добивлись, чтоб его определили в другой детский дом («Семен Афнсьевич, вы нверно знете, что тот дом хороший?»).

Я скзл Пнину:

– Может, есть у тебя дружок в городе? Приводи.

– Нет дружк, – скучно ответил он.

Готовились мы к спортивной игре, и я стрлся двть ему поручения посложнее, познятнее, но он ни рзу ни одному не обрдовлся, все делл без млейшего интерес.

Первое движение в этой стоячей, зстывшей душе я зметил, когд к нм пришел Влдимир Михйлович. Он срзу обртил внимние н скулстого угрюмого, никогд не улыбющегося прнишку. Несколько рз Влдимир Михйлович предлгл Пнину проводить его до дому, однжды послл к себе з ккой-то книгой. И нконец услышл я ткой рзговор:

– У меня к вм просьб, Витя. Не можете ли вы сделть ткую легкую фнерную подствочку, чтоб человек мог писть леж?

Вот я сейчс вм покжу… – И он несколькими штрихми нбросл примерный чертеж «подствочки».

Пнин смотрел не столько н чертеж, сколько в лицо Влдимиру Михйловичу, нпряженно шевеля бровями, словно сообржл что-то.

– У нс другие лучше умеют… Я, может, не тк сделю, – скзл он нконец.

– А вы попробуйте, попытйтесь. Я рз видел, кк вы выпиливли рмку, у вс это очень хорошо получлось. А здесь, в сущности, то же смое. Вот, взгляните…

Пнин с сомнением поглядывет н Влдимир Михйлович. «Уж тк ты и смотрел, кк я выпиливю!» – нписно н его лице.

– Нет уж, вы обещли попробовть, – убедительно повторил Влдимир Михйлович.

Я видел – его мысль зцепилсь з мльчишку и уже не отпускет его. Он подробно рсспршивл меня о Пнине и, выслушв то немногое, что я мог рсскзть, произнес почти про себя:

– Ндо им зняться. Ндо очень зняться, нельзя упускть. И нельзя думть, будто его совсем ничто не трогет. У меня, знете, когд-то был ученик. Угрюмый, необщительный. Учился средне. А групп был яркя, способня. Я кк-то его совсем упустил. И вот в конце год, перед кникулми, он подходит и говорит: «Большое спсибо, Влдимир Михйлович!» – «З что?» – «З то, что нзывли меня по имени. Меня все зовут по фмилии, вы – по имени!» Д. У меня до сих пор уши горят, когд вспоминю об этом. Стыдно, знете…

– Извините меня, Влдимир Михйлович, но, боюсь, ншему Пнину ткя тонкость чувств несвойственн, – скзл я. История покзлсь мне несколько сентиментльной и, уж во всяком случе, к Пнину отношения не имеющей.

По-видимому, мое мнение о Пнине рзделял и Стеклов.

– Повдился Пнин к Влдимиру Михйловичу, – скзл он озбоченно. – Влдимир Михйлович человек ткой… всем верит… А только кк бы Пнин тм чего не свистнул…

– Не люблю, – сердито скзл Ектерин Ивновн, прежде чем я успел ответить, – не люблю, когд привыкют думть о человеке худо! Человек – не вещь. Он рстет, меняется. Пнин видит, кк к нему относится Влдимир Михйлович, и ничего у него не возьмет.

Сергей из вежливости не возрзил, только помычл себе под нос, но я стл змечть, что, когд Пнин шел провожть Влдимир Михйлович, с ними непременно увязывлся кто-нибудь из отряд Стеклов – Лобов, Леня Петров или еще кто из млышей. Рзумеется, ничего не подозреввший Влдимир Михйлович не возржл против этого, Стеклову, видно, тк было спокойнее.

Кк-то, вернувшись от Влдимир Михйлович, Пнин скзл мне:

– Семен Афнсьевич, вы Анну Сергеевну знете, которя у Влдимир Михйлович з хозяйством глядит? У нее дочк пять лет с постели не встет. – И, помолчв, добвил: – Я подствку сделю.

– Он тебя с ней познкомил?

– Д. Говорит: вот, Нтш, это Витя Пнин. А он говорит: сдись, Витя…

И вдруг, кк будто без всякой связи с предыдущим, он скзл:

– Семен Афнсьевич, я уйду.

Я не срзу понял:

– Куд уйдешь? Почему?

– Из детдом уйду. Все рвно я воровть не отвыкну. И вс подведу.

Если бы он произнес прострнную речь о вреде воровств, я и то не обрдовлся бы больше. Стло быть, он рздумывл, спорил с собой! Но я скзл только:

– Что ж с тобой делть! Подводи.

А дня через дв в мстерской Пнин скзл:

– Слушй, Жуков… помоги мне эту… кк ее… подствку…

Видно, он все-тки немного рзбирлся в людях, если обртился именно к Жукову. И, конечно, Сня добродушно соглсился:

– Лдно, двй. Покжи, кк тебе Влдимир Михйлович объяснял. Цел рисунок-то?

Они возились несколько дней, советовлись с Алексеем Сввичем, сообржли, кк будет лучше, удобнее, и нконец легкий склдной пюпитр был готов. Я не срзу понял, почему Пнин то и дело выбегет н дорогу, потом сообрзил: ждет Влдимир Михйлович. А Влдимир Михйлович в тот день тк и не пришел, и уже в сумерки Пнин попросил рзрешения отнести подствку. Я рзрешил.

Вернувшись, он подошел ко мне и скзл, против обыкновения не пряч глз и не тким тусклым голосом, кк всегд:

– Отнес. Он мне скзл: «Спсибо тебе. Спсибо, – говорит. – Мне теперь ловчее писть».

Я побивлся, что, придя н другой день, Влдимир Михйлович стнет преувеличенно хвлить Пнин. У ребят это вызовет не сочувствие, подозрение, не для них ли произносятся ткие похвлы. Но Влдимир Михйлович только сдержнно скзл Пнину:

– Нтш велел еще рз тебя поблгодрить. Очень удобно и хорошо ты сделл.

Это было скзно почти мимоходом. Но кое-кто из ребят был при этом, и я мог не сомневться: знть будут все.

Н том пок и кончилось. У нс с Пниным долго не было никких рзговоров, и кк будто ничего не изменилось. И, однко, перемен был – едв ощутимо, чуть приметно сдвинулось что-то в отношении к нему ребят. Появилсь искр интерес или, вернее, любопытств: если к тебе по-хорошему относится Влдимир Михйлович, тк, может, ты и в смом деле чего-нибудь стоишь?

38. «ХОЧЕШЬ ВЫТЬ МОЛОДЦОМ?»

– Ну вот, – скзл однжды Влдимир Михйлович, придя к нм, – у меня есть предложение. Рзошлите, Митя, ребят – кто принесет смую вжную новость?

Он не скзл, ккя может быть новость. Но всем было ясно: он что-то знет.

– А чего, Влдимир Михйлович? Чего? – приствл Петьк.

– Ты рзведчик? Вот и рзведй, – невозмутимо скзл Влдимир Михйлович, который во всем ншем доме только Петьке и еще двум-трем млышм из отряд Стеклов говорил «ты».

З время между обедом и ужином рзведчики исколесили весь рйон предполгемых «военных действий». Подсолнушкин сообщил, что по рсписнию введен дополнительный дневной поезд, смый рнний, нпротив, отменен. Пвлуш Стеклов узнл, что лесник, видно, уехл – сторожк н зпоре. А по реке все ходит чей-то прусник, рсскзл Володин. Все приходили и сообщли что-то новое, всякий рз мы смотрели н Влдимир Михйлович – и всякий рз понимли: не то. Д и сми видели: ничего нет в этих сообщениях ткого, что могло быть для нс вжно.

Но когд уже ззвонили к ужину, в дом влетели Коробочкин и Петьк. У обоих, кжется, глз готовы были выскочить из орбит:

– Приехли! Из Ленингрд приехли!

Д, вот это был новость!

– Откуд вы знли, Влдимир Михйлович?

– Не буду сочинять: узнл случйно. Шел з гзетой н стнцию, нвстречу мне поплись ребят, человек десять…

– Тк это же не они! Их сто!

– Я думю – передовя групп. Для подготовки.

– Д что гдть? – скзл Алексей Сввич. – Двйте сходим к ним.

– Двйте, – поддержл я. – Отпрвимся звтр с утр. Я думю, им и помочь ндо в чем-нибудь. Королев, собери человек десять.

Король отобрл ребят, и я слышл, кк он нствлял их:

– Придем – здрвствуйте. Если что ндо, поможем. Но глз не пяльте и не выспршивйте, то они подумют – выведывем.

По утреннему холодку мы пошли к школе, в которой должны были рсположиться приехвшие. По дороге Петьк и Коробочкин уж не зню в который рз, перебивя друг друг, рсскзывли, кк они додумлись рзведывть именно в этом нпрвлении. Петьк был полон своим успехом. Вот это и есть нстоящя рзведк: принесли смую вжную новость! Не то что другие. Вы только подумйте, что рзведл Подсолнух! Ккое нм дело до этого поезд? А Пвлушк? Лесник уехл – ох, и новость! Коробочкин был горздо сдержннее, но и он понимл, что они с Петькой покзли себя. Не шутк – всех опередили…

Коробочкин стрлся быть скромным и усиленно супил брови. Борис Коробочкин вообще человек серьезный, черня родинк под левым глзом придет его лицу еще более хмурое выржение. Но сейчс это облупившееся от згр лицо то и дело нчинет рсплывться в невольной улыбке…

– Пришли! Все срзу пойдем?

Н учстке возле мленькой, одноэтжной школы бегли ребят – кто с тряпкой, кто с ведром. Я срзу вспомнил нши первые дни, первые хозяйственные хлопоты, всеобщую приборку, точно н корбле.

– Здрвствуйте! Зходите, зходите! – зкричл Женя – т смя светловолося девочк, которя тк ловко игрл в бскетбол.

И все остльные сбежлись н ее голос.

Кк и думл Влдимир Михйлович, ленингрдцы выслли удрную группу, которя должн был все подготовить к приезду остльных. В группе было десять ребят – и тких ребят, которые, видно, не теряли времени дром и проводили лето не в библиотеке, не в клссной комнте. Все они, кк н подбор, были крепкие, згорелые – дже худенькя Женя успел згореть до шоколдного оттенк – и рботы не боялись. Они скребли, мыли школьный домик, в котором должны были рзместиться, пилили, кололи дров. С ними не было взрослого, они сми себе готовили еду. Ндо скзть, и мы им помогли.

Н первых порх пионеры и мои ребят приглядывлись друг к другу, но это длилось недолго.

– Вм не ндо ли чего? – спросил Король, кк и репетировл нкнуне с ребятми. – Может, чем помочь?

– У вс лишнего ведр не нйдется? – помявшись, спросил стрший мльчик, руководитель группы (до сих пор помню его фмилию – Голышев). – Тк несклдно вышло: грязные ведр мы взяли – мыть полы, чистого для воды не зхвтили. Вот одно добыли, ндо бы еще одно, пок нши не приедут…

Король вопросительно посмотрел н меня.

– Ндо дть, – скзл я.

– А ну, Володин, сгоняй! – велел Король.

«Сгонять» было не тк просто – нс рзделяло около трех километров. Пок Володин «гонял», мои ребят бродили, присмтривлись, но ни о чем не рсспршивли, помня нкз Короля: «Подумют – выведывем!» Я не вмешивлся, считя, что они сми должны рзобрться.

Володин обернулся с рекордной быстротой. Он принес не только ведро, еще, по собственной иницитиве, кудлтую новенькую швбру.

– Вот… я думл, может, удобнее… полы… – скзл он отдувясь.

– Ой, вот спсибо! Ккой молодец, что догдлся! – Женя почти выхвтил у него из рук швбру. – А то с тряпкой ползть дже ндоело.

– Он у нс вообще… сообржет, – сдержнно скзл Король, но я видел, что он очень доволен.

Похвл Короля чего-нибудь д стоил, и обрдовть ленингрдских девочек было лестно, потому Коробочкин тоже проявил иницитиву:

– А то еще можно душ нлдить. Кк у нс. Бочк ткя и ведро. С дыркми. Душ. Если, конечно, хотите.

До сих пор мне не чсто приходилось слышть от Коробочкин ткие длинные речи. Успех был необычйный:

– Вот это д! Это бы очень хорошо! Нши приедут, тут душ – пожлуйст, освежйтесь! Вот будут рды!

С этого и пошло. Мстерили душ, нводили порядок во дворе, с готовностью брлись з все, чем можно было помочь пионерм. И те принимли помощь просто и дружески.

– Чего делть? – спршивл кто-нибудь из нших, едв придя.

– Айд кртошку чистить! – приглшл дежурный по кухне.

– Сми почистят, н то и дежурные! А вы идите лучше сюд, плтк звливется!

В первый же день Сня Жуков скзл мне:

– Семен Афнсьевич, не всех можно туд пускть. Кк бы чего не вышло. Пнин, нпример…

– Знчит, пускй нзнчет совет дом. Будет вроде сводного отряд, кк у нс в коммуне: по двое, по трое, от рзных отрядов, кждый день новые. А кого именно нзнчть, сми сообрзите.

И получилось любопытно. К пионерм шли рботть – это знли все. Не игрть, не рзвлекться (н волейбол вечером пионеры приходили к нм). Но если кто в чем проштрфился, его не посылли. Никто не говорил: вот, дескть, ты провинился и потому не пойдешь. И тот, кого не послли по первой просьбе, не спорил: совесть был нечист. А идти почему-то хотелось всем, хотя, повторяю, кждый знл, что прийти и сидеть слож руки не придется. Нельзя зявиться к людям, которые поднялись н зре и рботют, и просто тк, со стороны, глядеть н них. Тут уж либо помогй, либо уходи. Нши приходили – и помогли.

В день, когд должны были приехть из Ленингрд остльные пионеры, мы строем пошли встречть их н стнцию.

Поезд подктил; из последнего вгон, кк горох, посыплись ребят в синих трусх, белых рубшкх и крсных глстукх. Они тотчс построились по четыре в ряд; получилсь крсивя, яркя колонн. Впереди стояли знменосец и дв ссистент – мльчик и девочк из млдших.

– Здрв-ствуй-те! – отчекнили мои.

– Здрв-ствуй-те! – ответили ленингрдцы.

– Вперед… мрш! – громко скомндовл Гриш Лучинкин.

И пионерскя колонн двинулсь.

– Вперед… мрш! – откликнулся я.

И мои тоже двинулись.

День был псмурный, по всему горизонту дымились тучи, и ветер – сильный, резкий – безжлостно зволкивл серыми клочьями последние голубые просветы нд головой. И все-тки никто не ждл, что дождь хлынет тк внезпно. А случилось именно тк. Последний порыв ветр, мгновение тишины – и дождь, словно только и ждл этой минуты, с шумом, с грохотом, сплошными, непроглядными потокми обрушился н нс.

Нш строй дрогнул, последние ряды смешлись.

– Ой, Семен Афнсьевич! – пискнул кто-то из млдших.

Глебов отскочил в сторону и стл под нвес придорожного лрьк.

– Вы что? – в бешенстве крикнул Король. – Семен Афнсьевич, д что они, глядите!

Он схвтил Глебов з шиворот и втщил в ряды.

Я не успел подть новую комнду, не успел предпринять ничего, чтобы восстновить порядок, – впереди пионеры хором зговорили – не зпели, именно зговорили. Мы невольно прислушлись. Дождь шумел, хлестл, и в его шуме слов были снчл нерзличимы. Но постепенно до нс дошло:

Цок-цок-цок-цок
Ясными подковми!
Хочешь быть молодцом?
Выше держи голову!
Цок-цок-цок-цок
Ясными подковми…

И снов и снов, все громче, все здорнее. Еще минут – и нс подхвтило быстрым, бодрым ритмом этой прискзки. Кк хорошо окзлось идти в лд ей! Это был не музык, не брбння дробь, но шг отбивлся тк четко, тк легко, что и мы стли чекнить, снчл негромко, потом в полный голос, в ткт идущим впереди:

Цок-цок-цок-цок
Ясными подковми!
Хочешь быть молодцом?
Выше держи голову!
Прошло лихое времечко,
А будущее – нше!
Игрй, моя жлеечк,
Рысью – мрш!
Цок-цок-цок-цок
Ясными подковми…

Это было хорошо! В этих четких строчкх и впрямь был звон подков, был призыв, он веселил шг, и хотя рубшки прилипли к плечм, никто уже не думл о дожде.

Лучинкин оборчивл к нм улыбющееся, блестящее от воды лицо с прилипшими прядями н лбу и мхл рукой, словно дирижировл. И мы всё громче, веселее, нпористо, нзло дождю твердили свое:

Цок-цок-цок-цок
Ясными подковми!
Хочешь быть молодцом?..

39. НАШЕ ЗАВТРА – РАДОСТЬ!

Звтршний день – что он сулит? Что будет звтр? С кким чувством неуверенности зсыпет человек, который не знет этого! Кк тревожно спит тот, кто не ждет от звтршнего дня ничего хорошего!

Нши ребят получили счстливую уверенность не только в звтршнем дне – это еще не все! Мло знть, что ты будешь сыт, обут, одет. С этого мы нчинли, пончлу и это было немло, но теперь эт мленькя рдость больше не могл нс удовлетворить. Нет, теперь ребят были уверены в том, что звтршний день принесет рдость более полную, чем простое спокойствие и сытость.

Когд-то, очень двно, в смом нчле моей рботы в коммуне, Антон Семенович скзл мне:

«Человек не может жить н свете, если у него нет впереди ничего рдостного. Звтршняя рдость – это и есть то, для чего мы живем. И вот зпомни: в ншей, в педгогической, рботе это почти смое вжное. Снчл нужно вызвть ее к жизни, эту смую рдость, и чтоб ребят видели, ощущли: вот он! А потом – это трудно, но кк вжно! – ндо претворять эту простую рдость во все более сложную, человечески знчительную. Снчл этой рдостью для ребят будет, может быть, ккой-нибудь пряник или, скжем, поход в цирк. А потом рдостно стнет исполнить свой долг. Хорошо порботть. А может быть, дже жизнь отдть рди большого, общего, рди великого дел. Понимешь? Я бы дже тк скзл: воспитть человек – знчит воспитть у него перспективные пути, по которым рсполгется его звтршняя рдость. Понимешь? Вот предложи ребятм устроить кток. Они с жром примутся з рботу, увлеченные перспективой рзвлечения. Простя перспектив, не очень цення. Но рбот пойдет, пойдет, и н пути будут возникть рзные здчи. Где греться? Где и кк поствить скмейки? А нельзя ли получше устроить освещение? Смотри, кк усложняется перспектив дже в смом нчле, н первых порх. И ты в ншей жизни уже не рз видел: когд коллектив сживется в семью, уже ближйшя перспектив – всем сообщ, коллективно рботть – зхвтывет и рдует».

Я вспоминл этот рзговор, примерял скзнное Антоном Семеновичем к ншей жизни и видел: д, ткя близкя перспектив, ткое общее стремление к звтршнему дню, нполненному коллективным действием и коллективным успехом, есть у нс. Несомненно есть! Ребят встют поутру с одним чувством: предстоит общее дело, общий труд – хорошо! Порботем!

Подружились мы и с колхозом имени Ленин. Неверно, что добря слв н печи лежит и только худя по дороге бежит. Рз дв мы спсли колхозное сено от дождя – прибежли незвные и всей гурьбой быстро скопнили, через день рскидли снов и еще пришли поворошить под горячим солнцем. Немного, но и этого было довольно, чтобы о нс скзли: «Хорошие ребят, весело рботют!» И нш добря слв не стл злеживться н печи, соскользнул с нее и побежл по широкой дороге вперед и вперед.

Вместе с деревенскими пионерми мы пропололи колхозную кпусту и свеклу, они потом пришли н помощь к нм, н нш огород. И уж никогд не бывло тк, чтоб привезли фильм, нс збыли позвть.

Поддержл ншу слву еще и ткой случй. В ожиднии сенс мы сидели в большом, просторном зле (при совхозе и МТС был хороший клуб) и, переговривясь между собой, рзумеется, прислушивлись к тому, что говорилось вокруг. Один прнишк, лет семндцти, скзл, что нпишет в гзету про совхозную повриху: у нее есть сынки и псынки – одним щей переливет, другим недоливет, одним кши н донышке, другим – горкой.

– А ккя у вс гзет? – деловито осведомился Подсолнушкин.

– Ну кк же, при политотделе выходит. Тм нзвние ткое есть: «З ушко д н солнышко» – вот про ншу Авдотью Сергеевну туд и нписть.

– А кк фмилия вшей Авдотьи Сергеевны? – спросил вдруг Репин.

– А тебе зчем? – ответил прень вопросом н вопрос.

– Просто тк, ни зчем.

– Ну, Бойко. Дльше что?

– Постой, постой! А есть у вс в совхозе Семен? А Всилий? А Ефим?.. Нет Ефим? Мне Ефим нужен. А Пнтелей? А Филипп?.. Тоже нет? Ну, Ивн-то есть?

Мы недоумевли, прень, зтеявший рзговор о поврихе, и вовсе стл поглядывть н Андрея с опской. А тот, скосив глз куд-то в угол, озбоченно пошевелил губми, помолчл… И совсем неожиднно предложил прню:

– Вы лучше не зметку, криктуру, и под криктурой стихи. Вот хоть тк:

Зчем же вы, товрищ Бойко,
Ткой проводите дележ?
Ну чем Семен, Ивн, Всилий
Н Алексндр не похож?

Ребят – и мои и совхозные – тк и хнули, словно н их глзх совершилось величйшее чудо. А когд это четверостишие действительно появилось под злым и очень смешным рисунком в рзделе «З ушко д н солнышко», нш популярность неслыхнно возросл.

– Вон тот, тот смый! Это он сочинил! – говорили и молодые совхозные рбочие и дже взрослые люди, когд мы появлялись в клубе.

Это был первя толик доброй слвы, которую прибвил ншему дому Андрей Репин.

40. ИГРА

Вот тк мы жили, и кждый день обещл нм что-нибудь хорошее.

А с приездом ленингрдцев перед нми встл еще одн близкя рдость – он нзывлсь «спортивня игр».

Но прежде чем вернуться к ней, скжу еще об одном.

– Семен Афнсьевич, – обртился ко мне Сергей Стеклов, – кк хотите, без горн нельзя. Нельзя и нельзя! Кк по тревоге встть? Кк сбор трубить? От звонк толку мло!

– Двй поговорим н совете и решим, кк быть.

– Семен Афнсьевич, лучше н совете не говорить. Что ж Королю опять глз колоть…

– Ты что, Сергей? Ты в своем уме?

– Семен Афнсьевич, тк ведь он двно уже скзл при всех: «Отстньте, я взял горн, Володьку не троньте, он ни при чем».

– Когд это он скзл?

Стеклов еще больше понизил голос:

– Тк ведь, Семен Афнсьевич, Володьк все мется… з всеми ходит, кнючит. Король рз услыхл и говорит: «Это я. Тк все и знйте. И ты, черт вредный, Репин, тоже знй, плевть я н тебя хочу: это я взял горн, Володьк ни при чем».

– А Володя что же?

– Д он не при Володьке. И еще погрозился: если кто Рзумову скжет, я тому голову оторву. Ну, никто и не стл связывться. Володьк и не знет, что Король н себя нговорил. Д нет, Семен Афнсьевич, вы не думйте, никто не верит, – прибвил Сергей. – Ясно, это уж он со зл н Репин. «Если, говорит, ты Володьке хоть зикнешься, я тебе…»

Признться, Сергей меня огорошил. Рзумеется, я не верил и не мог верить тому, что скзл Король. Скзл он, конечно, «со зл», это верно. Однко невесело убеждться, что еще многое в доме делется и говорится помимо тебя, что есть вещи, о которых тебе не рсскзывют, которые до тебя либо вовсе не доходят, либо рскрывются вот тк, случйно. И ндо же было Королю сморозить ткую глупость!

А горн – Сергей првильно рссудил – добывть было нужно. Мы сделли это без шум: Алексей Сввич привез горн. Совершенно ошлевший от рдости Петьк взял несколько уроков у ленингрдского горнист, и в одно прекрсное утро Березовя полян был рзбужен звонким, требовтельным сигнлом. Все вскочили, кк по тревоге, и, не дожидясь обход, выбежли н линейку.

Тут же, не отклдывя дел в долгий ящик, весь крсный, вспотевший от возложенной н него высокой миссии, Петьк проигрл четыре сигнл. Первый – н подъем, бодрый и веселый: «Ночь прошл, вствть пор! Прибирйся, умывйся, будь готов к труду!» Второй, нстойчивый, призывный, – н рботу: «З лопту, з топор! Во дворе гудит мотор! День ученья и труд н-чл-ся!» Третий звл нрспев, мелнхолически: «Сп--ть, сп--ть по пл--т-км!»

Тревогу горн не пел, выкрикивл: «Скорей! Вствй! Не спи! Не зевй!»

С этого дня ребят стли ложиться в ожиднии тревоги.

По первому же тревожному зову, который рздлся н рссвете, они выскочили мгновенно. Горн еще не успел зкончить свой призыв, ребят стояли передо мной н линейке одетые – в трусх, рубшкх, тпкх.

– Молодцы! – скзл я от души и… окзлось, поторопился.

Следующей ночью я прошелся по спльням и тут-то понял, откуд ткя молниеносня быстрот, ткя обрзцовя готовность: все – и умниц Жуков, и рссудительный Сергей Стеклов, и неповоротливый Колышкин, и Гнс, и Эрвин, не говоря уже о нших млышх, – спли одетыми. И пришлось мне н утренней линейке скзть совсем другое:

– Сбор по тревоге прошел у нс очень плохо. Обмн, не сбор. А зимой кк будем спть? В шубх и вленкх? В шпкх-ушнкх? Всем комндирм объявляю строгий выговор. Прошу проследить, чтоб спли кк следует и н тревогу собирлись без обмн.

Петьк стл лицом чрезвычйной вжности. Перед сном кждый дергл его з рукв:

– Ну, по-честному: звтр будет тревог?

– Вот провлиться мне! – восклицл Петьк, не отвечя, однко, ни д ни нет.

Вечером я не мог уединиться с ним ни н секунду – десятки глз зорко следили з нми. Пришлось уговориться, что рспоряжение нсчет тревоги будет двть ему Ектерин Ивновн, которую ребят считли человеком в этих делх не зинтересовнным.

Мы дли тревогу, когд ее перестли ждть, – и то, что я увидел н линейке, могло рссмешить кого угодно: ребят стояли в строю встрепнные, у кого одн ног в тпке, другя бося, кто в одних трусх без рубшки, кто с рубшкой подмышкой. Кртин был пестря и неутешительня.

– Очень плохо! Рзойтись по спльням! Привести себя в порядок!

В следующий рз – дня через дв – быстрее всех и в полном прде выбежли стекловцы, которых Сергей без устли тренировл. Последним построился отряд Колышкин. Совет детского дом объявил блгодрность четвертому отряду и выговор второму.

Тк понемногу мы добились того, что по сигнлу тревоги ребят быстро приводили себя в ндлежщий вид и строились н линейке в полном порядке, подтянутые, все кк н подбор.

Во всех отрядх в подготовку к игре вклдывлось столько стрсти, что Ектерин Ивновн только вздыхл:

– Если б с осени вот тк же – д з ученье…

В эти дни мы почти не виделись с ленингрдцми – рзве только рзведчики встретятся лицом к лицу в лесу, смерят друг друг подозрительным, изучющим взглядом и отведут глз.

Дня з три до нчл «военных действий» нши комндиры и комндиры противной стороны снов собрлись в клубе. Ну, сейчс мы выглядели совсем не тк, кк месяц нзд! Ни потупленных взглядов, ни подвленных вздохов, ни звистливого удивления. Мы сидим кк рвные и тщтельно, придирчиво обсуждем првил игры.

Конечно, тотчс рзгорелся спор, у кого будут крсные повязки, у кого белые. Пришлось тщить жребий. Нм посчстливилось! Нм достлись крсные повязки с белыми номерми, ленингрдцм – белые с крсными номерми.

Потом стли услвливться нсчет очков. З удчную мскировку – дв очк. З кждое првильное, ценное донесение – до пяти очков.

– А зшифровнное по збуке Морзе – н одно очко выше, – уточнил Лучинкин.

Вот это был тяжкий удр. Азбуки Морзе мы почти не учили – тут нм поперек дороги решительно стл Ектерин Ивновн: он зявил, что не позволит згружть головы ребят, пок еще и тблицу умножения нетвердо знющих, збукой Морзе. Мы тогд поспорили, д и уступили, теперь вот должны сколько терять!

Нчло «военных действий» нзнчили н десятое вгуст. Но никто, кроме комндиров, об этом не должен был знть. Нкнуне пятерк во глве с Королем устновил в лесу штбную плтку. Место выбрли с умом – небольшя полянк, со всех сторон окруження осиной и сосной. Был тут и единствення, словно зблудившяся, берез. Высокя, тонкя и, видно, подкошення ветром, он стоял, круто нклонясь, прочерчивя белую отчетливую дугу н серо-зеленом фоне осинник. Неподлеку от нее и поствили плтку. Шгх в десяти левее был глубокя, почти кругля впдин с водой н дне, спрв, чуть поодль, протекл довольно широкий холодный ручей. Но для нс это были не ям, не ручей – это были препятствия, которые в случе чего помешют противнику: только с этой точки зрения мы могли теперь смотреть н все, что нс окружло.

Что до меня, то я сильно волновлся. Не исход игры меня тревожил, не количество очков, которые получт мои ребят з знние крты, з умение переносить рненых и ориентировться н местности. Что говорить – и это вжно, но не это было глвным для меня. Ведь нш коллектив держл экзмен – пусть небольшой, но когд коллектив рстет, крепнет, для него всё испытние: и бед, и рдость, и столкновение с другим коллективом. И вот сейчс нш коллектив, в сущности, впервые должен будет в игре и борьбе встретиться с другим. Кк будут держть себя ребят? Не сорвутся ли? Я ждл. И, не скрою, тревожился.

И вот великий день нстл. Было еще темно, когд горн протрубил тревожно, звонко, прерывисто. Мы с Петькой стояли н линейке. Он трубил, и я слышл, кк постукивли его зубы от утреннего холод, глвное, от волнения. Дом срзу ожил, встрепенулся. Ребят с деревянными ружьями в рукх через три ступеньки сбегли с лестницы и строились по взводм. Рзведк двно уже ушл, крул и секретрь штб пошли к плтке еще с вечер и ночь провели тм.

– Объявляю детский дом номер шестьдесят н военном положении! – скзл я, окинув взглядом зтихший строй н линейке.

В полном молчнии кждый комндир повел свой взвод н зрнее условленные позиции. Ребят шли цепочкой, змейкой. Перестривлись быстро, неслышно, сдерживя дыхние. Жуков рсствил крул вокруг дом; этих ребят решено было сменять через кждые полтор чс, чтобы и они приняли учстие в игре.

– Кто идет? Кто идет? – тихонько окликли меня рз пять, пок я добрлся до штб.

– Орел, – тихо произносил я проль.

– Сокол, – отзывлись шепотом чсовые, и меня пропускли.

Плтк был вся в зеленых ветвях, почти нерзличимя среди осин в тусклом предутреннем свете. У вход стояли Глебов и Эрвин.

– Орел! – скзл Эрвин.

– Сокол! – ответил я.

Эрвину придется сегодня выучить много русских слов – проль будет меняться кждые дв чс.

В плтке з столом – Репин. Он секретрь штб, кк смый грмотный.

– Только без фокусов, – скзл я ему нкнуне, с легким нжимом в голосе.

И он ответил по форме, без обиды и без улыбки:

– Есть без фокусов.

Может быть, он один помнит, что это игр. Во всяком случе, он не позволяет себе збыть об этом. Вот и сейчс в глубине его голубых глз, где-то в смых уголкх губ прячется привычня усмешк. Я отвечю серьезным, дже хмурым взглядом.

Но нм некогд рзглядывть друг друг – в плтку влетет Коробочкин с первым донесением: «Рнен Суржик». Н его взвод неприятель нскочил с тыл, не дв опомниться кинул несколько грнт и тут же скрылся. Можно бы, конечно, не считть Суржик рненым, но грнт попл в голову, тк что, если говорить по чести…

– Если говорить по чести, Суржик не рнен, убит…

Потом стли приходить сведения все более и более тревожные. Все, что удвлось узнть ншей рзведке, через полчс теряло цену – противник непрестнно перестривл свои чсти, менял местонхождение орудий. Все нши сведения окзывлись зыбкими и неверными.

Првд, у нс в зпсе был одн хитрость, которую мы решили попридержть до полудня. Придумл ее, конечно, Король.

Ленингрдцм известно, что девочек у нс нет. Почему бы не обрядить двоих-троих девчонкми? Пусть походят по лесу, поищут грибов – их никто ни в чем не зподозрит: не всех же нших ленингрдцы знют в лицо!

Лучше всего бы одеть девчонкой Петьку, но его-то пионеры знют, кк своего. Подошел бы по внешности Леня-куровод, но кк пондеяться н его сноровку? Слишком он тихий и пугливый, недром и похож н зйчонк… И тогд Король предложил Всю Лобов, тоже мленького и незметного, и Пвлушку Стеклов. Сперв они зртчились: «Д-, девчонкми! А потом смеяться будут, проходу не ддут!» Но Король скзл смым своим внушительным тоном:

– Пускй кто попробует! Я ему посмеюсь!..

Гля, которя слышл нш рзговор из соседней комнты, тоже откликнулсь:

– Что ж тут ткого? Это же воення хитрость!

Скзно – сделно. Гля и Софья Михйловн, сузив и укоротив чуть не вдвое, прилдили млышм свои юбки и кофты, Антонин Григорьевн дл по плтку: один – с черными горошинми по белому полю, другой – синий в цветочкх. Рздобыли по лукошку. Несколько рз прорепетировли, кк ходить, кк держться. Мльчишки всё прыскли, и это было смой большой опсностью: зсмеются – и крышк! Но об клялись, что в боевой обстновке никкого смеху не будет.

А пок, после небольшого зтишья, последоввшего з «тргической гибелью» Суржик, тмосфер стл нкляться. Кждя минут приносил с собой что-нибудь новое. Глебов с высокой сосны увидел цепочку пионеров, пробирвшихся вдоль реки по нпрвлению к ншему штбу. Им нвстречу было послно отделение из взвод Подсолнушкин. Вслед з этим в штб ввлились Король, Гнс и пренек из взвод Колышкин – Любимов, белобрысый и веснушчтый, кк кукушкино яйцо. Они отбили у неприятеля обоз с продовольствием – тчку, в которой трое ленингрдцев везли своим еду.

Положение было зтруднительное. Что же делть? Оствить ребят без еды? Но ничего не поделешь – воевть тк воевть! Пускй изворчивются…

Потом в плтку влетели Гнс и Подсолнушкин, почти волоч з собой Тню Воробьеву – он упирлсь и идти не желл. Окзлось, встретив Гнс и Подсолнушкин, он поднял отчянный крик, призывя н помощь. Дело в том, что по условиям игры при нервной встрече – скжем, дв н один – противник убит и повязк снимется. Ребят и пытлись снять у Тни с рукв повязку, но… повязк окзлсь пришитой! Мы и сми звязывли повязки нмертво, умопомрчительными узлми, чтоб труднее было снять, но пришивть… нет, до ткого бесстыдств у нс никто не додумлся!

После полудня явились Вся и Пвлуш. Они шли чинно, взявшись з руки, в плткх, ндвинутых н смые брови и звязнных под подбородком, в широких юбкх и с лукошкми. Шли не торопясь, не позволяя себе ускорить шг. И только перейдя черту, з которой им уже ничто не угрожло, они побежли, смешно подбиря юбки и рзмхивя лукошкми.

Через минуту нши рзведчики были уже в плтке и, зхлебывясь и перебивя друг друг, рсскзывли, кк в рсположении противник им говорили: проходите, мол, проходите, девочки, здесь воення территория.

«А мы по грибы», – скзл Вся. «Звтр придете з грибми, сегодня нельзя. Уходите, то еще зшибут вс».

Но ребят еще долго толклись тм и, только зслышв голос Гриши Лучинкин, поспешили убрться восвояси, потому что он-то знл в лицо очень многих.

– Обошли всё кругом, всё высмотрели, всё знем! – деловито, без всякой похвльбы доложил Стеклов-млдший.

Мы рзвернули перед ними крту, и они толково покзли, с ккой стороны штбной плтки ленингрдцев злегли дв пулеметчик, н ккой тропинке стоит дозор – все до мелочей.

– Здесь не продеретесь, – солидно, в точности подржя стршему брту, говорил Пвлушк: – здесь ельник ткой густой, все исколетесь. А вон по этой тропочке, д если сзди их зйти, вон тут, вон тут, поглядите, Семен Афнсьевич…

Н лице у Тни было нписно безмерное возмущение, но он молчл. Н мой взгляд, при ее хрктере это было почти противоестественно.

Итк, все ясно: ленингрдцы очень хорошо обезопсили себя с южной стороны и горздо слбее с северной. Кроме того, весь путь от северной стороны их плтки до нс Пвлуш и Вся знли нзубок – где пулемет, где скопление войск, где потише, н ккой тропинке дерево с нблюдтелем н мкушке.

И мы решили двинуться н неприятеля с север. Оствив усиленный крул у своего штб, мы все силы бросили н зхвт штб неприятеля. Двинулись, рзделившись н три группы. Первой руководил Король, второй – Жуков, третьей, змыквшей, – я. Шли н небольшом рсстоянии друг от друг, где обходя опсные мест, где окружя неприятеля, если он был не очень силен. Приблизившись к цели, стли пробирться ползком. Все до мелочей в донесении Лобов и Стеклов-млдшего было првильно, мы н кждом шгу убеждлись в этом; они ничего не збыли: мы нходили неприятельские посты именно тм, где они укзывли, и пробирлись незмеченными тм, где, по их словм, был лзейк.

Звидев з кустми плтку неприятельского штб, Король поднял своих, и они с отчянным, должно быть н весь лес слышным «ур» бросились в тку. И тут произошло нечто непредвиденное. Ребят бежли цепью, поднявшись в полный рост, и вдруг упли – мгновенно, с рзбегу, не поодиночке, все срзу, точно скошенные одной пулеметной очередью. Издли это было совсем непонятно, дже кк-то жутковто. Что ткое стряслось? Жуков поспешил н помощь – и с теми из его отряд, кто вырвлся вперед, случилось то же смое.

А тем временем со всех сторон сбеглись неприятельские бойцы. Тут я поднжл со своими, и мы врезлись в смую гущу боя. Летели грнты, зтрещл пулемет – и тотчс зхлебнулся, потому что, кк выяснилось потом, Жуков с двумя своими успел зйти с тыл и снять пулеметчик. Но тут же зстрекотл второй…

Мы с Гришей стрлись следить з тем, чтобы не произошло членовредительств: ребят были в ткой горячке и тк искренне збыли обо всем н свете, что хотя «грнты» были тряпочные, нчиненные сеном, «пулеметы» – деревянные трещотки, опсность стл нешуточной. Особенно я боялся з ленингрдских девочек, которые ринулись в бой с не меньшей отвгой, чем мльчики.

Нс оттеснили, но потери, понесенные неприятелем, были велики – то один, то другой ленингрдец окзывлся без номер, снитры не успевли подбирть рненых. Если бы не неожиднное и згдочное препятствие, подкосившее нши первые ряды, мы, несомненно, выигрли бы бой.

Тк что же это было?

Стеклов и Лобов рзведли действительно все, кроме одного очень вжного обстоятельств: с север ленингрдцы протянули меж кустов и деревьев змскировнную бечевку, д не кк-нибудь, в несколько рядов. Нши с рзбегу споткнулись, зпутлись и упли. Нехитря выдумк, окзлсь решющей, потому что рсстроил нши ряды и вывел из строя много нроду – нендолго, но ленингрдцы кк рз успели опомниться и стянули свои силы.

Мы подошли к штбу ленингрдцев в ту минуту, когд они выступли. Во всеоружии, собрв все людские резервы, они нмеревлись двинуться к ншему штбу. Может, приди мы чуть позже, мы зстли бы неприятеля врсплох – с млым количеством людей – и окзлись бы в выигрыше, но сейчс – сейчс был ничья! Првд, если бы считть строго по очкм, победителями пришлось бы признть ленингрдцев. Очков у них окзлось больше, донесения нписны збукой Морзе, крты нрисовны лучше, выдумке с бечевкой нм оствлось только позвидовть! Но рзве можно было отрицть, что мы вторглись в смое сердце вржеского лгеря? Мы были у смой цели, они не только не подошли к ншему штбу, но дже их рзведк не знл, кк он выглядит!

– Игр кончилсь вничью, с честью для обеих сторон, – скзл Гриш Лучинкин, когд недвние противники, крсные, взлохмченные, тяжело дыш, выстроились н просторной лесной поляне.

…Мы шли домой в одном общем строю, нши ребят и ленингрдцы вперемешку, рстрепнные, рзгоряченные, руки и ноги исполосовны кустми и сучьями, у кого рзорвн рубшк, у кого и синяк под глзом. Но головы у всех высоко подняты, глз блестят, и выржение всех лиц вернее всего можно передть тремя словми: «Вот это д!»

В первом ряду ленингрдцы несли свое знмя, н дв шг впереди шли горнисты – круглощекий пионер Сеня и нш Петьк. Здрв головы, выствив вперед блестевшие н солнце горны, они трубили что-то, что не походило ни н один знкомый нм сигнл. Он не звл вствть, обедть или спть, он не возвещл тревогу. Он ознчл победу и рдость, он обещл хороший, веселый костер н ншей поляне и хорошую, веселую и верную дружбу впереди.

41. «Я ВИДЕЛ ТЕЛЬМАНА»

Делу время, потехе чс. Август близится к концу.

Нш столярня мстерскя получил уже некоторую известность: мы изготовили комплект прт и клссных досок для новой школы колхоз имени Ленин и получили еще несколько зкзов, в том числе и из Ленингрд. Про ншу мебель говорят, что он изящня, Соколов, председтель колхоз, скзл коротко:

– Добротно! Зкзми не обойду.

Мы ходили в деревню смотреть, кк выглядят нши прты и доски в новой школе.

– Моей рботы, – скзл Подсолнушкин, поглживя черную глянцевитую крышку прты.

– И моей, – ревниво попрвил Коробочкин.

Почем они знют? Все прты – кк близнецы. Но уж, верно, не зря говорят, верно оствили зметку.

Петя крсил доски, и они кжутся ему лучше всего остльного.

– Семен Афнсьевич, – шепчет он, – доски-то видли? Хороши?

– Хороши, хороши доски, – подтверждет Ивн Алексеевич Соколов, который обходит школу вместе с нми. – А послушй, Семен Афнсьевич, у тебя гостят ребят из Гермнии. Вот бы им прийти к нм, порсскзть. Знешь, кк нрод интересуется…

Очень не хочется откзывть ему, но и бередить душу Гнсу и Эрвину тоже не хочется – слишком много тяжелого пережили они. О тком рсскзывть и взрослому горько.

– Д, првд твоя, – соглшется Соколов. – А все-тки, знешь… Не в клубе же – тм верно, нроду много нбьется, – вот здесь, хоть в этом клссе. И мебель вшу обновим. Нет, серьезно тебе говорю, ты подумй, не отмхивйся. Учителя, ну и колхозники нши – немного, вот сколько в клссе поместится. См понимешь: гзеты гзетми, живое слово ничем не зменишь. Это люди лучше всего поймут. Ну кк?

Дом мы не донимли Гнс и Эрвин вопросми, особенно после случя у реки: нм хотелось, чтобы они отдохнули и повеселели у нс. Но не передть Гнсу просьбу Ивн Алексеевич я не мог. И он, видно, срзу понял, что его зовут не из пустого любопытств. Он ответил сдержнно, кк взрослый:

– Когд я уезжл, мне говорили: рсскжи тм товрищм о ншей жизни. Я пойду. Я обещл, что буду рсскзывть.

Мы пошли в колхоз вечером. Эрвин оствили дом. Софья Михйловн должн был переводить. С нми нпросился и Репин.

Когд мы пришли, клсс был уже полон. Посередине, в первом ряду, перед смым учительским столиком, сидел дед, ккой есть, нверно, в кждой деревне, будь то н Укрине, в Подмосковье или н Смоленщине. Н киносенсх он тоже всегд усживлся в первом ряду, хоть ему и объясняли, что для пользы зрения ему лучше бы сесть подльше. Дед был из тех, кто верит только собственным глзм и собственному рзумению, н чужое слово не полгется. Если мне или кому другому из учителей случлось делть в колхозе ккой-нибудь доклд, проводить беседу, дед тоже неизменно сидел в первом ряду и неизменно здвл множество вопросов, по которым я вполне мог зключить, что читет он гзеты тк же ккуртно, кк мы, и рзбирется в них не хуже.

Сейчс я взглянул н стрик с опской. Совсем не хотелось, чтоб к Гнсу отнеслись кк к звзятому доклдчику и зсыпли его вопросми.

В здних рядх теснилсь молодежь – почти всё нрод знкомый нм и по вечерм в клубе, по киносенсм, и по рботе в поле.

Пожилые женщины устроились з пртми уютно и ндолго, некоторые принесли с собой вязнье.

– Тк вот, товрищи колхозники, – нчл Ивн Алексеевич, – к нм пришел молодой товрищ. Он приехл из Гермнии, у нших соседей гостит. Попросим его рсскзть, кк тм, в Гермнии, люди живут.

Собрвшиеся сдержнно зхлопли в лдоши, рзглядывя Гнс, который деловито и кк будто спокойно подошел к учительскому столику. Софья Михйловн стл рядом.

Минут прошл в молчнии. Я уже хотел предложить, чтоб Гнсу для нчл помогли вопросми. Но он стоял прямой, серьезный, опершись рукми о крй стол, и, зглянув сбоку в его лицо, в глз, устремленные куд-то в конец клсс, может быть, и з его стены, я понял – ни о чем спршивть не ндо.

И потом в полной тишине рздлся негромкий голос Гнс и вслед з ним – голос Софьи Михйловны:

– Я видел Тельмн.

Мльчик скзл это медленно, доверчиво оглядел сидящих з пртми и повторил:

– Я видел Тельмн, – и потом уже быстро продолжл: – Это было двно, но я хорошо помню. Было Первое мя. Мы с ммой шли н демонстрцию. Он вел меня з руку, потом вдруг нклонилсь и скзл: «Смотри, это Тельмн! Смотри, зпомни, ккой он!» Тельмн стоял н тком возвышении, вроде трибуны, улыблся и мхл нм рукой, я смотрел н него и стрлся зпомнить. У него очень доброе лицо. Сейчс он в тюрьме. Сейчс очень много хороших людей в Гермнии рестовны и сидят в тюрьме.

Вот у моего товрищ Эрвин отец умер в тюрьме. Мой отец взял его в ншу семью. Но моего отц тоже скоро рестовли – он был коммунист. Потом мы получили от него письмо. Оно было нписно шифром. Никто, кроме ммы и смых близких товрищей, не мог бы прочитть его.

(Когд Софья Михйловн переводит эти слов, Репин, сидящий рядом со мной, н секунду взглядывет н меня. Мы встречемся глзми, и он тотчс отводит свои.)

– Это письмо было снчл у ммы, потом его хрнил мой стрший брт, теперь оно у меня, потому что я остлся один из всей семьи – я и Эрвин.

Шорох пронесся по клссу. Мне покзлось: все, кто здесь есть, невольно шевельнулись, подлись вперед, словно хотели быть поближе к светловолосому мльчику у стол.

Гнс протянул Софье Михйловне стрницу из ученической тетрди:

– Вот письмо, здесь оно рсшифровно.

– «Дорогя жен, дорогие мои сыновья! – прочитл Софья Михйловн. – Когд вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. Но сейчс я плчу только о том, что никогд больше не увижу вс. Смерть же меня не печлит. Нет кпли крови, которя пролилсь бы, не оствив след. Я и все те, кто сейчс здесь со мной, – мы знем, что жили не нпрсно, что посеянное нми с тким трудом, ценой жизни, не пропдет и дст свои всходы. Пускй не скоро, но дст непременно. Я верю в это свято, и вер эт дет мне мужество умереть.

Дорогя Мрт, сын моего товрищ – мой сын. Прошу тебя, прими Эрвин в свое сердце рядом с Гнсом и Куртом. Верю, что мои сыновья нвсегд будут предны делу, которому мы с тобой посвятили свою жизнь.

Целую тебя, дорогой, смый близкий мой друг. Обнимю тебя и детей».

Софья Михйловн змолчл и опустил руку с письмом. В клссе было очень тихо.

– Вы видите, – снов зговорил Гнс, и голос его дрогнул, – тут не скзно ничего особенного. Но мм объяснил нм, что отец не хотел, чтоб его прощльное письмо попло в чьи-нибудь грязные руки. И он сделл тк, чтоб письмо могли прочитть только смые близкие.

– А где же его мть сейчс-то? – тихо спросил женщин, сидевшя по левую руку от меня. Вязнье двно уже лежло неподвижно у нее н коленях.

– Тоже в тюрьме, – не оборчивясь, шепотом ответил Андрей.

– А брт стрший?

– И брт.

Женщин опустил глз, медленно покчл головой.

– О чем перед смертью думл, – скзл стрик в первом ряду. – О чужом мльчонке…

Гнс вопросительно поглядел н него, потом н Софью Михйловну. Он перевел.

– Нет, ккой же чужой? – скзл Гнс, поворчивясь к стрику, и дже прижл обе руки к груди. – Он сын товрищ, сын друг, понимете?

Стрик выслушл перевод, кивнул и скзл мягко:

– Понимю, понимю, сынок!

Одн из учительниц спросил Гнс о школе. Он стл рсскзывть тк же просто, кк говорил до сих пор.

– В Гермнии сейчс всюду стршно, – скзл он под конец. – Тм все время боишься. Дом стршно, н улице стршно и в школе тоже стршно. Кк будто все время кто-то подстерегет из-з угл. Стршно… – Он глубоко вздохнул и опять обвел взглядом всех сидящих перед ним. – Но когд-нибудь это кончится. Есть люди, которые все рвно не боятся. Они борются. Не может тк быть всегд, ведь првд?

И когд Софья Михйловн перевел эти слов, в клссе соглсно, ободряюще зшумели, от души стрясь утвердить мльчик в этой единственно спрведливой мысли: не может вечно длиться ткя тяжкя, ткя нелюдскя жизнь.

А потом (может быть, не только потому, что по-хозяйски, по-человечески хотелось об этом узнть, но и из желния отвлечь Гнс, зговорить с ним о более простом, житейском) его стли рсспршивть, много ли безрботных в Гермнии, кк тм с едой, почем мясо, хлеб, кртофель. Гнс отвечл все тк же безыскусственно и с готовностью. Сын безрботного, он знл все это не понслышке; до приезд в Советский Союз и он и Эрвин много лет не чувствовли себя сытыми, они збыли вкус мяс, и, несмотря н все нши стрния откормить их и подпрвить, несмотря н недвний згр, срзу видно было, ккой Гнс худой и истощенный.

Окн были широко рскрыты, и в комнту глядел темня, звездня вгустовскя ночь. Гнс все тк же стоял, опершись рукой о стол, и добросовестно, подробно отвечл н вопросы. А Ивн Алексеевич все чще озбоченно посмтривл н него.

Нконец Ивну Алексеевичу удлось выбрть минуту тишины, и он поднялся.

– Устл мльчишк, – скзл он про себя и обртился к Гнсу: – Спсибо тебе, молодой товрищ!

Софья Михйловн не стл переводить – рук Гнс потонул в широких, крепких лдонях председтеля.

– Большое тебе от всех нс спсибо! – повторил Ивн Алексеевич.

Гнс улыбнулся, и по этой улыбке видно было, что он хорошо понял и без перевод.

Потом его обступили – кто глдил по плечу, кто жл руку. Он не успевл оборчивться и отвечть улыбкой н слов, обрщенные к нему.

– Не жлей, не жлей, что привел! – шепнул мне Соколов.

– Не жлею, – ответил я.

Мы возврщлись в темноте. Звезды горели нд нми большие, яркие, и то одн, то другя срывлсь вниз. Гнс шел рядом со мной, я обнял его з плечи. Тк мы и дошли молч до ншего дом.

42. «А ЧТО ЖЕ ЛЕГКО НА СВЕТЕ?»

Алексей Сввич, Сня и я проходим по клссм. Н верхнем этже у нс школ. Четыре комнты: вторя групп, третья, четвертя и пятя.

Комнты чисто побелены. Крышки прт сверкют, кк нтрцит. Слвно выглядят удобные учительские столики.

Все это рбот смих ребят – и побелк и ремонт прт и столов, многие из них сделны нново. Н стене – доск, черня, строгя. И высокие чистые комнты тоже выглядят строго.

– Скмейки еще мжутся, – понизив голос из почтения к этой строгости, говорит Жуков.

– Подсохнут. Время есть.

– Боюсь я… – продолжет Сня со вздохом, глядя куд-то в сторону.

– Чего боишься? Кк бы ребят не приклеились? Тк ведь я же говорю – подсохнут: еще неделя впереди.

Сня не отвечет, и Алексей Сввич хлопет себя лдонью по лбу:

– Ах, я… Ну, чего бояться? Думешь, не осилишь?

– Тк ведь отвыкли все, Алексей Сввич, – все еще негромко и не поднимя глз, говорит Алексндр. – Двно з пртой не сидели. Збылось. Трудно будет.

– Трудно, конечно. А что же легко н свете? Все трудно.

– До сих пор было легко, – совершенно искренне зявляет Сня.

– Кк, Семен Афнсьевич, верно он говорит? – спршивет Алексей Сввич.

И мы об смеемся.

– Ну д, я понимю… А только дльше труднее будет! – убежденно произносит Жуков.

В глубине души я и см тк думю. Я и см с тревогой жду нчл учебного, год. Одно дело приохотить ребят к игре, к дружной и слженной рботе в мстерской или н огороде, другое – нучить внимнию, сосредоточенности, усидчивости. А рзве для рботы в мстерской не нужны были сосредоточенность и усидчивость? Рзве спортивня игр не потребовл внимния и упорств? – возржю я см себе. Д, конечно, все это было не зря, не пропло дром. А все-тки, все-тки…

Король и Сергей Стеклов сидели нд учебникми неотрывно. Все в доме с интересом и сочувствием нблюдли это единоборство с нукой. Всем хотелось, чтобы Король и Стеклов выдержли испытние и попли в пятую группу. Все знли, что знменитый конверт Короля то худеет, то снов рзбухет от бумжных квдртиков – стло быть, снов Король нделл ошибок в диктнте. И нередко то один, то другой предлгл:

– Хочешь, подиктую?

Подсолнушкин с соглсия всего отряд освобождл Короля от дежурств н кухне. «Иди, иди, без тебя нчистим», – говорил он, отнимя у Дмитрия кртофелину и ножик.

Со Стекловым было труднее – его в отряде сменить было некому. Но тм многое брл н себя Ектерин Ивновн, вокруг которой всегд охотно вертелись млдшие.

Озорные рыжие глз Короля ввлились, под ними легли синяки, щеки втянулись. Его тк и жгло изнутри смолюбивым волнением, неуемной тревогой. Сергей – по крйней мере, внешне – был совершенно спокоен.

Н 28 вгуст мы нзнчили Сергею и Мите испытние по рифметике. Здчу решили об толково и быстро. Примеры Стеклов решил безошибочно, Король ошибся в вычислениях, поэтому ответ получился громоздкий и нелепый. После обед мы проверяли их устно, и Король решил тот же пример н доске.

– Вроде бы тот же, что утром, – скзл он с сомнением в голосе, – ответ почему-то другой!

– Потому что сейчс вы решли не торопясь, – скзл Влдимир Михйлович. – А теперь сообрзите: сколько ндо зплтить рботнице з мытье окон, если высот окн дв метр, ширин – метр, окон у нс всего сорок, з мытье кждого квдртного метр берут пять копеек?

– Я зню, кк решть, Влдимир Михйлович, сейчс вм решу, но только окн мы лучше сми вымоем, – ответил Дмитрий.

И я с облегчением подумл: еще жив в нем юмор, знчит не совсем еще он зучился.

Н другое утро – диктнт. Стеклов и Король сидели з первой пртой, Ектерин Ивновн, стоя у доски, читл негромко, но отчетливо:

– «Приближлсь осень. Птицы улетели н юг…»

Я сидел у окн и смотрел н ребят, н их склоненные головы. Король прикусил губу, щеки его покрылись непривычным румянцем. Сергей чуть побледнел, но был спокоен, кк всегд.

Ектерин Ивновн кончил. Ребят сидели, перечитывя и испрвляя нписнное. Я подошел сбоку к Королю и, глядя из-з его плеч, увидел, кк он зчеркнул «е» в слове «осень» и отчетливо перепрвил: «осинь».

– Послушй, Дмитрий… – невольно нчл я, но тут же зжл себе рот лдонью, встретив удивленный, предостерегющий взгляд Ектерины Ивновны.

Пришлось выйти из клсс – от грех подльше.

Потом Ектерин Ивновн проверил диктовки. У Короля окзлось восемь ошибок, у Сергея – шесть. И стрнное дело: у обоих многие слов, снчл нписнные првильно, были испорчены попрвкми, подчс смыми нелепыми: «осинь» не был исключением. Видно, еще очень непрочны были знния и не хвтло ребятм веры в себя. Конечно, они писли куд лучше, чем дв месяц нзд, но все еще безгрмотно. Мы сидели втроем – Ектерин Ивновн, Софья Михйловн и я – и подвленно молчли.

– Что же делть? – не выдержл Ектерин Ивновн.

– Не зню, – в рздумье ответил Софья Михйловн. – Если по инструкции – все ясно: оствить в четвертой группе, д и то придется с ними очень много рботть.

– Может быть, по инструкции оно и тк.

Но посудите сми, рзве првильно это будет? – скзл я.

– Знете что, – скзл Софья Михйловн, – по инструкции, конечно… Но родной язык в пятой группе веду я, и я беру это н себя. Двйте переведем… Кк вы думете?

43. НАКАНУНЕ

– Ну что ж, теперь вм нельзя н нс жловться, – говорит мне в гороно Алексей Алексндрович. – Я свое обещние держу. Мы вм людей не пожлели – смотрите, ккой коллектив подбирется. Софья Михйловн вполне спрвится с обязнностями звуч. Для нчльной школы преподвтели есть, словесник есть, мтемтик… ну, мтемтику вшему позвидует любя ленингрдскя школ. Стло быть, кто вм еще нужен? Только физик и историк. Ну, кжется, сейчс срзу двух зйцев убьем. Лидия Семеновн, – обртился он к секретрю, – тм ожидет прием товрищ Гулько. Приглсите его, пожлуйст!

В комнту вошел молодой человек, черноглзый, черноволосый, смуглый, – не укринец ли, не земляк ли? У него было хорошее лицо, из тех, что срзу рсполгют к себе – открытое, живое и отзывчивое, если можно тк скзть о лице: оно мгновенно отвечло н кждое впечтление извне, мгновенно отржло кждое душевное движение.

Итк, это был Гулько Николй Ивнович, учитель физики, жен его окзлсь учительницей истории – точно по зкзу для нс! Об преподвли в ленингрдской школе, но хотели перебрться з город, тк кк жили с ребенком у родителей жены, может быть и не в обиде, но в большой тесноте.

Мы вместе вышли из гороно. Николй Ивнович н ходу зметно волочил левую ногу. Перехвтив мой взгляд и не дожидясь вопрос, пояснил: он инженер, н Днепрострое сломл ногу, он непрвильно срослсь, пришлось ломть зново, но вот опять что-то не тк: болит, будь он нелдн, если много двигться, тк вдвое мучет. Нерв здет или что другое, врчи пок объяснить не могут. А н стройке рзве посидишь? Вот и попробовл себя в школе.

«Не годится, – думю я. – Если ты пошел в школу поневоле, этого нм не ндо». Смотрю н него сбоку – нет, не похоже, чтоб ткой взялся з дело против сердц. Знчит, школ ему по нрву, рз пошел учительствовть, тогд из него и воспиттель получится. Лдно, поглядим.

Николй Ивнович обещл приехть к нм в конце недели, пок я попросил Антонину Григорьевну присмотреть две комнты получше, у хороших хозяев и поближе к ншему дому.

Софья Михйловн соствлял рсписние, я до поздней ночи сидел нд учебными прогрммми. Я хотел предствить себе отчетливо, чем и кк будет знимться кждя групп, потому что до этой поры мне никогд не доводилось руководить школой.

Одно я знл: мне повезло. Мне не придется, кк в свое время Антону Семеновичу, докзывть, что двжды дв – четыре, не придется отбивться от Дльтон-плн, комплексной системы, метод проектов, лборторно-бригдного метод.

В двдцтых годх выступть против педологии или комплексной системы знчило ствить себя «вне педгогической нуки» – тк сильны, тк живучи были стрые и новые предрссудки. В ншем деле борьб был особенно острой и нпряженной – ведь тут ндо было создвть внутренний мир человек, его хрктер. И Антону Семеновичу приходилось очень трудно.

В 1933 году, когд я нчл свою смостоятельную рботу, все уже было по-другому. Школу уже не лихордило от ежечсной смены учебных плнов, прогрмм и рсписний. Првд, до последнего времени не было в школе постоянных учебников, и руководящие круги Нркомпрос считли это признком своих «революционных достижений». Но не тк двно появилось постновление ЦК ВКП(б), в котором было ясно скзно, черным по белому: «Признть линию Нркомпрос… по созднию учебников непрвильной». Никких рссыпных учебников! Создть учебники постоянные, общепринятые и удовлетворяющие требовниям нуки. И ввести их в дело с нчл учебного год – 1 сентября 1933 год.

– Словно специльно для нс! – говорил Софья Михйловн.

Он понимл во всем этом куд больше меня, и без нее я, конечно, многое упустил бы. Он по-товрищески, умно и ненвязчиво помогл мне рзбирться в сложных и новых для меня в ту пору вопросх.

– Я думю, школьные прогрммы еще будут всерьез пересмтривться, – говорил он. – И дорботть в них многое ндо. Посудите сми, Семен Афнсьевич, вот я – словесник. Что же я по прогрмме должн рсскзть ребятм о Пушкине? Слушйте: «Пушкин кк идеолог передового, кпитлизирующегося дворянств 20-х и 30-х годов, переживвшего политические колебния под двлением николевской рекции». А где-то в примечниях – «художествення знчимость произведений Пушкин»! Кк будто «художественные достоинств» лежт в кком-то особом ящичке, отдельно от всего облик поэт, от его творчеств! Но где же тот единственный, живой Пушкин, которого мы любим, – великий поэт, великий нродный певец? И ведь тк получется с кждым пистелем! А история? Если ее преподвть в точности тк, кк требует прогрмм, ребят не будут знть ни вжнейших событий и фктов, ни хронологии. Они только и зтвердят, что «Ектерин – это продукт» и «Петр – это продукт», охрктеризовть толком ни Петр, ни Ектерину не смогут. Понимете, тут есть большя опсность: стнешь точно следовть прогрмме – и нчнешь вместо живой, интересной исторической нуки излгть ребятм отвлеченную схему. Нет, Семен Афнсьевич, помяните мое слово – дойдут до этого руки, и все изменится. Только мы не имеем прв сидеть и ждть, мы должны, что возможно, испрвлять и дополнять сми.

Признюсь, см я до этого не скоро бы додумлся. Я был очень длек от того, чтобы критиковть нркомпросовские прогрммы. Я просто хотел усвоить их, хотел знть, в ккой группе что проходят. Софья Михйловн зствил меня посмотреть н дело серьезней, и я только потом оценил по-нстоящему, кк это вжно. Был у нее этот др – видеть вещи и в глубину и со всех сторон.

Нездолго до нчл знятий совет детского дом решил, что кждя групп должн принять-свою клссную комнту под полную ответственность, содержть все в целости и чистоте.

Во второй группе стростой выбрли Всю Лобов, в третьей – Петю Кизимов: обоим впервые поручли ткое ответственное дело («Пор з ум взяться», – скзл Жуков); стростой четвертой группы был Любимов, пятой… Репин. Н этом нстоял Алексей Сввич.

– Не полдит он с ребятми… – нчл было Жуков.

– Вот тк мы до скончния век и будем говорить «не полдит, не выйдет»? Я не соглсен! – возрзил Алексей Сввич.

Он провел в кждой группе собрние.

– Сдем вм новые прты, стол, стул, доску, окршенные стены и нтертые полы без единой щербинки, – говорил он. – Смотрите, чтоб к концу год все было тк же.

– А у нс щербинк! Вон, глядите, у двери! – зкричл Петьк.

– Хвлю! Хозяйственно! – серьезно скзл Алексей Сввич. – Осмотрите всё до тонкости, и точно всё зпишем, чтоб в конце год зря не цепляться.

Кждый строст придирчиво осмотрел в своем клссе кждый угол и кждую половицу. Недочетов почти не было, рзве что ккя-нибудь щербинк в двери, едв зметня неровность н доске, но и это брлось н зметку. И Алексей Сввич повторял:

– Смотрите, чтоб весной все было в точности тк же!

В последних числх вгуст мы простились с Гнсом и Эрвином. З ними приехл пожилой человек, н котором мешковто сидел полувоенный, зщитного цвет костюм – юнгштурм. Лицо у него было умное, строгое, но устлое. Рзговривя, он чсто прикрывл глз, словно н минуту уходя куд-то и отдыхя от всего, что шумело вокруг. Это был Ленцер, один из воспиттелей интернционльного детского дом в Ленингрде, – тм теперь должны были жить нши друзья.

И Гнс и Эрвин хотели остться у нс, и это кзлось мне рзумным. Но Ленцер объяснил, что тм мльчикм легче будет учиться: здесь незнние язык окжется слишком большим препятствием. Мы проводили их до стнции. Гнс долго жл руку Репину и повторял, мешя русские слов с немецкими:

– Пиши! Не збудь!

– Кк же збыть? Я приеду! – волнуясь, ответил Андрей.

– Вы к нм приезжйте! – нперебой говорили ребят.

Мы долго смотрели вслед уходящему поезду. А Петя Кизимов, всегд мысливший конкретно, скзл:

– Теперь мы знем, для чего собирть интернционльные пятчки…

Нкнуне 1 сентября мы снов обошли все клссы, зглянули в комнтку, отведенную для учительской. Только звтр это все вместе взятое стнет школой. Только звтр оживут эти стены, по-нстоящему зглянет сюд дневной свет.

Сейчс ему не н что смотреть, нечему рдовться, вот звтр…

– Звтр нчинется учебный год, – скзл я после ужин. – Звтр откроется новя стрниц в ншей жизни. Мы многое узнем в эту зиму, многому нучимся. Все звисит от вс. Мы неплохо рботли, неплохо отдыхли летом. Зимой рботы будет вдвое. Тк двйте возьмемся з нее дружно! Возьмемся?

– Возьмемся! – врзброд ответили ребят.

И в этом нестройном и дже не очень громком ответе ( всегд ведь рды крикнуть во весь голос!) не было ни увлечения, ни уверенности, – услышл я в нем нечто другое: «Кк-то еще оно получится?..»

44. ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ

Мы встли по горну, позвтркли, ровно в восемь рздлся звонок. Д, не горн, звонок, кк в любой ленингрдской школе, и в любой московской, и где-нибудь н длеком Севере, и н жрком Юге – по всей ншей большой земле. Есть что-то прекрсное и торжественное в том, что повсюду в один и тот же день и чс ребят сдятся з прту. Это особенное ощущение – чувство первого сентября – я узнл поздно, в семндцть лет, но с тех пор всегд встречю этот день кк прздник, кк нчло нового пути.

Нет, не усидеть мне сегодня в кбинете! Мне нужно быть в клссе и слушть вместе с ребятми.

– Можно к вм? – приоткрыв дверь, спршивю я Николя Ивнович.

Он кивет в ответ. Вхожу. Сжусь з прту в дльнем углу, у стены, – з мной уже никого нет. Кое-кого из ребят я вижу сбоку, большинство сидит ко мне спиной, но я и по спинм вижу, кто кк нстроен. И они, верно, ощущют н себе мой взгляд, хотя и смотрят в лицо Николю Ивновичу.

А Николй Ивнович чувствует себя, кк рыб в воде. Он нчинет с переклички. Нзывет фмилию и ккую-то долю секунды смотрит в глз мльчишке пытливым, изучющим взглядом.

– Володин!

Володин сегодня спокоен. Вся его квдртня крепкя фигур, лобстое лицо, руки, прочно положенные н крышку прты, словно говорят: «Ну что ж, если и не срзу пойму? Поднжму, посижу – и пойдет дело!»

– Жуков!

Сня всккивет, чуть не опрокидывя прту. Я вижу его в профиль: он немного нклонил голову и смотрит исподлобья, черные брови сдвинуты, и дже нос кртошкой, кжется, потерял добродушное выржение. Сня уперся в крышку прты стиснутыми кулкми. Я еще никогд не видел его тким испугнным.

– Коробочкин!.. Королев!.. Рзумов!.. Репин!.. Стеклов!.. – вызывет Николй Ивнович одного з другим.

Коробочкин, кк всегд, серьезен и словно обдумывет не торопясь что-то свое. Король весь кк сжтя пружин; под смуглой кожей вздргивют желвки, и скулы обознчились резче: волнуется. Неспокоен и Рзумов – у этого густо порозовели щеки, и под взглядом Николя Ивнович он, словно робея, опускет глз. Репин – тот, конечно, невозмутим. Н лице его ясно нписно: что ж, посмотрим, чем это кончится…

– Ну, вот мы и познкомились, – говорит Николй Ивнович. – А сейчс я хочу рсскзть вм о том, что очень скоро в Ленингрд придет больше двух миллионов новых рботников. А несколько месяцев спустя – еще столько же. Они будут рботть н фбрикх, н зводх, они пустят новые стнки, осветят новые дом, блгодря им трмви побегут быстрее, чем прежде. Но знете, что смое змечтельное? Этой новой рбочей рмии ие пондобятся дом, чтобы жить, и трмви, чтобы ездить н рботу. Рботники эти будут ккуртно являться в цех, но никто их не увидит. Они будут рботть круглые сутки, зрплту стнут получть – две копейки.

Николй Ивнович проходит по клссу и вглядывется в ребят смеющимися и тоже мльчишескими глзми. Ребят немного оздчены, но зто нет ни одного, который бы не прислушлся, не ждл – что дльше?

– Ну, вы, конечно, поняли: эт рбочя сил – ток. И пошлет ее Свирьскя электростнция. Свирь течет из Онежского озер в Лдожское. Где тут у вс крт? Вот, видите – вот он, Свирь. От нее до Ленингрд, двести сорок километров, но он мигом домчит своих рботников и нсытит фбрики и зводы электрическим током.

Лицо Николя Ивнович стновится озбоченным. Я еще тогд, в гороно, зметил, ккое оно подвижное – тотчс отвечет н кждую новую мысль, н кждый взгляд.

– Рек Свирь издвн был большой торговой дорогой. Но опсной. Корбли, лодки, проходы боятся порогов. И выходило несурзно. Предствьте себе, перед вми большя, широкя дорог, вы должны пробирться узкой тропинкой. Лежит перед проходом широкя, многоводня рек, он должен двигться осторожно, ощупью, не то оступится, н порог нткнется. И ходили корбли по широкой реке медленно, с оглядкой, дожидясь, пок пройдет встречный – дорогу освободит. Тк было десятки и сотни лет. А мы решили всё изменить!

Он скзл это тк, словно и мы, сидящие перед ним в клссе, тоже причстны к этому решению.

– Свирь – рек полноводня и порожистя. Только пруди ее плотиной, строй стнцию. Но скзть – просто, сделть – трудно. Дно у Свири глинистое. Кк н глине строить плотину? Глин рсползется, не выдержит тяжести, плотин уйдет н дно. Кк перехитрить глину? Решили сложить н дне реки бетонную плиту и уже н нее ствить плотину.

– А вод сдвинет плиту? – не то спршивет, не то утверждет Володин.

Николй Ивнович смотрит н него одобрительно и с интересом.

– Верно. Если ствить плшмя – сдвинет. Потому и решили: чтоб вод не сдвинул плиты, отрстить плите зубья – они нмертво вцепятся в дно. А уж тогд н бетонной плите прочно стнет плотин.

Николй Ивнович ходит по клссу и, рсскзывя, доверительно обрщется то к одному, то к другому.

– Понимешь? – спршивет он Рзумов.

И тот кивет в ответ.

– Понимешь, кк получется? – обрщется он к Жукову.

И Сня отвечет негромко:

– Понятно!

Звонок зстет нс врсплох. Мы не ждли его, не думли о нем. А это что-нибудь д знчит, когд н уроке не томишься, не ждешь конц, дже и не помнишь, что будет конец.

Вот он, здч: чтоб ученье стло для ребят рдостью, чтоб шли они в школу не по обязнности, с охотой, с нетерпеливым желнием узнвть день ото дня все больше.

45. ПЕДОЛОГИ

Вскоре после нчл знятий к нм приехл Ттьян Всильевн Рков, педолог. Бывл он у нс и прежде, и я только потому мирился с ее присутствием, что он не проводил никких обследовний. Он ходил, смотрел, зписывл, с ребятми почти не рзговривл. Но н этот рз ее сопровождл еще один педолог. Они приехли без меня и собирлись произвести обследовние ребят. Об этом нспех сообщил вышедшя мне нвстречу Софья Михйловн, кк только я вернулся.

– Зчем вы их пустили? – с досдой спросил я.

– Семен Афнсьевич, это лиц официльные, кк же не пустить? Где у нс ткое прво?

– У нс только одно прво и одн обязнность – думть о ребятх! – Я впервые сердился н нее и не мог, д и не хотел этого скрывть.

Продолжть рзговор мы не могли – к нм шли по двору Ттьян Всильевн и высокий, сухощвый человек, очень тщтельно и ккуртно одетый, в пенсне из узких прямоугольных стеклышек.

– Познкомьтесь, пожлуйст, – предствил Рков. – Это Петр Андреевич Грчевский. Он пишет большую рботу, посвященную исследовнию эмоционльной сферы несовершеннолетних, отклоняющихся от нормы в своем поведении. Сегодня мы побывем н урокх, звтр нчнем обследовние.

– Местом обследовния, – скзл Грчевский бесцветным, шелестящим, кк бумг, голосом, – должн служить комнт, по возможности имеющя хрктер семейной обстновки, нстривющя тем смым н интимный лд.

– Мы предоствим вм учительскую, – скзл Софья Михйловн. – Дети знют эту комнту и привыкли к ней.

Он уже хорошо изучил меня и, кк всегд, осторожно и незметно пришл мне н помощь. Все переговоры с педологми он взял н себя. Рзговривл сдержнно, суховто – я бы тк не мог. Это бумжное шелестение, длинные, глдкие фрзы, до смысл которых ндо было продирться сквозь дебри мудреных, неживых слов, сперв доводили меня до отупения, потом я нчинл ощущть, кк в груди глухо нкипет нечто другое, уже совсем непозволительное.

Н первой же перемене в учительскую зглянул Сергей Стеклов и помнил меня. Я вышел в коридор.

– Семен Афнсьевич, – скзл Сергей, отводя меня к окну, – если опять Пвлушку признют кким-нибудь не тким и скжут отослть…

Я привык видеть его всегд спокойным. Он был одним из ндежнейших моих помощников, сейчс голос его срывлся. Он тревожно зглядывл мне в глз.

– Не выдумывй, Сергей. Кким бы Пвлушку ни признли, никому я его не отдм.

– А вдруг, Семен Афнсьевич…

– Говорю тебе, никуд вы не поедете.

– Семен Афнсьевич, уж один рз… – Он не договорил, еще рз пытливо посмотрел мне в глз. – Ну лдно, – скзл он со вздохом. – Боюсь я…

Среди ребят не было ни одного, который не проходил бы по нескольку рз педологического обследовния. «Ушлют», «переведут», «скжут – дефективный» – то и дело слышл я в течение дня. А вечером ко мне пришел Жуков:

– Семен Афнсьевич, нельзя ли меня освободить? Не могу я…

И этот, кк Стеклов, удивил меня. Если есть нтуры открытые, если есть люди легкие, простые и доброжелтельные, то тким был Жуков. К нему кждый поворчивлся своей доброй стороной, его у нс любили все. Его увжл Король, с ним считлся Репин, перед ним преклонялись млыши. Он был неизменно спрведлив и немлые свои обязнности нес легко. Никогд он не кричл, не горячился, только черные глз его стновились особенно серьезными, н некрсивое скулстое и губстое лицо словно тень нходил, и мы уже знли: Сня чем-то недоволен или озбочен.

Вот он сидит передо мной, н себя не похожий: зубы стиснуты, брови свело к переносице, и говорит он, не поднимя глз. В нем дже появилось ккое-то сходство с Колышкиным и Коробочкиным – смыми хмурыми людьми в ншем доме.

– Освободить от чего? От обследовния?

– Д. Семен Афнсьевич, я вм никогд про это не говорил… Не почему-нибудь, просто не люблю вспоминть…

Глухо, медленно он стл рсскзывть, кк жил дв год нзд в подмосковном детдоме.

– Мучили нс тм этими обследовниями с утр до ночи. Мы входить боялись в этот кбинет. С полу до потолк дигрммы ккие-то, круги, стрелки, ничего не понять. Девочки почти все плкли. Д и нм тошно. Првд, кк будто мы лягушки, не люди! Сперв всякие здчки, згдки – ну, я с этим спрвлялся. Кртинки покзывли уродские: «Ккя тебе нрвится?» – «Никкя не нрвится». – «А почему?» А чего тм может нрвиться – всякое безобрзие нрисовно, и рожи у всех безобрзные. А один рз педолог мне говорит: «Я прочитю тебе рсскз, ты мне скжи, првильно или нет поступил тот, о ком говорится». И прочитл про прня, который укрл у мтери кошелек с деньгми. Я говорю: «Непрвильно поступил». Тогд он говорит: «Почему?» – «Ну, потому, что укрл». – «Ну, и что же, почему непрвильно сделл, что укрл?» – «Д он же, – говорю, – взял чужое, д еще у мтери». – «А почему непрвильно брть чужое?» Сто рз я ему говорю: нехорошо, нечестно, он все свое: почему? Ну, и вот… уж см не зню кк… – Жуков глотнул, взялся рукой з ворот и с отчянием договорил: – Схвтил я чернильницу д кк зпущу ему в голову! Тут все к нему кинулись, про меня збыли. Я – из комнты и н улицу. Сбежл… Семен Афнсьевич! – Жуков тряхнул головой и посмотрел н меня рсширенными глзми: – Семен Афнсьевич, освободите меня! Не могу я!

Нзвтр с утр я отослл его в Ленингрд, объяснив Софье Михйловне, в чем дело. Он соглсилсь и велел ему возврщться последним поездом, хотя обычно у нс не было причин, по которым мы рзрешли бы отлучться с уроков.

А в доме нчлось обследовние.

Рков и Грчевский отобрли десять ребят рзных возрстов и по очереди беседовли с ними у меня в кбинете, который они сочли более подходящим для этой цели, чем учительскя.

Грчевский сидел в стороне и вел протокол – считлось, что испытуемый не видит его, не обрщет н него внимния. Ттьян Всильевн устроилсь н дивне, нпротив нее сидел первый из испытуемых – Петя Кизимов.

– Вот я покжу тебе кртинки, посмотри их, – слышу я из своей комнты (кустик у нс отличня, тем более что Гли с млышми нет дом и в моей комнте тихо), – и скжи мне, ккя кртинк тебе больше всего зпомнилсь. Ккую кртинку ты хотел бы взять себе?

Тишин. Я предствляю себе, кк Петьк сосредоточенно рссмтривет кртинки. Потом он говорит убежденно:

– Никкую не хочу.

Тут же дю себе слово посмотреть эти кртинки, из которых Петьк не выбрл себе ни одной.

– Никкую? – удивленно переспршивет Рков. – Подумй хорошенько! Вот, взгляни: тут дети сидят з столом и пьют чй. А тут что?

– Тут в крты игрют, – пренебрежительно отвечет Петьк.

Понятно, ткя кртинк его не соблзняет. Что вспоминть времен, когд грязный зморыш сидел н грязной койке в одном бшмке, мечтя отыгрть второй! Двным-двно это ушло и збыто и никогд не повторится.

– А здесь что? – спршивет Рков.

– Здесь окошко рзбили. Что ж хорошего?

– Тк, знчит, ты никкую не хочешь?

– Нет, – решительно отвечет Петьк.

– Ну хорошо. Теперь послушй, я прочитю тебе нчло рсскз, ты зкончишь его. Слушй внимтельно: «Кк только в рукх Володи появятся спички, тк и подожжет что-нибудь: то стог соломы, то сено. Около дом Ивн лежит куч сухих сучьев. „А чем зжечь?“ – думет Володя. Збрел к Ивну, тм н столе зжиглк лежит. Увидел ее Володя и…» Ну, кк ты думешь, что он сделл?

– Ясно: поджег.

Я чуть не охнул вслух. Мне тоже ясно: ответ Петьки непопрвимо компрометирует его, и, нверно, ему уже приписли ккой-нибудь «поджигтельский комплекс», хотя я и см ответил бы тк же. Решюсь н неэтический поступок: тихо, незметно приоткрывю дверь. К счстью, он открывется в мою сторону и, к счстью, не скрипит.

– Рзве поджигть хорошо? – спршивет Рков, нклоняясь к Петьке.

– Плохо.

– Почему же ты думешь, что Володя поджег?

– О! – удивляется Петьк. – Тк не про меня же рсскз? А про этого… Володю. Скзно: «кк увидит спички, тк и подожжет». А тут зжиглку ншел. Ясное дело, поджег.

– Но ты считешь, что поджигть плохо?

– Ясно, плохо.

– А почему?

Петьк пожимет плечми и молчит. И првд, что тут скжешь?

– Ну, послушй еще один рсскз: «Пвел чсто ходил в кинемтогрф. Однжды шл особенно интересня кртин, но кк рз у мльчик денег не было. Толклся Пвел у кссы и зметил, кк одн женщин уронил н пол сумку. Пвел поднял ее, подумл и…» Кк ты думешь, что он сделл?

– А кто его знет.

Лицо у Петьки скучющее. Видно, ему уже изрядно ндоели эти пустопорожние рзговоры.

– Ну, ты кк поступил бы? – допытывется Рков.

– Я бы скзл: «Гржднк, чего вы смотрите? Вот он, вш сумк!»

Я вздыхю с облегчением. Кжется, несколько смягчилсь и Рков.

– Скжи, Петя, любишь ты кого-нибудь из родных? – спршивет он.

– А у меня их нет.

– Где же они?

– Померли.

– Все умерли? А отчего?

О, черт! Петьк ерзет н стуле. Вздыхет. Руквом утирет лоб:

– Я мленький был. Не зню.

– Ну, кк ты думешь, Петя, ндо слушться отц, мтери?

– Ясно, ндо.

– А почему?

Снов молчние. Петьк шумно вздыхет.

– Скжи, Петя, кого ты нзывешь своим товрищем?

– Пвлушу Стеклов. И Леньку.

– Нет, не то. Ккие кчеств ты ценишь в товрище?

– Кчеств? – с недоумением переспршивет Петьк.

Я тихо прикрывю дверь.

Учитель, воспиттель думет нд кждым из ребят дни нпролет, ищет ключ к кждому, ищет иной рз долго, мучительно. Нстоящий воспиттель долгие месяцы, иной рз годы смотрит, нблюдет, думет, сомневется. А тут приходят люди в полной уверенности, что вот тк, с ходу, злезя ребятм в душу, все рскроют и выяснят. Мы берегли нших мльчишек, боялись неосторожным словом рзворошить в их сердце больное воспоминние, тут человек, вообржющий себя знтоком детской психологии и детской души, бесцеремонно выспршивет: «Родители умерли? А отчего они умерли?»

Что они знют о детях? Что в них понимют?

Среди дня снов зглядывю к себе. Н этот рз без всяких угрызений совести и морльного поссывния под ложечкой бесшумно знимю нблюдтельный пост – должен я все-тки знть, что тм вытворяют с ребятми! Сейчс обследовнию подвергется Репин.

– Воровть нельзя, – неторопливо, врзумительно объясняет он. – Не следует брть то, что приндлежит другому. Это чужя собственность.

Он сидит перед Рковой – миловидный, ккуртно причеснный, спокойно глядя н нее большими голубыми глзми. Првильный профиль, н щеке ямочк. Он, нверно, зметил ямочку. Но где ей рзглядеть в глубине этих глз хорошо знкомую мне усмешку, умело скрытую издевку, которую я прекрсно рзличю сейчс в мягком, рзмеренном тоне его вежливых ответов.

– Если бы ты ншел кошелек с деньгми, что бы ты сделл?

– Пострлся бы нйти хозяин и отдл бы ему деньги. А если бы не ншел, отнес бы в милицию.

Знл бы он, что перед ней вчершний вор, и не просто мелкий воришк, укрвший с голодухи булку, вор квлифицировнный, смелый, любитель, лишь недвно и с трудом отствший от этой привычки! Д и отствший ли? Он и не поверил бы: ткой хороший, вежливый мльчик, тк рзумно отвечет н вопросы…

– Вот тебе, Андрюш, крндш и бумг, нпиши н этом листке сочинение н тему: «Чем ночь темней, тем ярче звезды».

– А можно стихми? – спршивет Андрей.

– Ты можешь стихми? – почти подобострстно произносит Рков.

– Могу. Погодите минуточку.

– Д, д, я жду!

Я тоже жду. Минут через пять Андрей с чувством деклмирует:

И чем слышнее крик глупцов,
Чем злоб их пылет жрче.
Тем громче голос мудрецов:
Чем ночь темней, тем звезды ярче!

46. ЧТО ОНИ ЗНАЮТ О ДЕТЯХ?

– Очень, очень интересные результты! – говорит вечером Рков. – Но не слишком утешительные. Почти у всех вших детей эмоционльня сфер рзвит горздо, горздо ниже нормы. Кроме Репин, конечно.

– Мотивы большинств поступков очень длеки от нормльных принципильных суждений, – добвляет Грчевский. – Ткие их суждения, кк «воровть нельзя – сжют в тюрьму», покзывют, что они являются полными утилитристми. Мои нблюдения нд несовершеннолетними, шблоны поведения которых упорно и длительно отклоняются от требовний, предъявляемых им обществом и госудрством, покзывют, что из вкусо-обонятельных гиперэмоций ниболее чсто встречется стрсть к лкомствм, вину, курению…

– Простите, кто же это у нс ткой – со вкусо-обонятельной гиперэмоцией? – Ектерин Ивновн недоуменно хмурится, кося склдк прорезет ее лоб.

– Кто? Д многие… – Грчевский склонился нд протоколом. – Вот, нпример, Леонид Петров – типичный гиперэмоционльный субъект. Н вопрос, любит ли слдости, он ответил: «Д». Из перечня книжных зглвий выбрл «Волшебную кухню». Из предложенных кртинок пожелл иметь вот эту – видите, нкрытый стол, блюдо с фруктми.

Я поспешно выхвтил плток из крмн и усиленно зкшлял, пригнувшись к коленям и пряч лицо.

– Господи! – всплеснув рукми, говорит Ектерин Ивновн. – Леня Петров! Д он готов последним поделиться! Он курм свою еду скрмливл.

– Курм? – недоуменно переспршивет Грчевский и пожимет плечми.

Отдышвшись, просмтривю кртинки, которые предлглись ребятм н выбор. Теперь мне уже не до смех, но еще сильнее хочется выругться. Дрк. Кртежня игр. Выпивк. Перекошенные, уродливые лиц. «Безобрзие всякое нрисовно», – вспоминю я вчершние Снины слов.

– Д это просто провокция! – не выдерживю я. – Покзывете ребятм ткую мерзость!

– Признться, и я не понимю, зчем это нужно! – с возмущением говорит Алексей Сввич.

– Но позвольте! – обиженно восклицет Рков. – Нет, товрищи, учебный и воспиттельный процессы у вс совершенно не педологизировны, совершенно!

– Скжите, – вдруг произносит Грчевский, – првду мне говорили, что вы – воспитнник укринского педгог… кк это его фмилия…

Я не прихожу н помощь, совершенно уверенный, что Грчевский помнит не только фмилию, но и имя и отчество, пожлуй, и год рождения, и семейное положение, и все прочее, что ксется моего учителя.

– Ну… у него опубликовн в мртовской книжке льмнх повесть под тким стрнным нзвнием… «Педгогическя поэм» кк будто… Тк вы – ученик Мкренко?

– Д, я ученик Мкренко.

– Тогд все понятно, – говорит Грчевский, и впервые в его глзх я вижу отчетливо вырженное чувство.

Чувство это – ненвисть. Д, ненвисть. До сих пор он все шелестел своим бесцветным голосом и смотрел н всех своими бесцветными глзми.без чувств, без выржения. А сейчс, по крйней мере, я уверен, что он умеет ненвидеть – првд, не открыто, не прямо, но изо всех своих сил! Минут проходит в молчнии.

– Тк вот, – снов нчинет Грчев-ский, – мы с Ттьяной Всильевной пришли к выводу о целесообрзности перевод воспитнник Виктор Пнин в дом для умственно отстлых детей.

Нступет тишин. Пнин… Д, конечно, он не бог весть ккое сокровище: очень зпущен, вор, темня душ, немло у нс из-з него было и еще, нверно, немло будет неприятных минут. А все-тки, почему его нужно переводить в дом для умственно отстлых?

Первым нрушет молчние Влдимир Михйлович. Никогд я не слышл, чтоб он говорил тк сухо, тк официльно:

– Я решительно протестую против этого предложения. Не зню, кк вы пришли к ткому выводу, но я с ним решительно не соглсен.

– Но позвольте… – нчинет Рков.

– Не позволю! – вдруг обрывет ее нш тихя Ектерин Ивновн. – Не позволю! Пнин учится в моей группе. Он учится плохо, но он нгоняет, и я не вижу в нем никких признков умственной отстлости.

– Совершенно с вми соглсен. Я решительно против перевод, – вновь повторяет Влдимир Михйлович. – Скжу больше: я этого не допущу. – И вдруг, не удержвшись н этой официльной ноте, говорит с сердцем: – Знете, у Льв Николевич Толстого скзно: иногд люди думют, что есть положения, когд можно обрщться с человеком без любви, тких положений нет. С вещми это можно: можно рубить деревья, кирпичи делть, железо ковть без любви. А с людьми нельзя обрщться без любви, нельзя, понимете? Кк с пчелми – без осторожности. Тково свойство пчел, понимете? Верно, конечно, вы себя не можете зствить любить, кк можете зствить себя рботть. Но это не знчит, что можно обрщться с детьми без любви, д еще если чего-нибудь требуешь от них. Не чувствуешь любви к детям – сиди смирно, знимйся собой, вещми, чем хочешь, но только не детьми… Не детьми, понимете?.. Этот мльчик…

У меня нметнный слух. Не дожидясь, пок Влдимир Михйлович зкончит фрзу, выхожу из комнты и едв успевю зкрыть дверь, чтоб никто, кроме меня, не увидел з нею темную фигуру. Фигур отштывется и кидется вон из сеней. В дв шг нгоняю ее уже н крыльце.

– Постой-к, – говорю я, хвтя беглец з рукв. – Ты что тм делл?

Пнин шумно дышит и отвечет не срзу и невпопд:

– Меня зберут?

– Кто это может тебя збрть?

– Вы меня отддите? – И вдруг, стуч зубми, трижды произносит н одной ноте, кк одержимый: – Я не хочу уходить, не хочу уходить, не хочу уходить…

Я не стл нпоминть ему, что совсем недвно он см собирлся уйти. Првд, уход уходу рознь. Окзться в доме для умственно отстлых у него, конечно, не было охоты. Но сейчс – не до длинных рзговоров. Я повел Пнин в спльню, он упирлся и повторял:

– Идите туд, идите туд, то тм решт…

– Уж если ты стоял под дверью, тк, верно, слышл, что говорили Ектерин Ивновн и Влдимир Михйлович.

– Я у Ектерины Ивновны третьего дня косынку стщил, шелковую, он знет, он передумет… Идите туд, идите туд…

Все-тки я водворяю его в спльню, бужу Подсолнушкин и строго спршивю, почему это члены его отряд бродят по двору после сигнл «спть». Потом возврщюсь в кбинет. Тут тмосфер нклен до последней степени. Все говорят громко и сердито и, кжется, уже не очень слушют друг друг. Ектерин Ивновн и Влдимир Михйлович смотрят н меня с возмущением – кк я мог уйти в ткую минуту? Не хочу ли я отделться от Пнин?

– Если можно, чуть тише, – говорю я. – Рядом дети спят. Тк вот, если вы, Ттьян Всильевн, и вы, Петр Андреевич, остетесь при своем мнении, пускй нс рссудит гороно.

В гороно этим зймется нш инспектор. Я твердо зню: Зимин сделет тк, кк мы его попросим. Никуд он мльчишку зря не переведет. Ектерин Ивновн с полуслов понимет меня и вздыхет с облегчением. Но у меня против нее зуб, и позже, провожя ее и Влдимир Михйлович домой (я всегд это делю, когд мы слишком зсиживемся), я говорю:

– Вот что, Ектерин Ивновн: почему вы мне не скзли, что Пнин третьего дня стщил у вс косынку?

Он дже остнвливется.

– А… откуд вы знете? – рстерянно спршивет он.

Влдимир Михйлович тоже удивлен. Он неопределенно покшливет и косится н меня. Слишком темно, ему не рзглядеть моего лиц, и я, признться, очень доволен, что оздчил их обоих.

А с Ектериной Ивновной это не в первый рз: о половине известных ей шлостей и проступков он умлчивет – видно, бережет ребят от меня!

…Н другое утро встречю н лестнице Леню Петров. Он поднимется по лестнице со связкой учебников в рукх.

– Семен Афнсьевич, – говорит он горестно, – я-то вчер ккого дурк свлял! Мне говорят: «В поезде, если крушение, всегд больше ломется последний вгон. Что тут делть?» А я и говорю: «Оствлять его н стнции». А потом хвтился – ведь оствляй, не оствляй, все рвно ккой-нибудь вгон будет последний. Д меня уж и слушть больше не стли. Что ж делть-то теперь?

Я смотрю н живое лицо мльчугн, н умные рскосые глз – сейчс в них испуг и недоумение, и, больше чем всегд, они делют Леню похожим н зйчонк. А в кбинете у меня лежт предврительные итоги педологического обследовния, и тм в процентх и дробных числх определен высот эмоционльно-этического рзвития воспитнник Леонид Петров. По мнению обследовтелей, этот гиперэмоционльный субъект нходится н низшей рефлекторной стдии – он соствляет всего 35 процентов нормы.

Через несколько дней я был в Ленингрде. Зимин, выслушв меня, негромко ругнулся сквозь зубы и пообещл, что Пнин никуд не переведут.

– И еще вот что, Алексей Алексндрович, – скзл я, – можете снять меня с рботы, только больше я их в свой дом не пущу, Антон Семенович не пускл – и я не буду. Они в один чс рзрушют то, чего мы добивемся месяцми. Я буду преступник, если снов допущу это издевтельство.

– Поверьте, Семен Афнсьевич, дойдут до них руки. И недлеко до этого… Ну, о Пнине я вс , дже не рсспршивю. Я зню, в детях они ничего не понимют.

Я ехл домой с неостывшим, непережитым гневом в груди. Я проклинл себя з то, что отступил, з то, что вообще позволил им перешгнуть порог ншего дом.

В юности они были мне смешны, педологи. Меня смешили их вопросы и «тесты», их белые хлты, вся торжественность, которой они обствляли свои мнимо ученые исследовния. «Скжи пожлуйст, священнодействуют!» – думл я. Но когд я см стл рботть с детьми и отвечть з них, я понял, что это не смешно, стршно и, попросту говоря, опсно. Я знл хороших и способных людей, которым педологи исклечили жизнь, признв их в детстве отстлыми н основнии своих нелепых исследовний. Это клеймо умственной отстлости, дефективности сопровождло подростк, юношу долгие годы.

Антон Семенович всегд честно стрлся рзобрться в педологической теории, но он говорил, что после первых же прочитнных строчек у него «рзжижются мозги» и он не понимет, что это: бред сумсшедшего, сознтельное вредительство, дьявольскя нсмешк нд всем ншим обществом или простя биологическя тупость. «Ты подумй, – говорил он не рз, – ведь огромной вжности здч: воспитть миллионы будущих людей – рбочих, инженеров, врчей, педгогов. И решть ткую здчу с помощью темного кликушеств? Нет, это преступление!»

Я всегд знл, что это преступление. Но в колонии мы были под зщитой Антон Семенович. У него хвтло мужеств во времен смого рсцвет и зсилья педологов восстть против них и попросту не пускть их к нм. Они боялись встречться с ним дже в коридорх Нркомпрос, потому что знли: он им злейший врг.

Зчем же я их пустил? Может, боялся, что меня снимут с рботы? Нет, конечно. Может, потому, что Софья Михйловн их впустил и было неловко перед посторонними людьми отменять ее решение? Я очень увжл Софью Михйловну, хорошо помнил, что он во многом помогл мне. Но ведь Антон Семенович никогд не остнвливл никкя внешняя неловкость. Он не постеснялся бы отменить ккое угодно решение, если бы только считл себя првым. Кк бы тм ни было, я их впустил – и этого себе не прощу. Пусть они были у нс всего сутки, но тревог Сни, испуг Стеклов, истерик Пнин, огорчение Лени, не сообрзившего, что в поезде ккой-то вгон всегд будет последним, – все это н моей совести, виновт в этом один я.

Я шгл к дому с тяжелым сердцем, сознние вины со вчершнего вечер все росло. Но что ж теперь жлеть о сделнном? Вжно, чтоб впредь это не повторилось.

– Софья Михйловн, – скзл я, – если они опять приедут, не пускйте, несмотря ни н ккие бумги. Понимете?

– Понимю, Семен Афнсьевич. Вы совершенно првы, – просто ответил он.

Пнин встретил меня испытующим взглядом, но молч. В нем совсем не зметно было волнения, которое обуяло его в ту ночь. Мне почти не верилось, что это он тогд вне себя, здыхясь и стуч зубми, твердил: «Не хочу, не хочу уходить!» Похоже было, что передо мною опять прежний Пнин, ко всему рвнодушный, словно нглухо зкрытый плотной скорлупой. Но рзве зерно, посженное в землю, срзу дет росток? И рзве не росток – вот этот короткий рзговор:

– Семен Афнсьевич, вы меня в город одного не пускйте. Я кк пойду н бзр, кк увижу – лежит дрмовое, тк не могу совлдть с собой.

– Почему же это дрмовое? Кем-то срботно, людским потом полито, ккое же это дрмовое?

– Нет, вы меня в город одного не пускйте, – повторил он упрямо.

47. РАЗГАДКА

Было около пяти чсов вечер, и почтльон принес почту. Обычно ее перехвтывли ребят, н ходу просмтривли гзеты и являлись ко мне с смыми .свежими новостями. Тк, однжды они узнли из «Ленинских искр», что идет конкурс н лучшего повр лгеря и детской площдки, и все згорелись: вот бы нш Антонин Григорьевн знял первое место! Но, увы, окзлось, что к поврм детских домов конкурс не относится.

В другой рз ребят прочитли в гзете письмо Горького.

«Я обрщюсь к вм, – писл Алексей Мксимович, – от гзеты „Пионерскя првд“ и лично от себя. Решено оргнизовть специльное издтельство книг для детей. Нужно знть: что вы читете? Ккие книги нрвятся вм? Ккие книжки вы желли бы прочитть?.. Отвечйте просто, искренно, ничего не выдумывя, не притворяясь умнее, чем вы есть н смом деле. Вы и тк достточно умненькие».

Петьк немедленно нписл письмо, в котором просил издть книгу о жизни н Луне. После этого з ним ндолго зкрепилсь кличк «умненький».

Если кто из ребят не читл гзет, ему проходу не двли стихми из тех же «Ленинских искр»:

Живут у нс ребят эти.
Кк будто н другой плнете.
Спросите их о Днепрострое —
Они: «А что это ткое?
Мгнитогорск, Кузнецк, Кузбсс?
Не знем… Слышим в первый рз!»

А теперь они бежли ко мне с криком:

– Смотрите, Семен Афнсьевич, смотрите скорей!

Ко мне протянулось срзу несколько рук с гзетми. Я не срзу понял, в чем дело. В СССР приехл Эдурд Эррио? Ну, и что же? А, вот оно: под Хрьковом Эррио посетил детскую трудовую коммуну имени Дзержинского. «Он внимтельно знкомился с бытом коммунров, бывших беспризорников, и млолетних преступников, – читл я. – Он был поржен чистотой и порядком в коммуне, обилием цветов и свежего воздух».

Десять рз кряду я перечитл эти скупые строчки, словно ндеялся вычитть из них больше – хоть одну подробность, хоть одно имя. «Поржен чистотой, обилием цветов и свежего воздух». Д, это поржло и изумляло всех, кто бывл тм, но не всякий умел понять по-нстоящему, что произошло в коммуне имени Дзержинского: кк дети снов стновились детьми, кк толп бездомных подростков обрел счстливый дом…

Эти несколько строк о коммуне были для меня приветом издлек, точно я получил письмо от друг. Я никогд не збывл о своем доме, всегд помнил коммуну, но в тот день я уж до смой ночи ни о чем другом думть не мог. И тк хотелось мне попсть туд! Ну хоть н чс-другой, посмотреть н всех, пожть руку Антону Семеновичу – и нзд, домой, в Березовую. И еще долго после отбоя мы с Глей вспоминли рзные рзности.

– А помнишь, кк пришел в коммуну Вня Гльченко?

– Ну, кк же! Дождь, слякоть. Идет совет комндиров, Бегунок то и дело высккивет н улицу, поджидет. Они познкомились в городе, и Бегунок обещл ему, что примут.

– А помнишь, кк он объяснял про родителей? Выходило, что и отец у него не родной и мть не родня…

– А ты помнишь, кк Мизяк рзбил стекло и…

И тут-то, словно продолжение ншего рзговор, рздлось: бц! дзинь! – звон стекл, чей-то вопль и потом отчетливо:

– Лови! В коридоре!!

Я выскочил н крыльцо. Здесь уже толпились рзбуженные шумом ребят.

– Поймли? Где? Кто? – слышлось со всех сторон.

И почти тотчс от будки зкричли:

– Есть! Ведем!

Из густой, вязкой осенней тьмы вынырнули Алексей Сввич и стрший Стеклов, между ними мячил ккя-то неясня фигур.

– Говорят, стрый знкомый, – скзл Алексей Сввич, легонько подтлкивя ко мне поймнного.

Я взял его з плечи, вгляделся, но не срзу понял, где я прежде видел это лицо. И вдруг срзу дв голос крикнули:

– Д это Юрк!

– Глядите, Нрышкин!

И верно, Нрышкин. Это его испугнное нсмерть, перекошенное и бледное под слоем грязи лицо, узкие – щелкми – глз.

– Нсилу поймли! – еще не отдышвшись кк следует, объяснил Стеклов.

– Если бы он не споткнулся о повленную березу – знете, з дорогой? – и не поймли бы, – подтвердил Алексей Сввич, утиря рзгоряченное лицо. – А второй тк и сгинул. Их ведь двое было.

Вдруг Нрышкин рвнулся у меня из рук, но остнвливть его не пришлось – он зстонл, скрипнул зубми и сел н землю.

– Я все-тки не пойму, кк это получилось? – спросил я.

Ребят нперебой стли рсскзывть. В полночь Алексей Сввич, дежурный воспиттель, шел от столовой к дому, Сергей Стеклов, комндир сторожевого отряд, сидел н подоконнике нижнего этж. Вдруг – крик в спльнях нверху: «Держи! Лови!» – и кто-то стремглв летит с лестницы. Сергей рсствил руки, но тот слету сбил его с ног и выпрыгнул в окно. Тут путь ему прегрдил Алексей Сввич, но сбоку подскочил еще кто-то, сильно удрил Алексея Сввич плкой по плечу (нверно, хотел по голове, д промхнулся) и, не остнвливясь, промчлся вслед з первым прочь, в прк. Алексей Сввич бросился з ними, Стеклов обогнл его. Они бежли в темноте, не рзбиря дороги, почти не ндеясь нстигнуть непрошенных гостей. «Тк кк-то, знете, сгоряч», – пояснил Алексей Сввич. Но тут впереди рздлся треск, шум пдения, и Сергей почти нткнулся н упвшего. Подоспел Алексей Сввич, и они повели пленного к дому. Он хромл, спотыклся, упирлся – ничего не помогло.

И вот он сидит н земле, скрипя зубми от боли и держсь обеими рукми з ногу. Видно, здорово рсшибся.

– Вот чертов сын! Воровть пришел! Воровть явился! – шумят кругом. – Что н него смотреть! Дть по зубм! Чего ндумл – где ворует!

– Отпустили тебя по-хорошему, – слышу я рссудительную, неторопливую речь Пвлушки Стеклов, – ты чего?!

– Погодите! – скзл вдруг, нклоняясь к Нрышкину, Алексей Сввич. – Тут что-то липкое – у него ног в крови.

– Д что с ним нянчиться! – с отврщением крикнул Король. – Ну его к чертям в болото!

– Кк хочешь, Дмитрий, ногу ему перевязть ндо, – спокойно возрзил Алексей Сввич.

Новый вопль возмущения прервл его н полуслове. Никто и слышть не хотел ни о кком снисхождении.

– Ну-к, Сергей, помоги, – рспорядился я. – Бери его подмышки.

Кк ни осторожно я взял Нрышкин з ноги, боль, видно, был сильн – он всхлипнул, но тотчс испугнно умолк. Нверно, ему хотелось бы сделться кк можно меньше и незметнее.

– Не перелом ли?.. – озбоченно подумл вслух Алексей Сввич.

– Ему бы все кости переломть! – пробурчл кто-то

– Лдно, полегче, – осдил Сергей.

И мы понесли нездчливого нлетчик в ншу больничку – мленькую комнтку во флигеле, которя всегд пустовл: болеть у нс никто не желл.

Мы положили Нрышкин н кровть, и здесь, когд его уже не окружли рссерженные ребят, он глубоко вздохнул, кк вздыхют дети после долгого плч, и скзл робко:

– Болит…

Я осторожно попробовл слегк согнуть ему ногу, но в ответ рздлся нечеловеческий вопль.

– Пожлуй, перелом. Хирург ндо, и кк можно скорее. Сейчс уложим его поспокойнее, но чуть свет ндо послть з Поповым, – с тревогой скзл Алексей Сввич.

– Пошлем, – ответил я. – Сергей, ты пок попроси сюд Глину Констнтиновну. Что-нибудь сообрзим.

Нрышкин лежл перед нми, глядя то н одного, то н другого, – иссиня-бледный, нпугнный, видно, до потери сознния.

– Ой, Семен Афнсьевич, не уходите! – скзл он умоляюще, когд я нпрвился к двери.

– Лежи. Ничего с тобой не сделют, понял? И Глин Констнтиновн остется.

Мы с Сергеем выходим. У крыльц все еще толп – шум, говор, должно быть в доме никто не спит.

– Стукнули вы его? – с ндеждой в голосе спршивет кто-то у Стеклов.

– Ты что, ошлел?

– А чего он орет?

– Ногу сломл, вот и орет.

– А--! – рзочровнно тянет собеседник Сергея.

Я велел немедленно рзойтись по спльням. Но спли в эту ночь плохо. Рно утром Глю около Нрышкин сменил Ектерин Ивновн, Жуков пошел з хирургом, который жил неподлеку.

С хирургом нм пришлось познкомиться двно. Однжды Коршунов подвился рыбьей костью – слдить с ним было нельзя, он кидлся, мотл головой, и совершенно выбившяся из сил Гля с помощью Короля и Стеклов отвел его к Евгению Николевичу Попову. Кк уверяли нши, доктор только зствил Коршунов рскрыть рот и срзу вытщил кость, точно он см прыгнул ему в руки.

Но теперь предстояло вызвть его к нм, д еще в ткой рнний чс. Вдруг не сможет прийти? А Нрышкину было худо. Всю ночь нпролет он мялся, стонл и не сомкнул глз ни н минуту.

Евгений Николевич пришел и высоко поднял брови, поняв, что мы мло ндеялись н его приход:

– Где же это вы видели врч, который бы не пришел туд, где его ждет больной? Непростительно, что вы не прислли з мной ночью.

Он был высокий, толстый, совсем седой – дже брови белые, Вся Лобов с полотенцем через плечо, здрв голову (доктор был почти вдвое выше), проводил его к умывльнику. Вымыв руки, Евгений Николевич подсел к кровти Нрышкин, с минуту молч, внимтельно смотрел н него, потом обернулся к нм:

– Что это он у вс в тком виде?

Вид был плчевный. Првд, рубшку удлось сменить, но штнину – весьм сомнительной чистоты – Гля просто рзрезл, и весь Нрышкин, хотя и умытый, совсем не походил н остльных.

– Он не нш! – не вытерпел Лобов и тут же исчез, словно ожегся о строгий взгляд Ектерины Ивновны.

– Не вш?

– Он, действительно… по ошибке… попл сюд по ошибке, – не слишком уверенно объяснил Ектерин Ивновн.

– По ошибке? Гм… Тк. А это вы ему пристроили? – спросил Евгений Николевич, убиря дощечку, которя был подложен под ноги Нрышкин. – Глин Констнтиновн – вш специлист по первой помощи? Умно, првильно сделли… Не кричи, не кричи, пожлуйст. Будь мужчиной. Тк, тк, тк…

Пльцы его – сильные, умные пльцы хирург – двиглись легко. Ловко, не глядя, ощупывл он ногу и спокойно рзговривл с нми.

– Ну что ж…

Мы не успели понять, что произошло: молниеносное, энергичное движение врч, отчянный вопль Нрышкин – и снов спокойный голос Евгения Николевич:

– Вот и впрвили. Все в порядке. Полежишь еще денек-другой, тм понемногу и ходить нчинй. А црпины пустяковые, вон уже все подсохло.

– …Беспризорные, говорите? – спршивл он меня немного спустя. – И этот, что з мной приходил, – тоже беспризорный? И вон тот? Кк-то не вяжется… А с вывихнутой ногой – по ошибке? Что знчит «по ошибке», если не секрет?.. А, вот оно что. Ну-ну… Очень, очень любопытно!

Нстл чс знятий. Ектерин Ивновн должн был идти в свою группу. Нрышкин уцепился з нее:

– Не остнусь один! Изобьют!..

– Никто не тронет, уверяю тебя, – успокивл Ектерин Ивновн.

Но Нрышкин дже зжмурился от стрх и только мотл рыжей, вихрстой головой. Нет, нет, он ни з что не остнется один!

– Двйте я опять с ним посижу, – предложил Гля. – Хочешь, Костик, к Нрышкину?

Костик и Лен двно уже топтлись возле больнички, стрясь зглянуть в дверь. Ясно, им хотелось поглядеть, кто это устроил ткой переполох, из-з кого шумят ребят, кого лечил огромный седой доктор. Н том и порешили. Гля с детьми отпрвилсь к Нрышкину, я – в школу, где изо дня в день сидел н урокх, смотрел, слушл и учился.

– В прошлый рз мы нчли говорить о том, что нзывется окружностью, не тк ли? – Влдимир Михйлович стоит у стол, внимтельно оглядывя клсс. – И вы, Репин, попытлись сделть это определение. Повторите его, пожлуйст.

Репин встет и произносит отчетливо:

– Окружность – это линия, все точки которой рвно удлены от одной.

– Рвно удлены от одной… – здумчиво повторяет Влдимир Михйлович и чертит н доске дугу. – Взгляните: вот линия, все точки ее рвно удлены от одной – следовтельно, это окружность?

Репин прикусывет губу, и прежде чем он успевет скзть слово, Король говорит с мест не очень уверенно, зто очень громко:

– Со всех сторон зкрытя!

– Погодите, Митя. Тк кк же, Андрей?

– Окружность, – произносит Репин бесстрстным тоном, – это змкнутя линия, все точки которой рвно удлены от одной.

В сторону Короля он не смотрит, но н слове «змкнутя» делет недвусмысленное удрение: вот, мол, н тебе!

Влдимир Михйлович берет со стол черный шр. Мелом он чертит н шре змкнутую волнистую кривую.

– Кк вы думете, – обрщется он к ребятм, – все точки этой кривой рвно удлены от центр шр? Д, рвно. Знчит, это окружность?

Все видят, что в определении есть еще один пробел. По лицм ребят, по сосредоточенным взглядм и нхмуренным лбм я понимю: тут вжно не столько получить определение – вжен смый процесс рботы. Они думют, ищут, я прямо вижу, кк ворочются мозги в поискх недостющего слов – «плоскя». Но это слово остется непроизнесенным: дверь клсс открывется, н пороге – Костик.

Ходить н третий, школьный, этж им с Леной строго-нстрого зпрещено. Костик знет это и никогд здесь не покзывется, впервые он нрушил зпрет. Все головы повернуты к двери, н секунду мы все зстывем в удивлении.

– Король тут? – громко осведомляется Костик. – Король, послушй!..

Чья-то рук хвтет Костик сзди, из коридор доносится испугнный Глин шепот:

– Костик, ты с ум сошел! Кто тебе позволил?

– Ой, мм, погоди! – кричит Костик уже н весь коридор. – Король, слушй, это Нрышкин унес горн! Он см скзл!

48. В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС

– Эх, ты, умнее ничего не придумл? – услышл я еще из-з двери и, зглянув в больничку, увидел Глебов: он принес Нрышкину еду.

Нрышкин угрюмо отвернулся к стене и не ответил.

– Слыхли, Семен Афнсьевич? – говорит Глебов, столкнувшись со мной в дверях. – Горн-то! А у нс что было, чего только не передумли! И Король н себя нговорил. Вот бесстыжя рож Нрышкин! Д что с него возьмешь…

В лице и голосе Глебов – сознние собственного достоинств и безгрничное презрение к Нрышкину.

– Знете, Семен Афнсьевич, – продолжет он, нсмешливо кивя в сторону кровти, – я к нему вхожу, он кк нбычится – ну чистый Тимофей! Думл, дурк, я его бить пришел. «Я, – говорю, – тебе щи принес, дурк ты! А сейчс второе принесу». А он все боится. Понятия в нем никкого!

Рзумов ходит сияющий.

– Вот видишь! Я говорил же! – твердит он всем и кждому.

Король не унижется до объяснений. Кк будто ровно ничего не произошло, кк будто и не было этой истории с горном, кмнем лежвшей н всех, и не свлился с него теперь этот кмень.

– Что же ты, Король, – рссудительно говорит Коробочкин. – Вот чудк! И зчем ты н себя нговривл? Все рвно ведь никто не верил.

– Отстнь. Ндоело, – отрывисто отвечет Король, щуря желтые глз. – Известно, зчем: чтоб к Володьке не приствли.

Понимть его ндо тк: «Володьк слбый. Я сильный. Мне это нипочем. И всё. Не желю больше об этом думть».

Нрышкин подвлен больше прежнего. Он не сомневлся, что мы двно обо всем знли. Он и не признвлся вовсе, просто к слову пришлось.

– В прошлый рз, – скзл он Гле, – я тоже упл. Когд из столовой выбирлся. А только ног цел остлсь. Я тогд руку…

Гля не позволил себе не удивиться, ни произнести: «Ах, вот в чем дело».

– Это когд ты горн унес? – нпрямик спросил он.

– Ну д, – ответил Нрышкин в уверенности, что это всем двно известно.

И вот тут-то Костик, не теряя времени дром, шгет н третий этж, открывет дверь з дверью («Ой, Ектерин Ивновн, я не к вм! Ой, тетя Соня, вы только скжите, где Король?») и нконец добирется до пятой группы, где уже поднимет нстоящий переполох…

Теперь Нрышкин понимет, что проговорился. И жлеет об этом. И в то же время чувствует: это хорошо, что он скзл. Он не очень рзбирется, что к чему, но ведь ясно: ребят смягчились. Ему не то что прощено, вот стло легче дышть и уже не стршно. Он уже не цепляется лихордочно з Глю и Ектерину Ивновну, боясь остться один. Он лежит, чще всего повернувшись лицом к стене, молчит, думет.

Вечером, после отбоя, когд весь дом зтихет и только ребят из сторожевого отряд ходят по полутемным коридорм и изредк приглушенно перекликются между собой во дворе и прке, учителя собирются в моем кбинете.

Мы собиремся постоянно хоть нендолго – рсскзть друг другу, кк прошел день, подвести итоги: что было трудно, не зцепилсь ли чья мысль з что-нибудь вжное, о чем мы збывли, чего не змечли прежде.

– Вот и кончилсь эпопея с горном, – говорит Ектерин Ивновн, перебиря тетрди.

– Счстливый конец. И Король молодчин – с честью выдержл испытние, – откликется Софья Михйловн.

– Королев молодец, – здумчиво говорит Влдимир Михйлович. – Очень мне по душе этот юнош.

– А кк у этого юноши с рифметикой? – спршивет Ектерин Ивновн.

– Он умеет думть. Это смое глвное.

– Мне кжется, он думет рывкми, – возржет Ектерин Ивновн. – Кк бы это скзть… он не умеет додумывть, остнвливется н полдороге. Тк бывло не рз: нчнет здчу верно, логично, где-то посередине зстопорит – и конец!

– И тк бывет. Но это дело времени. Способности есть – и нвык придет, вырботется дисциплин ум. Вообще в пятой группе много способных детей… хотя они и попли в дом для трудных, – не без юмор зкнчивет Влдимир Михйлович.

– И считлись дефективными, – уже совсем ехидно говорит Алексей Сввич, человек добродушный и серьезный, которого я всегд считл нчисто неспособным к ехидству.

– Вот именно – дефективные! – усмехется Влдимир Михйлович. – Вы знете, у Репин, нпример, просто мтемтическя голов. Он превосходно думет и, кк ни стрнно, не рстерял з эти годы своих знний.

– Репин… д-д… Вот кто беспокоит меня больше всех, – говорит Алексей Сввич, помешивя угли в печке.

– Больше всех, – соглшется Софья Михйловн. – Он, Колышкин и весь их отряд. Я уже не первый рз говорю об этом. Боюсь, мы непростительно зтянули с этим, Семен Афнсьевич. Их ндо рзъединить. Перевести Репин или всех их рспределить по другим отрядм.

– Простите, я еще плохо зню ребят, – вмешивется Николй Ивнович, – но к кому переведешь Репин? Он всюду стнет хозяином, мне кжется.

– Д, конечно, нтур влстня, – соглшется Влдимир Михйлович.

– О, не скжите! – смеется Алексей Сввич. – Посмотрел бы я, кк бы он влствовл у Подсолнушкин или у Стеклов. Но у Стеклов млы ребят, тм ему, пожлуй, не место.

– Знчит, переводить? – спршивю я.

Впервые я здю этот вопрос вслух, но двно уже он сидит гвоздем у меня в голове.

– Переводить, Семен Афнсьевич, – отвечет з всех Ектерин Ивновн. – Я двно нблюдю Колышкин. Он без Репин совсем другой. Он чувствует себя по-другому. Вот двйте я вм прочитю.

Он роется в тетрдкх. Мы с любопытством ждем. Ектерин Ивновн во вторую смену знимется в школе с третьей группой, где учится Колышкин, – у нее есть возможность нблюдть.

У Ектерины Ивновны в рукх листок. Дже издли видно, сколько н нем клякс.

– Вот, – говорит он, – Колышкин вчер нписл сочинение. Ну, конечно, безгрмотное. Беспомощное, конечно. Ни единой зпятой. Строго говоря, это еще никкое не сочинение. Но суть не в этом. Вот послушйте.

Алексей Сввич оствляет печку. Николй Ивнович придвигется поближе со своим стулом. Гля подперл щеки лдонями и не мигя смотрит н Ектерину Ивновну. А т читет неторопливо, вырзительно, словно крсным крндшом рсствляя в воздухе еще неподвлстные Колышкину зпятые:

– «Кк мы собирли грибы.

Мы встли рно и пошли. Я тут зню все грибные мест. Белых, ясно, нет, зто подберезовые и подосиновики. Еще пошел один нш, кто – не скжу. Он пошел один, кк я подошел, он кричит: «Не лезь, тут мое место!» Я ушел и нбрл больше, хоть я мест всем покзывл, никому не жлел. Мы принесли много. Антонин Григорьевн нжрил н обед. А ему скзл: «Эх, ты, половин погнки».

Ектерин Ивновн умолкет. Мы смеемся, но он произносит серьезно:

– А все-тки хорошее сочинение.

– В мльчике что-то есть. Я тоже двно к нему приглядывюсь, – говорит Алексей Сввич. – Не тк это просто, кк кжется. Нчинешь с ним говорить – отвечет не прямо, уклончиво. Словно боится скзть лишнее. По-моему, Семен Афнсьевич, дльше предоствлять их смим себе мы не имеем прв. Тут ндо хорошенько подумть.

…Провожю Влдимир Михйлович и возврщюсь, шлепя по рсквшенной дождями дороге. Вот и домик Антонины Григорьевны. Окно Ектерины Ивновны еще светится. Подхожу поближе. Оно открыто, хоть вечер и холодный, осенний. Ектерин Ивновн сидит з столом, мне хорошо видно ее внимтельное, нклоненное нд тетрдкой лицо, освещенное лмпой.

– Что полуночничете? – спршивю я. – Спть пор!

– Кто тм? А, это вы, Семен Афнсьевич. Ну нет, мне еще долго не спть. Звтр буду объяснять рзницу между «н столько больше» и «во столько больше» – это, знете, очень трудно всегд.

– Спокойной вм ночи!

– Спсибо. И вм ткже.

Шгю дльше. Вот уже и редкие, ночные огни ншего дом.

Который год преподет Ектерин Ивновн? Лет двдцть, кжется. Который рз он объясняет рзницу между «н столько» и «во столько»? А вот сидит, готовится, точно к первому в жизни уроку…

49. ДАЛЬШЕ – ТРУДНЕЕ

Стрнное дело. Около десяти месяцев прошло с тех пор, кк я приехл сюд. В первые месяцы мы, воспиттели, жили в постоянном нпряжении умственных и душевных сил. Перед нми был рзвленный детский дом и тк нзывемые трудновоспитуемые дети. Изо дня в день мы создвли новый, здоровый и рзумный строй жизни – и непрвдоподобно быстро дети стли приходить в нормльное состояние. Д, н первых порх меня прямо пугл быстрот и легкость, с ккой ребят принимли нормльный душевный облик. Я не доверял первым признкм дисциплины, урвновешенности. Недоверчиво присмтривлся к товрищескому поступку, к «мы» вместо «я». Когд в доме перестли пропдть вещи, я ждл, что вот-вот услышу о новой пропже, новой дрке, новом побеге. Но нконец я снов – в который рз! – убедился, что человек, поствленный в человеческие условия, и ведет себя естественно, естественно – это знчит: кк человек, не кк животное.

Если увжть человек и требовть с него, если постоянно видеть в человеке человеческое и всем строем жизни, кждым днем и чсом рстить в нем именно человеческое, это не змедлит принести плоды.

В колонии имени Горького, в Куряже, позднее в коммуне имени Дзержинского Антону Семеновичу приходилось, конечно, клсть немло труд, времени и сил, чтобы покончить с рзными, кк говорили тогд, «отрыжкми прошлого», но это уже были только последние отголоски стрых привычек, не нходившие почвы и поддержки в слженной, целеустремленной жизни коллектив. И ведь это было годы нзд, д и мтерил у Антон Семенович был куд труднее и неподтливее – прни по шестндцти, по восемндцти лет, с солидным уличным, то и уголовным прошлым.

А у меня тут дети: стршим мльчикм по четырндцти лет – это просто сироты, дети, лишенные семьи. Не все и беспризорничли по-нстоящему, если кто провел н улице год-дв, это уже большой стж. И ни одного Семен Крбн, кким был я в 1920 году, ведь со мной и другими первыми горьковцми Антону Семеновичу приходилось, ой, кк нелегко! Многие попли в Березовую поляну, в нш дом для трудных, по милости педологов, которые с необычйной легкостью могли объявить ребенк или подростк умственно отстлым, недорзвитым, дефективным. Но подвляющее большинство из этих «отстлых» и «дефективных» н поверку окзывлись обыкновенными детьми, может быть только более нервными, кк Коршунов, нпример, или более рзболтнными, хлебнувшими беспризорщины, кк Глебов. И поэтому, конечно, мне было с ними во сто крт легче, чем когд-то Антону Семеновичу с нми.

А глвное, время сейчс было совсем другое: нступл 1934 год. Стрн рспрямилсь во весь рост и шл вперед смелым, широким шгом, одолевя смые крутые подъемы. Не

голодня деревня под ярмом у кулк окружл нш дом – мы были в рйоне сплошной коллективизции, неподлеку от город, который рос, строился, в нем кипел жизнь, полня труд, созидния и ндежды.

Антон Семенович был пончлу одинок и зтерян где-то в глуши, н Полтвщине. И хотя молодя республик с первых же шгов своих позботилсь о детях, в особенности о детях, лишенных родителей, – рзве мог я срвнивть те годы и свой сегодняшний день? Мне не приходилось обивть пороги, не приходилось убеждть кого-то в «необходимости и пользе носового плтк», кк говорил с горькой иронией Антон Семенович, мне не ствили плки в колес, не мешли рботть. О чем бы я ни попросил, мне помогли – и помогли с готовностью, щедрой рукой. Что говорить: конечно, мне было во сто крт легче, чем когд-то Антону Семеновичу. И все-тки с кждым днем я ощущл, что рботть стновится все труднее и труднее.

Д, чем больше рбот шл н лд, тем мне было труднее. В смом деле: если кто-то из ребят подрлся, укрл или еще что-нибудь нтворил – ты должен немедленно принять решение. Но вот идут дни з днями. Уроки сменяются рботой в мстерской, рбот – игрой, чтением, смехом, песней или прогулкой. Никто не сбежл. Ничего не укрдено. Что ж, все в порядке? Можно сложить руки? Д нет же! Тут только все и нчинется. Но теперь все много сложней, зпутнней.

«Кк ни стрнно, мне теперь горздо труднее рботть», – писл я Антону Семеновичу, и он пмятно ответил мне: нормльных детей, детей, приведенных в нормльное состояние, ниболее трудно воспитывть. У них тоньше нтуры, сложнее зпросы, глубже культур, рзнообрзнее отношения. Они требуют от нс не широких рзмхов воли и не бьющей в глз эмоции, сложнейшей тктики. Нельзя создть хрктер кким-нибудь особым, быстро действующим приемом или методом. Но ты помни о глвном: когд ты видишь перед собой воспитнник – мльчик или девочку, – ты должен проектировть больше, чем кжется для глз.

Тут кждое слово было верно, кждое слово тревожило и зствляло зново думть. Понял я и другое. Прежде я боялся потонуть в рзнообрзии хрктеров, которые меня окружли. А теперь ловил себя н том, что успокивюсь, менее пристльно, чем прежде, вглядывюсь в кждого и меньше о кждом в отдельности думю.

Колышкин. Д рзве я думл о нем по-нстоящему? О его хрктере, о его душевном облике? Он был досдным пятном н фоне ншей жизни: он с кждым днем стновилсь все более ясной и здоровой, этот мльчишк словно по уши увяз в чем-то темном, куд не пробиться, и рвнодушня привычк к этому состоянию, кзлось, вполне устривл его. Или вот Репин. Репин… Я стл збывть о нем, потому что он меньше, чем прежде, беспокоил меня. А мне ли было не знть, что в ншей рботе нет минуты, когд можно збыть, успокоиться!

Помню, был в коммуне имени Дзержинского ткой случй. Приехл к нм новенький. Он с первых же шгов всем пришелся по душе – и ребятм и воспиттелям. Он был весел, приветлив, несомненно умен. Очень хорошо знимлся в школе и великолепно рботл н зводе, где освоился тк быстро и легко, словно век стоял з фрезерным стнком. Инженеры не могли им нхвлиться. Педгоги ствили его в пример остльным. Он был вежлив, предупредителен к стршим, ровен и хорош с товрищми.

«Этот Н. – просто нходк! – скзл однжды в кбинете Антон Семенович один из учителей. – Прекрсный юнош!»

Антон Семенович хмуро посмотрел, помолчл и вдруг произнес слов, которые в ту минуту покзлись нм непонятными и неожиднными. Он скзл:

«Н. купил змок и повесил его н свой сундук. Вы не зметили?»

Мы переглянулись.

«Очень, очень сомнителен этот вш прекрсный юнош, – продолжл Антон Семенович. – Вы вдумйтесь, что это знчит: в ншем коллективе, в нших условиях зпереть свой сундук н змок. Сколько же подозрительности, недоверия к людям скрывется з этой блгополучной внешностью! Вот я чсто нблюдю: мы ждем, чтобы ученик совершил некий поступок, и тогд нчинем его воспитывть. А ученик, не совершющий поступков, нс не знимет. Куд он идет, ккой хрктер рзвивется в этом кжущемся, внешнем порядке, мы не знем и узнвть не умеем. Тихоня, нкопитель, рзиня, шляп, приспособленец, зубрил – все они проходят мимо ншей педгогической зботы. Мы просто не змечем их существовния, глвное, они нм не мешют. И, кроме всего прочего, мы все рвно не знем, что с ними делть. Но ведь н смом-то деле именно эти хрктеры чще всего вырстют в людей вредоносных, вовсе не шлуны и не дезоргнизторы!»

Я вспоминл эти слов Антон Семенович и думл: в кого должен вырсти Репин? А Колышкин?

Д, проектировть – это труднее всего. Мои товрищи првы: нельзя успокивться н том, что Репин сейчс не нрушет дисциплины и Колышкин тоже не мозолит глз. Но с ккой стороны приняться?

Здесь мне невольно помог Нрышкин.

Нрышкин вышел из больнички в золотой день нчл октября. Было ветрено и холодно, но дождь нконец перестл, и прозрчное, безоблчное небо все тк и светилось. Нрышкин походил по двору, чуть приволкивя ногу, посидел н крыльце, сосредоточенно глядя прямо перед собой.

Есть черты хрктер, которые можно штмповть, – черты, которые создются строем жизни, ежедневным упржнением, привычкой. Есть черты, которые можно рзвить только с помощью тонкой, ювелирной рботы, – тут уж ни о ккой штмповке речи быть не может, кждый требует новой мысли, нового подход и нового решения. Нрышкину, я знл, снчл ндо придть форму: он неясен, рсплывчт; ндо понять, о чем он думет и чего хочет.

В коммуне новичку всегд двли время оглядеться, привыкнуть. Ему никто не мешл ходить, смотреть, в первые дни он не рботл и не учился. Потом его определяли в отряд и в отряде двли ему шеф – стршего товрищ, который н первых порх помогл новичку во всем. Но с Нрышкиным ждть было нельзя, ему кк рз не следовло двть время н оглядку. Он пришел сюд, мягко выржясь, не совсем обычным путем, и у него отнюдь не должно создться впечтление, будто здесь все только и думют, кк бы тк сделть, чтобы Юрий Нрышкин остлся в Березовой поляне.

Во дворе было пусто – кто в мстерских, кто в школе. Я сел рядом с ним н ступеньки крыльц:

– Ну кк, выздоровел?

– Болит еще мленько… – тихо ответил он, сбоку поглядывя н меня из-под припухших век.

– Что теперь с тобой делть? – скзл я рздумывя. – Оствить тебя или в милицию отвести?

Узкие глз его срзу рскрылись во всю ширь. Он оторопело посмотрел н меня и не ответил.

Помолчли.

– Приходи вечером ко мне в кбинет, – скзл я вствя. – Тм решим.

После знятий ко мне подошел Жуков:

– Семен Афнсьевич, меня Нрышкин просил скзть вм: нельзя ли ему остться у нс?

– А кк ты думешь?

– Ну, Семен Афнсьевич, неужели выгоним?!

– Двй-к соберем совет.

50. КАК С НИМ БЫТЬ?

У нс в коммуне кбинет Антон Семенович всегд был центром внимния и притяжения. Сюд, не дожидясь специльного зседния или собрния, мог прийти любой из нс – и мленький и большой, и воспитнник и учитель. Мог поделиться рдостью и бедой, посоветовться, попросить о чем-либо. А вечерние чсы, по неписному првилу, преднзнчлись для тех, кто нуждлся в помощи, в добром совете по смому личному, своему, чего никому не рсскжешь – никому, кроме Антон Семенович.

Если Антон Семенович куд-нибудь отлучлся, вместо него оствлся в кбинете кто-нибудь из педгогов, или секретрь совет комндиров, или дежурный комндир. Все в коммуне знли, что в кбинете есть кто-то, к кому можно обртиться в любом случе – всегд, кждую минуту.

Я стрлся, чтоб и у нс было тк же. Когд я бывл в отлучке, кбинет не пустовл – тм оствлись Алексей Сввич, Софья Михйловн или Ектерин Ивновн. И нередко смо собой получлось, что мы поручли побыть в кбинете Жукову – председтелю совет детского дом – или просто дежурному комндиру.

Привился у нс и другой коммунрский обычй – совету собирться тотчс, кк только возникнет смя мленькя необходимость.

Кбинет мой был не тк велик, кк кбинет Антон Семенович в коммуне, – в нем от силы помещлось человек пятндцть. И не было длинного, неподвижного дивн вдоль стен. Но когд после особого, н этот случй придумнного сигнл прибегли и рссживлись ребят, я всякий рз зново рдовлся, кк привету издлек. Я видел: рзумные простые порядки и обычи, сложившиеся тм, з тысячу километров, возникют здесь сми собой, кк естественное продолжение всего склд ншей жизни.

И вот собрлся совет.

Ребят сели, потеснившись, н дивн, по двое примостились н стульях. Нрышкин топтлся у двери, пок я не скзл ему:

– Присядь…

Он сел, неловко подобрв ноги под стул; руки тоже сейчс мешли ему: он сунул их в крмны, вынул, положил н колени, потом опустил вдоль тел, д тк и остлся.

– Ндо решить, кк мы поступим с Нрышкиным, – скзл я. – Помните, кк дело было? В первый день я вм скзл: кто хочет уйти, пусть уходит. Нрышкин зхотел уйти. Тебя удерживли, Нрышкин?

Он привстл, но не ответил. Тк же кк днем, н крыльце, он не поднимл глз.

– Я тебя спршивю, Нрышкин! Тебя кто-нибудь удерживл?

– Нет, – выдвил он нконец, по-прежнему уствясь в пол.

– Что я скзл тебе, когд ты уходил?

Нрышкин вдруг поднял голову и посмотрел мне прямо в глз:

– Вы скзли: если зболеешь – приходи, вылечим.

Пришл моя очередь опешить! Скзно-то было совсем инче: если зболеешь от грязи коростой – желю, чтоб кто-нибудь тебя вылечил. Но возржть я не стл. Следовло нпомнить Нрышкину и ребятм еще кое о чем:

– Мы отпустили тебя по чести, тк? А ты с чем вернулся? Пришел рз – укрл горн, пришел второй – опять хотел что-нибудь укрсть. Но мы тебя приняли и вылечили. Ног больше не болит, ходишь?

– Хожу…

– Тк вот, – обртился я уже ко всем ребятм, – думйте, решйте. А по-моему, незчем Нрышкину у нс оствться.

– Семен Афнсьевич, дйте я скжу, – говорит Жуков. Он встет, внимтельно черными глзми оглядывет ребят. – А я думю, двйте оствим его. Он и см хочет.

– Мло ли чего он хочет! – отзывется Король.

– Нет, Сня прв, я не соглсн с Семеном Афнсьевичем, – говорит Софья Михйловн. – Я з то, чтоб Нрышкин остлся. Он мло был среди нс, но я уверен – много понял з эти дни.

– А из чего это видно, что он понял? – с искренним недоумением произносит Володин.

– Может быть, этого пок и не видно, но он, конечно, много передумл, оценил то, что пришел он сюд со злой мыслью, ему не мстили, ноборот – помогли. Кто же этого не поймет? Нрышкин видит, что здесь живут рзумной, интересной жизнью, и я уверен, что он хочет остться.

По очереди выступют Стеклов, Суржик, Подсолнушкин – все з то, чтоб Нрышкин оствить.

– Пускй см скжет, – предлгет Король.

Вот это-то мне и нужно: чтоб Нрышкин см попросил, и не через Жуков, прямо и перед всеми.

Молчние. Мы ждем. Я зню, что сейчс происходит в душе у этого рыжего мльчишки. Изумление, стрх, недоверие, любопытство, ндежд – все смешлось. Д и осень н этот рз мой союзник: куд сейчс пойдешь? Тогд все-тки впереди были весн и лето…

– Мне… Я бы… Я прошу оствить…

Произносятся эти простые слов с длинными, мучительными пузми. Можно подумть, что он зик, Нрышкин.

Голосуем. Все з то, чтоб Нрышкин остлся. Я не требую от него никких обещний – все рзумеется смо собой. И срзу нчинется деловой рзговор.

– Двйте подумем, в ккой отряд его определить, – говорит Ектерин Ивновн.

– Тут глвный вопрос: к кому? – Это вступет Суржик.

– То-то и оно – к кому? – говорит Стеклов. – Ко мне не годится – очень уж велик. К Подсолнушкину если… но с Подсолнушкиным у меня н уме другое: я туд, если б не Король, Репин перевел бы. Нечего ему у Колышкин делть.

Король вспыхивет, кк ркет, в желтых глзх – злые искры. Но он тут же сдерживется и только цедит сквозь зубы:

– Д что я, без ум, что ли? Переводи двй, мне-то что?

– В смом деле, – неторопливо говорит Ектерин Ивновн, – это ведь не згдк с волком, козой и кпустой, которых непременно ндо перевозить тк, чтобы волк не оствлся с глзу н глз с козой, коз – недине с кпустой. Королев и Репин – люди рзумные, не дрться же они будут! А ты, Колышкин, кк думешь: следует перевести Репин?

Колышкин отводит глз и молчит. Король хмуро посмтривет н Сергея – он еще не переврил оскорбления.

– «Тм Король»! – бормочет он, передрзнивя рссудительную стекловскую интонцию. – Ну и что ж, что Король?

А Стеклов не собьешь, он возврщется к своей мысли.

– Двно бы это ндо – збрть Репин от Колышкин, – говорит он, взвешивя слов. – Не место ему тм. Не зню, кк вы скжете, я бы его – к Подсолнушкину.

Подсолнушкин хмурится, ерзет н стуле.

– Лучше нм Нрышкин, – говорит он нконец, – он у нс быстро привыкнет. Мы з ним приглядим.

– Нет! – вдруг решительно зявляет Суржик. – К вм ндо Репин. А Нрышкин… Сергей, взял бы ты Нрышкин… Ну и что ж, что мленькие? Ты оберни его помощником, ты ему скжи: вот, дескть, ты пострше, ты и помогй мне.

Ай д Суржик! И я и все воспиттели – мы просто немеем от ткой педгогической нходки. Но ребят не удивлены, они не видят в предложении Суржик ничего неожиднного и примечтельного.

– Помощник… – с сомнением произносит Стеклов. – С чем пришел помощник! Д и сонный он ккой-то. Не поймешь, то ли спит, то ли проснулся.

– Возьми, возьми! – вдруг энергично поддерживет Володин. – Возьми, Сергей. Не бойся, не сбежит: вон зим н носу. Сперв потерпит, потом – что ж, он вовсе глупый рзве?

Володин редко говорит н совете, д и то больше не см что-нибудь предлгет, «присоединяется к предыдущему ортору». Но есть у него эт способность – рубить сплеч то, о чем другие молчт. Я мельком смотрю н Нрышкин – он обводит всех по очереди ошеломленным взглядом. Едв ли он толком сообржет сейчс, что к чему. Ну, д не бед: поймет.

– Дело серьезное, – скзл я. – Ндо кк следует подумть – к кому, куд, в ккой отряд. Мы поговорим об этом н педгогическом совете. А пок, Суржик, возьми-к ты Нрышкин н свое попечение.

51. РЕПИН ВЕЛЕЛ

Д, много рз со мной говорили о Колышкине. Не о Репине, именно о Колышкине. И Ектерин Ивновн, и Алексей Сввич, и Софья Михйловн. Но мне кзлось – дело улдится. Весь строй ншей жизни тков, что не сможет отряд Колышкин оствться ккой-то змкнутой группой, где все идет по-своему, по-особенному, не похоже н остльной коллектив. И сколько, рз ни подводил нс отряд Колышкин, сколько рз мы ни спотыклись о то же смое место, мне все кзлось: тут не ндо спешить, тут все обрзуется, это именно тот случй, когд время рботет н нс. Я видел – видели это и другие, – что многое изменилось в Репине. Стл он проще, яснее. Проснулся у него неподдельный, живой интерес к ншему дому. Я думл: не может это остться бесследным, не может не отрзиться н его отношениях с товрищми, н его поведении в отряде.

К этому времени я уже спислся с его родителями, которые жили под Москвой, недлеко от Коломны. Отец Андрея писл мне: «Горячо блгодрю Вс з добрые вести, но, признться, боюсь им верить. Столько рз мльчик возврщлся домой и столько рз это снов кончлось ктстрофой! Я никого не виню, кроме себя. Я зню, что мы с женой воспитывли его непрвильно, но сейчс поздно говорить об этом, поздно сожлеть, и я только с ндеждой думю о Вшем письме. Я приеду, едв Вы нйдете это возможным и нужным».

Мне кзлось, что, может быть, скоро нстнет минут, когд Андрей встретится с родителями, не принося им больше ни стыд, ни горя.

Но когд нчлись знятия в школе, Андрей снов утвердился в чем-то прежнем. Он знл больше других. Хорошие способности, счстливя пмять удержли многое из того, чему он учился когд-то. Ему нечего было делть н урокх немецкого язык, тем более что и рзговоры с Гнсом и Эрвином пошли ему н пользу. Он грмотно писл, помнил кое-что из геогрфии и истории. И вот в голосе у него снов появилсь почти угсшя было высокомерно-покровительствення нотк.

– Влдимир Михйлович, – снисходительно скзл он кк-то, – вс ребят совсем не боятся.

Влдимир Михйлович посмотрел н него пристльно, без улыбки.

– Не боятся моего гнев, это верно, – ответил он. – Но они боятся меня огорчить – вы рзве не змечли?

Это очень точно. Влдимир Михйлович необычйно мягок. Я никогд не слыхл, чтоб он прикрикнул, рссердился. Но ребят дже не ждут его слов – они понимют его по взгляду, по движению бровей. Ему стоит н секунду умолкнуть – ив клссе тотчс восстнвливется полня и глубокя тишин. И, однко, он умеет быть длеко не мягкосердечным.

Однжды я был при том, кк Репин взялся з невозможное – построить треугольник со сторонми 5, 7 и 13 снтиметров. Он долго топтлся у доски, кусл губы, хмурился и нконец ушел н место ни с чем. Влдимир Михйлович не торопил его, терпеливо ждл, потом посмотрел ему вслед с улыбкой – я и не знл, что есть у него в зпсе ткя колкя и нсмешливя улыбк. Я уверен: никого другого в группе он не поствил бы в ткое положение – ни Короля, ни Рзумов, ни Жуков, никого. И уж если Влдимир Михйлович подверг Репин ткому нкзнию – это, несомненно, было нкзнием, – знчит, Репин зслужил его: своей смоуверенностью, высокомерием и себялюбием – всем, что было в нем тк прочно и тк живуче.

Я думл: что связывет Репин именно с Колышкиным? Эт особя связь, несомненно, существует. Ведь ни один из ребят, прежде беспрекословно повиноввшихся Андрею, теперь не звисит от него. Репин может прикзывть только в том случе, если ему поручт что-либо оргнизовть, руководить ккой-нибудь рботой. А Колышкин? Молч, с хмурым, безучстным лицом повинуется он кждому слову Репин, если и нет никких прикзний, стоит понблюдть з ним – и ясно: что-то мешет ему жить. И это «что-то» – все тот же Репин.

Мы чсто оствлись с Колышкиным один н один – он всегд молчл, и мне не хотелось торопить его. Мне кзлось: естественно должно родиться доверие, и тогд он см, по доброй воле, скжет мне, что у него н душе. И я ошибся. Грубо, непростительно ошибся, потому что видел безучстность, рвнодушие – и не увидел вовремя боли, горечи, глубоко скрытого недовольств собой.

Потом я еще не рз ошиблся. Но этот случй, хоть он и не кончился ктстрофой, я зпомнил нвсегд, кк укор и кк предостережение.

Вечером, кк обычно, я проходил по тускло освещенным спльням. Ребят уже спли. Я приостновился около Петьки, который зсыпл мгновенно, едв успев донести голову до подушки. Рзметвшись, совсем кк Костик, спл белоголовый Пвлушк Стеклов. Клчиком свернулся Леня. Все спли. Не спл во всем ншем доме только один человек: Колышкин лежл, подложив обе руки под голову. Я остновился рядом – он не повернул головы.

– Михил, – шепотом позвл я.

Он медленно повернулся, и я увидел глз, полные ткого отчяния, что слез н секунду зстряли у меня в горле.

– Зйди ко мне звтр вечером, слышишь?

– Слышу, – одними губми ответил он и снов отвернулся.

Я пошел дльше, унося в себе горечь и укоризну этого взгляд – я ощутил их тк остро, кк если бы Колышкин вслух упрекнул меня смыми беспощдными словми.

Никого нельзя упускть из виду, ни о ком ни н чс нельзя збыть. Я знл это и все-тки збывл – в горячке, в рботе, но рзве это опрвдние?..

Колышкин пришел ко мне в кбинет в ту смую минуту, когд Гля, выглянув Из соседней комнты, позвл:

– Иди-к чй пить. Хоть рз с ребятми з столом посидишь.

– Пойдем, Михил, выпьем чю, – скзл я Колышкину.

– Тк я ведь ужинл. Я здесь подожду.

Или, может, после прийти? – предложил он, не поднимя глз.

– Пойдем, пойдем… – Я легонько подтолкнул его к двери.

Лен и Костик еще не спли, об сидели з столом. Перед Леночкой стояло блюдце, и он шумно тянул из него чй. Костик уже покончил с чем и теперь дожевывл булку. Все ясно: лишь бы оттянуть минуту, когд придется лечь, лишь бы подольше не спть. Потому что вот бед: кк только голов коснется подушки, непременно уснешь! А вдруг тогд-то и нчнется смое интересное? Вот, нпример, Колышкин пришел. Неужели же лечь спть и не дождться, не дослушть, зчем он пришел? Про что будет говорить? Почему это он невеселый и все куд-то в угол смотрит?

– Это ничего, что ужинл. Чй – с вреньем, вренье из укринской вишни. Пей, пей, – говорил Гля, нливя Колышкину чю.

Он сидел нпротив меня, между Костиком и Глей, неловко положив н сктерть крупные, темные от згр руки. Он все еще не поднимл глз, левя щек у него вздргивл – дерглся от нпряжения ккой-то непослушный мускул.

– Нлить еще? – предлгл Гля. – Ну, кк тебе нш вишня? Ты никогд не бывл н Укрине?

Он отвечл смущенно, односложно. Но Гле, видно, очень хотелось «рзговорить» его.

– Кк в школе, не трудно тебе?

– Нет. Ектерин Ивновн очень хорошо объясняет. Поневоле поймешь.

– А кк ты думешь, что дльше будет делть Нрышкин?

Михил помолчл, подумл:

– Я вм тк скжу: смотря, в ккой отряд попдет. У Стеклов мленькие – ему неинтересно. К Володину – он см больше Володин, он его слушть не стнет. Можно, пожлуй, и у Суржик оствить. А то к Подсолнушкину бы – вот тм ребят… Тм Жуков. Д только вот Король – не стл бы отводить душу. Все-тки, сколько он из-з Нрышкин нтерпелся…

– Нет, – скзл Гля решительно, – н Короля это не похоже. Он лежчего бить не стнет.

– А что, если Нрышкин к тебе? У тебя тоже в отряде ребят большие, – скзл я.

Ответ был смый неожиднный. У Колышкин сильнее здерглсь щек, и он скзл негромко, через силу, то и дело остнвливясь и сглтывя, точно у него горло болело:

– Семен Афнсьевич… вы только не обижйтесь… я с этим и шел, только не знл, кк скзть… я из детдом уйду. Нельзя мне здесь… оствться…

– Это почему?

– Не могу… не могу скзть… ну нельзя мне…

Млыши уствились н Колышкин во все глз. Лен позбыл о че, Костик зстыл с куском во рту, щек оттопырилсь. Но Колышкин не змечл уже ни их, ни дже Гли. Он теперь смотрел перед собой, куд-то мне в подбородок, и по лицу его ктились слезы. Мне еще ни рзу не случлось видеть его плчущим. Я поднялся, обошел стол и положил руку ему н плечо:

– Послушй, Михил, я вижу – говоришь ты не попустому. Верно, у тебя есть серьезня причин. Нсильно держть тебя я не стну, но я должен знть, в чем дело. Мешют тебе дети – пойдем ко мне, поговорим.

Он помотл головой и остлся сидеть з столом. Гля стл проворно уклдывть ребят. Я пододвинул свой сткн, сел н место Костик и не спеш допивл чй, двя Колышкину время прийти в себя.

Он нчл говорить, не дожидясь дльнейших вопросов, – снчл с трудом, одолевя себя, вытлкивя из горл кждое слово, потом все быстрее, словно торопясь свлить с себя тяжесть, которя прежде, может, и не ощущлсь, кк что-то привычное, теперь угнетл и двил, и уже не было сил терпеть ни минуты.

История был ткя.

Год нзд он проигрлся Репину. Снчл игр шл н деньги – Колышкин спустил всё до копейки. Стли игрть в долг. Когд дошло до двухсот рублей, Репин скзл: «Тебе их все рвно никогд не отдть. Что будешь делть?» – «Двй еще сыгрем. Отыгрюсь». И тут Репин поствил условие: если и н этот рз Колышкин остнется в проигрыше, это будет ознчть, что он проигрл себя. «Это знчит, – скзл Репин, – я имею прво сделть с тобой, что хочу: велю – не откзывйся, удрю – не отвечй, и вообще ты больше себе не хозяин». Сыгрли еще. Михил проигрл. «Ну вот, – скзл Репин, – пок не отдшь двести рублей, считется – ты проигрл себя. Что хочу, то с тобой и делю».

– Ничего он ткого не делл, – глухо, н одной ноте рсскзывл Колышкин. – Нет, не бил. Нет. Я и рньше делл, кк он велит. Но теперь уж знл: инче нельзя. Когд вы пришли – помните? – он скзл: «Открой срй, выпусти бык». Я не хотел, он: «Ты что, збыл?» Я и выпустил Тимофея. Он вс тогд чуть не убил. А рзве я хотел?.. Еще Репин велел, когд ночью дежурю, в случе чего тревогу не двть…

– Ах, вот что! – скзл я.

– Нет, нет, – зторопился Михил, – когд Нрышкин первый рз приходил, я не дежурил. Тут я не виновтый. Но я знл, что это он, я его потом н бзре видел. А Репин велел молчть. Я и молчл. Ну вот, – продолжл он угсшим голосом, – тк он велел одно, другое. Сперв было нплевть, теперь чего-то не могу я. Денег мне этих взять неоткуд. Вот и решил: уйду. А вы не обижйтесь, Семен Афнсьевич…

Он змолчл – то ли с отчянием, то ли с облегчением, что все уже скзно. Молчли и мы. Слышно было, кк сонно поспывет в углу Костик. Хоть и любопытно было млышм, уснули мгновенно, тк и не дослушли, что же это с Колышкиным.

– Послушй, – скзл я нконец, – у меня к тебе просьб: ты подожди.

– Семен Афнсьевич, уж лучше срзу, пок я решил!

– Потерпи, прошу. Ты мне веришь? Совсем немного потерпи. Я тебе см скжу, когд уходить.

Мы встретились глзми – Колышкин не отвел, не опустил своих, и я их не узнл. Я привык к его сонному взгляду, к глзм плоским и тусклым, словно бутылочное стекло, – взгляд их не освещл лиц, не открывл никких глубин, их уж никк нельзя было нзвть зерклом души. Теперь они были промыты нсквозь, и в них, кк в голосе, я без труд узнл и отчяние и облегчение.

– Подожди, Михил, – повторил я.

– Лдно, – почти шепотом скзл он.

52. НАЧИСТОТУ

Утром мне ндо было непременно ехть в Ленингрд – меня ждли в гороно, отложить эту поездку я не мог. Но и отклдывть рзговор с Репиным было невозможно. Я и тк непростительно и легкомысленно зтянул все это дело, полгясь н целительную силу времени.

– У меня к тебе просьб, Андрей: встреть меня с восьмичсовым. Я привезу книги.

Андрей отвечет мне блгодрным взглядом – мы двно не рзговривли один н один.

– Непременно встречу, Семен Афнсьевич, С восьмичсовым? А в кком вгоне вы будете?..

В восемь поезд подходит к ншей стнции, и, еще стоя н подножке вгон, я вижу н плтформе Репин.

– Добрый вечер, Семен Афнсьевич! А книги где же?

Книг очень немного, срзу видно, что рди них я не стл бы просить, чтоб меня встречли. Сумерки, лиц Андрея почти не рзличить, но я чувствую – он смотрит н меня выжидтельно, с недоумением, может быть, и с тревогой.

– Тк вот, – нчиню я без околичностей, – я позвл тебя сюд, чтобы поговорить с тобой с глзу н глз. Хочу отдть тебе долг. Вот, получй.

– Ккой долг? Что вы, Семен Афнсьевич?

– Двести рублей. З Михил Колышкин. Збыл? В крты он больше игрть не будет, денег у него нет. Вот и отдю з него.

Репин отштнулся, остновился:

– Я не возьму, Семен Афнсьевич! Хоть режьте, не возьму!

– Нет, возьмешь. Если мог выигрть в крты человек, деньги и подвно можешь взять.

– Не возьму я!

– Возьмешь. Я не хочу, чтоб ты и дльше издевлся нд Михилом.

– Я не издевюсь! Я уж и не зню, когд нпоминл ему! Мы никогд об этом и не говорим.

– «Не говорим»! Ты думешь, достточно не говорить? Ты думешь, можно збыть, если ты обрщешься с человеком, кк с вещью?

– Семен Афнсьевич!..

– Я не хочу, чтоб это висело у Михил, кк кмень н шее. Сегодня я кк рз получил свою зрплту. Держи двести – и конец рзговору. – Я сунул деньги ему в крмн.

– Я их выброшу, Семен Афнсьевич!

– А это уж твое дело. Мое дело было – рссчитться с тобой.

До смого дом мы не произносим больше ни слов. Зслышв издли знкомые голос, я говорю Андрею:

– Ндеюсь, мне не ндо просить тебя, чтобы никто, кроме нс с тобой, об этом не знл. И еще: чтоб ты не донимл Колышкин никкими рсспросми и рзговорми. Мы с тобой кончили дело, и его оно больше не ксется. Тк?

Андрей, не отвечя, нклоняет голову.

Не зню, спли ли в ту ночь Андрей и Михил, я не спл. Я лежл, кк тогд Колышкин, подложив руки под голову, смотрел в темноту и думл. Вспоминлись слов Антон Семенович о том, что нкзние не должно причинять нрвственного стрдния. Нкзние, – говорил он, – должно только помочь человеку осознть ошибку. Я думл и не соглшлся. Нет, нужно, чтобы Репин именно с болью, стрдя, понял всю подлость своего поступк. Только нрвственное стрдние и может выжечь в нем годми копившуюся грязь.

– Ты не спишь? – тихонько окликнул Гля.

Он всегд знл, когд мне не сплось, и безошибочно угдывл, ккое из событий дня мешет уснуть.

– Нет, не сплю.

– Рсскжи, ккой у тебя был рзговор с Репиным.

Выслушл. Помолчл. Зговорил медленно, словно еще рз проверяя кждое свое слово:

– Ты не сердись, Семен, но, по-моему, ты непрв. Получилось тк, что ты поствил себя с ним н одну доску. Кк будто ты признешь, что и в смом деле это зконно – то, что он выигрл человек.

– Не зню… Может, ты и прв. А только, по-моему, я поступил првильно. И првильно скзл ему. Он поймет, что я вижу: н другом, н человеческом языке с ним еще рно говорить, до него не дойдет. Вот и приходится применяться к его подлому понимнию. Нет, что-что, презрение до него доходит.

…Н другой день к вечеру Андрей постучлся ко мне:

– Я вс очень прошу, Семен Афнсьевич, я вс очень прошу – возьмите свои деньги.

Лицо его осунулось, глз смотрели требовтельно и горячо. Обычной иронии, хлднокровия, смоуверенности кк не бывло.

– Нет, не возьму. Я ведь скзл тебе.

– Семен Афнсьевич! Я двно збыл об этом, я и думть перестл!

– Зто он помнил. Иди, Андрей. Я буду ложиться, мне рно вствть.

Утром, едв я поднялся, ко мне постучли: н пороге снов стоял Репин.

– Семен Афнсьевич! – нчл он хрипло.

И тут я увидел, что ндо кончть. Мльчишк физически согнулся под тяжестью, которя нвлилсь н него, и если не снять ее тотчс, он его рздвит.

– Семен Афнсьевич, возьмите деньги! Если не верите, вот – Михил спросите…

Колышкин, видно, все время стоял з дверью – он приотворил ее и вошел, ступя неуверенно, кк по горячей плите.

– Вот, при Семене Афнсьевиче говорю, – продолжл Репин, облизывя пересохшие, потемневшие губы и переводя глз то н меня, то н Колышкин: – все збудем, и долг никкого нет, и ничего нет… Возьмите деньги, Семен Афнсьевич!

– Возьмите! – откликнулся Михил.

И я понял: откзывться больше нельзя.

53. ЗВОНКИЙ МЯЧИК

Когд ленингрдские пионеры привезли нм в подрок пинг-понг, ребят отнеслись к новой игре недоверчиво: «Подумешь, дело – шрик по столу гонять! Это для девчонок хорошо…»

Между прочим, я чсто змечл: чем меньше люди понимют в спорте, тем решительней судят о нем. Сколько рз я слышл: «Подумешь, волейбол! Стукнул по мячу – и всё». Или: «Подумешь, городки! Кинул плку – и всё». И сколько рз я видел: стнет ткой скептик н площдку, высмеют его з неловкость – и тут-то он поймет, что в кждой игре есть своя техник и тктик и овлдеть ею – большое удовольствие. Глядишь – и скептик стновится горячим птриотом волейбол, городков или того же пинг-понг. Тк было и у нс.

Снчл мы вообще не могли попсть н стол, и вся здч был только в том, чтоб попсть. Когд мы этому нучились, выяснилось, что существуют смые рзнообрзные удры: крученые, резные, плоские. Потом окзлось, что можно сильно послть мяч или осторожно «укоротить» – положить у смой сетки. Это уже был тктик.

Чем лучше мы игрли, тем интересней деллсь игр. И вот нчлсь пинг-понговя горячк – болезнь, в те годы очень рспрострнення. Микроб пинг-понг – мленький белый мячик – овлдел ншим вообржением. Трудно определить день и чс, когд это случилось, но пинг-понгом зболели все. Пинг-понгу посвящли кждую свободную минуту. Ухитрялись игрть дже в клссх во время перемены, и я, проходя по коридору, слышл сухое цокнье мяч о ркетку. Софья Михйловн или Николй Ивнович, приходя н урок, зствли ребят ткими крсными и вспотевшими, что впору было посылть их к умывльнику. И тогд не я и не кто-нибудь из стрших, Жуков, см увлеквшийся пинг-понгом тк, кк было свойственно его стрстной, но сдержнной нтуре, н общем собрнии произнес ткую речь:

– Двйте решим, кк быть. Все прямо с ум посходили с этим пинг-понгом. (Оживление.) Я не скрывю, я, конечно, тоже. (Смех.) А только кк бы у нс головы тоже не стли ткими… вроде этих мячиков: легкие, и внутри пусто…

И собрние постновило: игрть только после знятий и только когд все уроки сделны.

Понемногу кое-кто охлдел, кое-кому ндоело. Остлось несколько человек одержимых, и среди них – Коршунов, Рзумов, Репин и Король. Мы не мешли им. Это было для них отдыхом, рзвлечением, удовольствием и теперь отнимло не тк уж много времени.

Рзумов оглушл себя пинг-понгом, кк глушт себя иные пьяницы вином: чтоб збыться. Он был из тех людей, которые не умеют быть счстливыми. Глядя н него, я вспоминл вычитнные у Тургенев слов стрик-дворового: коли человек см бы себя не поедл, никто бы с ним не слдил. Рзумов и впрямь см себя поедл. Еще недвно он изводился мыслью, что все подозревют его в крже горн. Когд злополучня история с горном нконец рзъяснилсь, он чувствовл себя счстливым ровно дв дня, н третий снов зтосковл, и причин тоски был: где Плетнев? Он мучился всерьез, и я совсем не хочу говорить об этом с иронией. Однко ведь и Король мучился тем, что Плетнев пропл, кк в воду кнул. Но Король всякий рз, бывя в Ленингрде, нводил спрвки о приятеле, и Влдимир Михйлович, по его просьбе, нписл в приемники Москвы, Кзни, Смры и других городов зпрос, нет ли тм Арсения Плетнев. Рзумов ничего не пытлся сделть, он просто тосковл. И пинг-понг был для него отдушиной.

Очень увлеклся игрой Коршунов, и игрл он тк, что невозможно было смотреть н него без смех. Пропустив мяч, он прижимл руки к сердцу, хвтлся з голову и чуть не со слезми в голосе проклинл себя:

– Ой, дурк! Что я нделл! Ну, теперь пропл!

Постепенно стло ясно, что лучше всех игрют Репин и Король.

Король был тлнтлив в игре, именно тлнтлив. Он стремительно тковл противник, вырывя у него иницитиву, нвязывл свою тктику, свой стиль игры. А это уже – злог победы. Притом Король игрл рзнообрзно. Он поржл неожиднными приемми: противник никогд не получл мяч туд, где ждл его. Король нпдл спрв, слев, спрв, слев, но стоило противнику привыкнуть к этому, вообрзить, что он понял тктику Короля, – и он получл короткий резный мяч у сетки в ту смую минуту, когд ждл сильного, длинного удр. Ребят чсто хлопли Королю – что и говорить, игрл он здорово. Но иногд он от горячности срывлся. А вот Репин не срывлся никогд. Он игрл не тк блестяще, кк Король, больше зщищлся, чем нпдл, сильно бил только с верных мячей – точность и выдержк были его глвным оружием.

Однжды, нблюдя з методичной игрой Репин, Король не стерпел:

– Чем тк игрть, я бы лучше удвился!

– А ты выигрй! – холодно ответил Репин.

– Првд, сыгрйте! – вмешлся Николй Ивнович. – Вы об – лучшие игроки, никогд друг с другом не игрли. Померились бы силми, ведь интересно!

В комнте стло тихо. Репин с незвисимым видом подкидывл и ловил ркетку. Король пожл плечми:

– А мне что? Можно.

Д, это было интересно. Они кинулись в игру со злостью, точно в дрку. Игрли с переменным успехом, но чще выигрывл Репин: выручло смооблдние.

Ребят стли собирться в клуб, кк н спекткль. Теперь уж никто не просил Короля и Репин срзиться. Они сми молч брли ркетки, рзыгрывли мяч – и нчинли. Судил обычно Рзумов, и судил пристрстно – в пользу Короля, но стоило Дмитрию это зметить, кк он кидл н приятеля ткой испепеляющий взгляд, что тот мигом обретл необходимое судье беспристрстие.

Когд к нм приезжли нши друзья из Ленингрд, мы непременно выствляли против них Репин или Короля и чще всего бывли в выигрыше.

– Н днях состязния по пинг-понгу, – скзл кк-то Женя. – Междугородня встреч Ленингрд – Москв. Приезжйте смотреть, будет интересно. В школе. Знете, где ТЮЗ? Тм большой зл.

Мне очень хотелось, чтобы нши ребят повидли нстоящую, хорошую игру, но я понимл, что всем поехть невозможно. Лучинкин пообещл рздобыть пропуск н троих, и я спросил ребят, кого пошлем.

– Вс, Короля и Репин! – ответили они не здумывясь.

Мы поехли втроем. Был снежный морозный день. Я окзлся между двух огней, и мне пришлось пустить в ход весь свой ткт и дипломтию. Спутники мои друг н друг не глядели, рзговривли только со мной, и ни один не хотел поддерживть тему, нчтую другим. И смешно мне было и досдно, но делть нечего, я и см понимл: между этими двоими стоит многое, через что не тк-то легко перешгнуть.

Описывть состязние я не берусь. Лучше всего мне, кк и ребятм, зпомнилсь встреч Кленов и Руднев.

Чемпион Ленингрд Кленов, плотный блондин среднего рост, был прослвленным игроком, создтелем целой школы. Молодой чемпион Москвы Сергей Руднев в Ленингрде игрл впервые. Худое смуглое лицо его выржло и волнение и упрямство.

Ленингрдские болельщики – их было много, нчиня от вихрстых пионеров и кончя седобородыми стрикми, – плодировли кждому удру Кленов. И в смом деле, он игрл блестяще. Первя пртия зкончилсь рзгромом Руднев.

– Д! – восторженно выдохнул Король. – Кленов – это я понимю!

– У Руднев хорошя зщит, – зметил Репин.

– А игры нет! – отрезл Король.

– Во второй пртии подч Руднев! – объявил судья.

Руднев, который, кк ни стрнно, ко второй пртии стл спокойнее, подл мяч под првый удр, помня, что Кленов бьет слев; со стршной силой и быстротой Кленов удрил спрв – и по мячу! Попл с подчи, д тк, что мяч не было видно. Зрители, ошеломленные, згудели. Король дже подскочил от удовольствия. Руднев сходил з мячом и повторил подчу. Кленов удрил спрв еще сильнее и снов попл. Вспыхнули плодисменты. Руднев упрямо подл мяч туд же в третий рз – и Кленов удром, от которого зтрещл стол, попл опять. Это было кк во сне. Поднялсь буря восторженных криков и плодисментов. Король изо всех сил топл ногми и неистово кричл:

– С подчи! С подчи! Вот это клсс!

Репин тоже плодировл, поглядывя н Руднев. А тот, бледный, но решительный, с нетерпением пережидл овции.

– Счет: ноль – сорок! – скзл судья (тогд считли, кк в теннисе).

Руднев опять подл в то же смое место, Кленов опять удрил спрв, и… мяч нд смым столом, не здев его, пошел в ут.

– Пятндцть – сорок! – объявил судья.

Еще дв рз подл Руднев, еще дв рз удрил мимо Кленов.

Счет стл ровно. И тут все зметили: что-то переменилось. Кленов потерял уверенность в себе, лучше игрть он уже не мог – и он стл игрть хуже. Учстились мзки, неточности. А Руднев игрл все лучше. Он уверенней зщищлся, хорошо нпдл, бил легко и точно слев и спрв. Он игрл умно, упорно, и теперь было ясно: внчле он просто рстерялся, теперь ншел себя. В борьбе выигрл он вторую пртию, в борьбе взял и третью – решющую.

Победителем встречи был Руднев, это стло ясно всем здолго до конц игры. И вот крепкое рукопожтие противников. Слов судьи: «Встречу выигрл Руднев, Москв!» – были покрыты плодисментми.

Но смое удивительное происходило возле меня. Всегд подчеркнуто спокойный, выдержнный Репин, вскочив н стул, бешено хлопл и тк громко вопил: «Брво, Руднев!», что московский чемпион обернулся в его сторону и с улыбкой помхл ему рукой. А Король сидел увядший и скучно цедил сквозь зубы:

– Ничего, игрть умеет. Здорово вытянул…

Руднев сел неподлеку от нс. Я не зметил устлости н его спокойном и веселом лице, по которому мимолетно пробегл улыбк – рдость удчи. Кк иногд бывет, ощутив устремленные н него взгляды, он обернулся в ншу сторону и, поняв, с кким чувством смотрят н него ребят, снов помхл нм ркеткой.

Возврщлись, кк в чду. Сойдя с поезд, мы срзу попли в гущу своих. И тотчс об – и Король и Репин, – зхлебывясь, стли рсскзывть:

– Ну игрет! Ну игрет! Выигрл – и руку жмет! А см тк смотрит – эх, ты! Рзве у нс это игр? Это тк, между прочим!

Недели три спустя Лучинкин передл нм приглшение учствовть в школьных соревновниях по пинг-понгу. Нм ндо было выствить двоих для прной игры – и вот тут-то мы окзлись перед трудной здчей. Нши лучшие игроки – бесспорно Репин и Король, но ведь ни для кого не секрет, что они ненвидят друг друг!

– Двйте попробуем: мы со Стекловым против вс с Андреем, – скзл Жуков Королю.

У Короля не было никкой охоты соглшться, но и возрзить было трудно. Он всегд всем своим видом покзывл, что он выше личных счетов с Репиным. И теперь ему оствлось только пожть плечми:

– А мне что?..

Репин скзл:

– Я – кк Король.

И Король повторил:

– А мне не все рвно?

Они стли рядом против Сни и Сергея. Мы пристльно следили з этой пртией и уже с первых секунд могли предскзть ее исход. Жуков и Стеклов игрли горздо слбее. Но они выигрли: они игрли вместе, они были зодно, в то время кк их противники игрли кждый см з себя.

– Тк ничего не выйдет, – скзл Жуков, кидя ркетку.

– Уж неужто вы не можете… – нчл Сергей и не договорил.

– Могут-то они могут… – неопределенно протянул Жуков.

– А рз могут, знчит, должны, – скзл Алексей Сввич. – Я думю, пускй тренируются теперь только в пре. Пускй поймут, у кого ккое слбое место, кто в чем сильнее. Ведь это не шутк – игрть от имени ншего дом. Мы все н них полгемся.

Я не всегд мог бывть н тренировкх, но знл, что весь дом следил з ними не просто с интересом, не просто внимтельно. Все понимли, что кждый из этих двоих вступил в поединок со своим хрктером и с привычной неприязнью к другому.

– И зчем зствлять людей идти против себя! – скзл кк-то Рзумов.

– А если для всех это нужно? – ответил Жуков. – По-твоему, лучше нм проигрть?

Именно в это время пришло письмо из Кзни: Плетнев действительно побывл в одном из кзнских детских домов, но убежл, и следов его нйти пок не удлось.

Рзумов не нходил себе мест:

– Ккие мы товрищи? Он мыкется, нм хоть бы что!

– Почему «хоть бы что»? – стрдльчески морщился Король. – Мы его звли сюд? Звли. Он см не хотел. Ты погоди, мы его отыщем.

– Нет, он сюд не вернется. Он смолюбивый. Он знет, что мы его збыли.

– Почему, то-есть, збыли?

– Ты збыл. Ты уж теперь и меня збыл, ты только и знешь, что Репин.

Кк ни стрнно, этот рзговор происходил при мне, и я имел удовольствие видеть, что Короля взорвло:

– Плевть я хотел н его смолюбие! Если хочешь знть, кислое у Плетня смолюбие, вот что! А с Репиным у меня не дружб, у меня с ним дело, понимешь ты или нет?

И, словно этот рзговор прояснил что-то для него смого в его новых отношениях с Репиным, он вдруг перестл держться угрюмо и неприступно и нчл рзговривть с Андреем почти кк со всеми остльными.

– Когд моя очередь игрть, ты стой спокойно, не мельтеши, – говорил он деловито, – то только и будет, что стукнемся лбми. А если мяч высокий – бей, не бойся!

– Лдно, – отвечл Репин, – ты не бей со всех мячей подряд, выбирй удобный для удр.

Время шло, до соревновний оствлось всего дв месяц, и мы ждли их с нетерпением.

54. «И КУДА СМОТРИТ ГОРОНО?»

Король никогд и ничего не делл вполовину. Если он решил нйти Плетнев, то уж все его мысли были поглощены этим безрздельно, и этому не могло помешть ни увлечение пинг-понгом, ни что другое.

– Семен Афнсьевич, двйте я тоже буду рботть в обществе «Друг детей». Я тогд все приемники обегю, может, где и нткнусь н след Плетня.

– Не годится: у тебя очень уж много рзных дел. И русский язык берет кждый день по дв чс, и в пинг-понг приходится игрть.

– Двйте брошу пинг.

– Нет, брт, это больше от тебя не звисит. Теперь это уже не только твое желние – это твоя обязнность. Ты будешь зщищть честь ншего дом н городских соревновниях, збыл?

Дмитрий, конечно, не збыл, но и от своего не отступился.

Ншим обществом «Друг детей» руководил Алексей Сввич. Он сбил очень хорошую группу ребят поменьше. Смыми рьяными «друзьями детей» были Пвлуш Стеклов, Петя Кизимов и еще с десяток; из стрших Алексей Сввич привлек Коробочкин. А тут кк рз и ввязлся Король.

– Я все буду делть, кк вы говорите. Возьмите меня, я ведь всех зню, я вм буду не без пользы, – твердил он.

И Алексей Сввич сдлся.

Ни один из «друзей» не отлучлся в Ленингрд понпрсну. Они бывли н бзрх, встречли беспризорников и рсспршивли кждого, откуд он. В Ленингрде было дв рспределительных пункт для бездомных детей. Ребятм полглось тм оствться не больше двух месяцев, но они зстревли и по полугоду.

– Вот, пожлуйст, – доклдывл Коробочкин: – Федьк Феоктистов попл в мрте, сбежл в вгусте. См мне скзл. Лешк Переделкин – его еще в прошлом году взяли н пункт, он до сих пор тм, – мне Сухоручко скзл, я его н бзре встретил.

Мы с Алексеем Сввичем добились в гороно рзрешения обследовть об пункт, и обследовние это подтвердило все, что уже было нм известно: беспорядок, текучий соств воспиттелей, бессмысленное сидение н пункте по полугоду. Сейчс об рспределителя были нбиты до откз.

Алексей Сввич нписл обширную доклдную в гороно, Король предложил нписть зметку в «Ленинские искры». Мы не очень верили в успех этой зтеи, но мешть не стли. Все нше общество «Друг детей», в полном состве, пыхтело и корпело нд зметкой. В ней было много фктов, попли туд все приятели Коробочкин – и Федьк Феоктистов, и Лешк Переделкин, и Сухоручко. Добвил и Король все, что знл, знл он немло. Зметку долго и усердно переписывли нчисто. Кончлсь он, помню, тк: «И куд смотрит гороно?»

Король см отвез зметку в редкцию, зявив, что ткой документ нельзя доверить почте.

Ровно через две недели зметку нпечтли– и ликовнию не было грниц. Пробовли гзетную стрницу н ощупь, по пять рз перечитывли вслух и про себя всё, нчиня с зголовк и кончя подписями ( подпислись полностью все нши «друзья». Тк и стояло: «Воспитнники детдом № 60» и дюжин имен и фмилий), и с особенным выржением скндировли концовку: «И куд смотрит гороно??!!»

Сил печтного слов подскзл Королю новую идею:

– Алексей Сввич, кк вы думете – если попросить, чтобы в «Ленинских искрх» нпечтли объявление: вернись, мол, Плетнев, тебя товрищи ждут?

– Боюсь, что Плетнев не читет гзет, – смым серьезным тоном возрзил Алексей Сввич. – Притом, ты см видишь: в Ленингрде его нет. А в другие мест «Ленинские искры» не доходят.

Но вжнее всего было то, что городской отдел нродного обрзовния решил в кртчйший срок рзгрузить рспределительные пункты для беспризорных. Софья Михйловн вернулсь из Ленингрд с методического совещния и сообщил:

– Нм нужно звтр же поехть з детьми – н ншу долю приходится десять человек.

– Знете, товрищи, – скзл вдруг Гля: – двйте сделем, кк было в коммуне Дзержинского!

Кк было в коммуне Дзержинского? Однжды мы в течение двух дней приняли в коммуну не десять, пятьдесят новеньких! Мы сми собрли их – н вокзлх, н улицх, иных извлекли прямо из-под вгонов, других стскивли с крыш. Что они вытворяли при этом в знк протест! Кк отбивлись, кк вопили! Ведь дело было летом, летом они привыкли путешествовть («единственное, что сближет их с нглийскими лордми», – кк говорил Антон Семенович).

Но стршие коммунры, которым был поручен вся эт оперция, и сми прежде путешествовли под вгонми и хорошо знли нрвы и психологию путешественников. Они действовли быстро, решительно, не двя «улову» ни опомниться, ни оглядеться.

Они быстро построили ребят и вывели их н вокзльную площдь. Тм уже столпились тысячи зрителей, впереди рзвернулся строй коммунров – в прдной форме, с великолепным лым знменем и сверкющими трубми оркестр. Кк только новенькие вышли н площдь, нш оркестр грянул мрш. Стоило посмотреть н них в ту минуту! Только что они орли и вырывлись – и вот, ошеломленные и ослепленные, подхвтывют полы «клифтов», нспех приглживют вихры, стрясь хоть кк-то привести себя в порядок. Но где тут! Их тотчс поствили в гущу коммунрского строя и повели через весь город домой. Здесь их немедленно вымыли, остригли, одели в крсивую, чистую форму. Потом в сду, среди цветов, сложили в кучу их струю одежду – грязное, изодрнное тряпье, зевющие во весь рот бшмки, отдленное подобие шпок… Получилсь огромня черня куч. Ее полили керосином и подожгли. Костер горел недолго, но буйно, плмя пожирло грязные лохмотья – и скоро остлсь только кучк пепл. А новенькие смотрели н этот огневой обряд, в изумлении открыв глз и рты.

– Двйте и мы тк сделем! – с жром говорит Николй Ивнович. – Првд, товрищи! Это будет очень хорошо.

Николй Ивнович похож н Короля: если он чего-нибудь хочет, если ккя-то мысль его увлекл, нет ткой силы, которя могл бы его остновить. Вот и сейчс я слышу обычное: «Зчем же отклдывть в долгий ящик?! Двйте сейчс скжем ребятм!»

– Что вы, Николй Ивнович, – уговривет Софья Михйловн, – сейчс ребят готовят уроки, не прерывть же! Погодите, успеем.

Но тут неожиднное происшествие ломет нши плны. В кбинет врывется Суржик:

– Семен Афнсьевич! Новенькие! Новеньких ведут!!

Вот везет человеку – всегд он окзывется дежурным в те дни, когд у нс случется что-нибудь из ряд вон выходящее.

Это знчит: Софья Михйловн был в гороно утром. Ей предложили явиться з ребятми н другой день, послли их почти следом з ней. Уж не зню, что з спешк был, но только не сможем мы сделть, кк здумли.

Во дворе – двое милиционеров и кучк ребят лет по двендцти-триндцти. Мне срзу бросется в глз один – нстоящий вороненок: волосы черны до синевы, глзищи кк уголья, очень смугля кож, Антон Семенович говривл, что у меня цыгнскя физиономия, но куд мне было до этого прнишки! Ко всему, он был невероятно тощ – длиння шея, торчщие ключицы, острые локти. Ткого не скоро откормишь.

– Бню топить! Ключи от клдовой! Белье! Бшмки! – слышу я.

Все уже звертелось: пок я принимю список ребят, личные дел, пок нспех рзглядывю их и прощюсь с сопровождющими, где-то тм все, кому положено и не положено, рзвивют бешеную деятельность – и вот в дверях кбинет является взмокший от спешки и сознния ответственности Суржик:

– Новенькие, мыться!

У вороненк звучня фмилия – его зовут Антолий Лир. Кто он ткой, почему попл в приемник, я еще не зню. Другого преньк, тоже очень худого, но белобрысого и бледного, зовут Ремешков.

Смому стршему – четырндцть лет; он широкоплеч, угрюм, н нем смя грязня одежд, смя рвня обувь.

– Кк тебя звть? – спршивю.

– В бню охот, – следует неожиднный ответ.

– Это хорошо. Бня сейчс будет. А зовут тебя кк?

– Млявкин. Спиридон Млявкин.

Удивительно не подходит ему эт фмилия.

Лир слушет, весело скля зубы, то и дело переводя взгляд с меня н Млявкин.

– Мыться! – повторяет Суржик.

Новички помялись у двери, потолклись, пок Суржик не догдлся открыть ее пошире; тогд двинулись срзу все и снов зстряли.

– Эй! – скзл Лир, нвлился и вытолкнул остльных, н пороге обернулся и подмигнул мне.

Я вышел следом. Во дворе – движение, сует. Ведь в том, что произошло, и ншего меду кпля есть – ведь это мы зтевли, писли и в гороно и в гзету. Знчит, не зря стрлись – вышло по-ншему!

Нвстречу мне поплся Петьк с охпкой сучьев.

– Костер! – сообщил он н ходу.

Аг, стло быть, Николй Ивнович не терял времени, пок я принимл ребят: костер готовится!

Н той смой площдке, где мы сидели вокруг костр вместе с ленингрдцми, когд кончилсь нш летняя игр, теперь орудовли Король, Колышкин, Жуков. Уже целя гор хворосту высилсь здесь, ребят несли еще и еще.

Новенькие мылись, эти пропдли от нетерпенья: поскорее бы поджечь!

– Ну, чего, они тм? Возятся, кк неживые!

– А ты видл, грязи н них – пуд, – змечет Сергей. – Пок отмоешь… д еще пок оденутся. Тм есть один, тк н него и бшмков не подберешь – сороковой, что ли, номер.

Стновится все темней и темней. Новенькие прибыли в пятом чсу, теперь уже около семи.

– Эх, и видно-то ничего не будет!

– Кк это – не видно? А костер н что? Нконец новенькие выходят из бни – рспренные, во всем чистом и с узелкми в рукх.

– Сюд! Сюд! – кричим мы.

Они идут неуверенно, толкясь, змедляя шг, озирясь по сторонм.

– Сюд! Сюд!

Жуков хвтет з руку Ремешков, смого мленького, и тщит к костру:

– Король, погоди, пускй он зжжет.

– А чего? Зчем? – лепечет Ремешков.

– Увидишь! Держи спички. Зжигй! Ремешков несмело чиркет – спичк ломется. Тогд коробок выхвтывет Лир, зжигет спичку – он гснет н ветру. Он берет срзу несколько штук, чиркет, сложив лдони ковшиком, чтоб зслонить хрупкий огонек. Руки его просвечивют розовым. Он сдится н корточки и осторожно подносит горящие спички к сушняку. Он еще не знет, что к чему, но видно – все это ему очень нрвится. Огонь ползет по тонким, сухим веткм, сучья трещт, вспыхивют сосновые иглы, и рыжие искры взлетют высоко вверх.

– А теперь – кидй свое тряпье! Ну-к! Рзвяжи, тк не згорится.

Лир быстро рзвязывет узелок. В огонь летит черня, вся в клочьях рубх, дрные штны, кцвейк, из которой торчт клочья грязной вты. Они не срзу поддются огню, но вот вспыхнуло в одном месте, в другом…

– Теперь ты! По очереди, ну-к!

Ремешков, неуверенно рзмхнувшись, бросет свое имущество в огонь, з ним кто-то еще. Плмя вскидывется, словно рдуясь новой добыче, тьм рсступется – мы стоим вокруг костр, и крсновтые отсветы пляшут н смеющихся лицх ребят. Больше никто не соблюдет очереди. Неповоротливый Спиридон Млявкин, лопоухий, скулстый Гриш Кузьменко, мой земляк, еще кто-то рзом кидют свое тряпье в костер – и плмя, теперь уже сильное, веселое и злое, ждно пожирет всю кучу.

– Ур! – кричит Петьк.

– Ур! – подхвтывем мы со смехом.

Н глз мне попдется мльчишески зртное лицо Николя Ивнович. Он тоже кричит, срзу видно – збыл все н свете!

– А теперь ужинть! – провозглшет Суржик.

Он уже охрип, волосы в беспорядке прилипли ко лбу. Новенькие, бня, костер – подумть только, что может выпсть н долю человек з одно дежурство!

– Семен Афнсьевич, – шепчет он мне по дороге в столовую, – бшмки у них почти у всех целые, в рспределителе дли. Зчем губить добро? Я скзл Алексей Сввичу, он поглядел и говорит – можно оствить стрые. Только этому сменили, Кузьменке, потом еще этому… Млявкину, детин ткой, у него совсем были худые, и еще одному, черному…

Кто-то дергет меня з рукв. Оборчивюсь – , вот он и есть – черный!

– Ну, ничего не скжешь – здорово! – говорит Лир, зхлебывясь от полноты чувств. Весь рсплывется в улыбке и, не в силх нйти другие слов, повторяет: – Здорово, ничего не скжешь!

55. БИОГРАФИЯ АНАТОЛИЯ ЛИРЫ

У Антолия Лиры окзлсь знятня биогрфия. Впервые он попл в детский дом н восьмом году жизни и с тех пор – з четыре год – побывл в десяти домх: в Архнгельске, Крсноярске, Минске, Свердловске, Пскове, Тюмени, еще где-то…

– Что это тебя тк носило по свету? – спросил я.

И тут я услышл поучительную историю о влиянии художественной литертуры н детские умы. Когд Антолию было восемь лет, воспиттельниц Тюменского детдом («Елен Андреевн, хорошя был», – мечттельно произнес Лир) прочитл ребятм повесть Неверов «Тшкент – город хлебный». Книг тк понрвилсь Лире, что он убежл из детского дом в Тшкент. Его поймли н полпути и отпрвили в Тмбов. Он снов удрл, снов был поймн и нпрвлен в детский дом, н этот рз в Крсноярск. Но в хилом теле Лиры жил неукротимый дух. Однжды решив – во что бы то ни стло попсть в Тшкент! – он убегл снов и снов. Его всякий рз ловили и, кк нзло, определяли в детский дом, который нходился еще дльше от Тшкент, чем предыдущий. Полгод нзд Лир попл в ленингрдский приемник, оттуд – к нм.

У нс он срзу обртил н себя всеобщее внимние.

Кк-то после мстерской, поплевв н руки и обтерев их о штны, он побежл в столовую. Н пороге его остновил Подсолнушкин:

– Кру-гом!

– Чего?

– Пойди переоденься и вымой руки.

– Руки? Они у меня чистые. Это просто пыль.

– Вот и поди смой пыль.

– Д ну тебя!

Он попробовл оттереть Подсолнушкин плечом, но тот спокойно повторил:

– Поди умойся.

И тут мы услышли фрзу, которой, кк выяснилось потом, Лир пользовлся во всех трудных случях жизни:

– Кк дм рз, вспотеешь кувыркмшись!

Кругом зфыркли. Кртин был тем збвнее, что Подсолнушкин, в прошлом – единственный вторитет для грозного Тимофея, хоть с виду и не богтырь, был куд основтельнее щуплого Лиры.

– Лир! – окликнул я, подходя ближе, словно и не слышл предыдущего. – Постой, ты збыл переодеться. Тебя рзве твой комндир не предупредил, что в столовую у нс не ходят в рбочих костюмх? Ндо будет сделть Суржику змечние, рз он не объяснил тебе.

Но к Суржику Лир относился до некоторой степени почтительно: впечтления первого дня, бня, костер – все было связно с ним.

– А, верно! Он мне объяснял. Я сейчс! – И, словно ничего не случилось, тк и не дв Подсолнушкину «рз», Лир побежл умывться.

Но это было длеко не все.

– А, и ты тут? – скзл Лир в первый же день, увидев Нрышкин. – Ну, здорово! Теперь посчитемся.

Слышвшие это предупреждение рстолковли ему, что у нс стрые счеты не сводятся. Он спокойно выслушл, дже головой мотнул – понял, дескть. Однко не тут-то было.

Нрышкин был куд крепче и сильнее его. Но хрктер у Лиры окзлся железный, и слову своему он изменять не собирлся. Он не вступл с Нрышкиным в дрку, не нпдл н него открыто, но очень скоро Нрышкин убедился в том, что его спокойствию и безопсности пришел конец. То его сверху обливли ледяной водой, то, когд он входил в комнту, дверь рспхивлсь и хлопл его по лбу или, нпротив, плотно зтворялсь перед смым его носом. Он нжимл плечом – дверь не поддвлсь, он пытлся открыть ее с рзбегу – он внезпно уступл, и он летел н пол… Уличить Лиру было невозможно: черные быстрые глз – не улик, луквя усмешк тоже может быть у всякого.

Нрышкин ни с кем не смел поделиться своими огорчениями. Он все еще чувствовл себя виновтым и потому не рссчитывл, что з него вступятся. Он молч терпел, горестно помргивл припухшими векми – рыхлый, большой, куд выше и больше Лиры.

Рз я слышл, кк он крикнул вдогонку убегвшему Лире:

– Я тебе дм!

– А я тебе уже дл! – последовл веселый ответ.

В другой рз я увидел Нрышкин во дворе. Он был весь мокрый и чертыхлся сквозь зубы, здрв голову и беспомощно озирясь – из которой форточки октили его водой?

– Что с тобой случилось, почему ты мокрый? – спросил я.

– Не зню… дождик… – ответил он, пожимя плечми.

– Д ты что, бредишь? Ккой дождик зимой?

– Не зню, – повторил он вздыхя.

Но всевидящий Сергей Стеклов не мог, рзумеется, мириться с ткими «стихийными бедствиями». Н общем собрнии он скзл:

– Предлгю объявить выговор Суржику з то, что не объяснил новенькому нших порядков. Лир не дет Нрышкину проходу, змучил прня.

– А ты докжи! – здорно крикнул Лир.

– Суржик, объясни, в чем дело, потребовл Жуков, дже не взглянув н Лиру.

– А чего Суржик? Суржик тут ни к чему! – вскинулся Лир.

– Суржик, отвечй! – повторил Жуков.

Суржик поднялся, тяжело вздохнул:

– Ну что с ним делть? Ему было скзно: перестнь. Он в одно ухо впустит, в другое выпустит. Говорит, его Нрышкин прошлый год исколотил в приемнике. Я ему объяснял, что это у нс не считется.

– Знчит, плохо объяснял, – скзл Стеклов.

– Хорошо! Он хорошо объяснял! – с возмущением зкричл Лир.

– Суржик, объяснишь ему еще одну вещь: если хочет говорить н собрнии, пускй поднимет руку. Я соглсен со Стекловым. Предлгю объявить Суржику выговор. Пускй хорошенько объяснит Лире, что у нс ткой порядок: ккие у тебя с кем были счеты прежде – пришел к нм, и думть про то збудь. Понял, Суржик?

– Я-то понял, – отвечет Суржик. Он весь побгровел и шумно дышит носом, но – молодец! – приучился уже с честью выносить грд шишек, которые влятся н комндир, когд у него в отряде нелдно.

Зто н лице у Лиры ткое негодовние и возмущение, что непонятно, кк это он не взорвется.

– Д вы что? В уме?! – вопит он. – Чего вы к нему прицепились? Он, что ли, трогл вшего Нрышкин?!

Но невозмутимый председтель тк и не удостивет Лиру взглядом.

– Теперь двйте поговорим про библиотеку, – продолжет он кк ни в чем не бывло. – Книг у нс стло много, Ектерине Ивновне одной не спрвиться. Ндо ей дть помощник. Кого выберем?

Отыскивю глзми Нрышкин. Он – воплощення оторопь. Чудно: он не жловлся, не просил зщиты. Сми зметили и вступились. И не попрекют. Чудно…

56. «ЭЙ! ТЫ ЖИВОЙ?»

Но приключения Лиры н этом не кончились. Он окзлся человеком крйне впечтлительным, перед произведениями искусств просто беззщитным. И это едв не стоило ему жизни.

В декбре мы повезли ребят в тетр.

Мы вышли к рннему утреннему поезду. Густыми, крупными хлопьями влил снег. Зимние пльто у ребят были не новые, но крепкие и теплые, мороз был не стршен, шглось споро и дружно – и хотелось еще ускорить шг, поскорей сесть в вгон, поскорей добрться до Ленингрд.

В одинндцтом чсу мы уже шгли по бесшумным торцм Моховой. Был выходной день, спекткль нчинлся в двендцть, но у ТЮЗ уже згодя толпились и гомонили ребят.

Сколько рз, нверно, мои мльчишки околчивлись тут, здирли школьников, пугли девочек своим злихвтским видом! Я ревниво оглядывю их сейчс – нет ли чего-нибудь «приютского» в их внешности? И не отдет ли непозбытой беепризорщиной? Но нет, ребят кк ребят, не отличишь – все ткое же: и любопытные глз, и морозный румянец во всю щеку, и улыбки.

– Ккя школ? – спршивют нс.

А вот и друзья.

– Здрвствуйте! Здрвствуйте! Вот хорошо, что вы приехли!

К нм бегут Тня и Женя в белых пушистых шпкх с длинными ушми, Полосухин в коричневом бшлыке.

– Вот и вы у нс в гостях!

Пожлуй, что и тк. Во всяком случе, ведут они себя по-хозяйски:

– Не тм, не тм! Вот сюд, сюд! Здесь рздевлк. С этой стороны удобней. А выствку вы не видели? Сейчс покжем. Рздевйтесь скорее!

У комндиров – озбоченные, нпряженные лиц. Они пуще всего боятся, кк бы их ребят не осрмились, не удрили в грязь лицом, не совершили бы ккой-нибудь неловкости. Суржик, пожлуй, больше всего тревожит Лир – этот, кк всегд, непринужден и весел, но кому, кк не Суржику, знть, что Лирино веселье может обернуться смой неожиднной стороной!

Видно, неуемное стремление в Тшкент – город хлебный, которое то и дело кидло Лиру из кря в крй, мешло ему повышть свой культурный уровень: в тетре он, должно быть, никогд не бывл и теперь нверстывет упущенное. Он кк-то успел рздеться среди первых, с отрядом Стеклов, который мы пропустили вперед, и вот глзеет по сторонм, то туд сунется, то сюд, то совсем исчезнет и вынырнет вдруг оттуд, откуд его не ждешь.

– Стой! Стой н месте, пок нши не рзденутся! – шипит н него Суржик.

– Я хочу, куд Стеклов пошел с ребятми!

– Погоди, мы не рзделись еще. – Суржик стрется сохрнить спокойствие, но Лир и не смотрит н него, он снов порывется куд-то бежть. – Погоди, говорят, горе мое! – уже с отчянием добвляет Суржик, удерживя его з плечо.

Но вот и отряд Подсолнушкин рзделся; он последний – ведь здесь смые стршие. Вхожу в зл вместе с ними. Зл поднимется крутым мфитетром. Пестро, рябит в глзх, я не срзу рзличю нших. А, вот они – мшут рукми почти н смом верху. Мы должны рзместиться з ними, в последнем ряду, но вот сбоку всккивет Лир, мшет обеими рукми, многознчительно выствляет торчком плец, укзывет н место рядом с собой, кивет, подмигивет. Все эти зклинния должны ознчть, что около него есть свободное место – и именно для меня. Я подхожу.

– Сдитесь, тут свободно, – говорит он просительно. – Тут Кузьменки место, он остлся дом.

Но если бы Кузьменко и не остлся, не бед: мест не рзделены ручкми, н сплошной скмье, если потесниться, и не один лишний человек усядется.

Сжусь между Лирой и Суржиком. Слев з моим плечом – Петьк; он тоже доволен, что мы в некотором роде соседи. Хоть мы здесь и впервые, знкомых у нс много. Вот мшет и улыбется Гриш Лучинкин, вот еще и еще веселые, приветливые лиц – Тня, Женя, Ген. Смех, шум. Н первый взгляд кжется – просто собрлись ребят, шумят, рзговривют, и только. Но нет. З смехом, з болтовнёй и шуткми – ожидние, нетерпеливое предвкушение нового, неизвестного, увлектельного.

Рзглядывем обложку прогрммы. Д, это будет интересно: вон ккие громоздятся склы, и люди, помогя друг другу, упирясь плкми в уступы, подтягивясь н веревке, упрямо идут вверх по крутизне. А н обороте нписно:

«Кждое лето ученые-исследовтели и рзведчики рзъезжются по всей ншей стрне.

Одни – в пустыню, в стршную жру, в пески.

Другие – з Полярный круг, туд, где никогд не тет лед, где рстут только мхи и лишйники, где все лето день, всю зиму ночь.

Третьи поднимются высоко в горы, выше облков, н Урл, н Квкз.

Четвертые идут по лесм, где еще никогд не бывл человек.

Что они ищут?

Клды.

Мертвым клдом, смой природой зпрятнным, лежт под землей огромные богтств: уголь, нефть, медь, железо, золото, серебро, ртуть, фосфориты, соль, слнцы, гипсы, известняки.

Ты знешь, что небывля стройк идет сейчс в ншей стрне.

Нйти, освоить, оживить ткой мертвый клд – это огромня помощь стройке.

Поэтому-то и ходят и ищут рзведчики без отдых, нпрягя все силы.

Не хвтет рук, не хвтет глз.

Н помощь ученым едут вузовцы. Посылет удрников комсомол. Берут рзведочные здния советские туристы.

В пьесе «Клд» ты увидишь ребят, которые помогют вузовцу в горной рзведке…»

…И вот гснет свет. Тишин приходит не срзу – кто-то кого-то окликнул, кто-то отозвлся, в углу рздлся приглушенный смех, чей-то кшель. И вдруг все змерло. Н темную сцену пдет луч прожектор – и из глубины по уступм склистого ущелья спускется стрик. Попыхивя трубкой, он рзглядывет деревья, рстущие по склонм.

– Ну, здрвствуй, – говорит он дереву. – Что, стоишь? Вижу. Веткми шелестишь? Слышу. Две недели у тебя не был. Ккие можешь новости рсскзть? Тк… новости есть, но все известные. Понятно… чеслся о тебя медведь. Который? А, вижу… И когти тут почистил. Это Вислоух… Вот… Пятьдесят лет я в лесу. Все мне понятно. Куд птиц летит, куд зверь бежит, куд змея ползет. А рзговор птичьего, звериного не понимю. Это обидно. Пятьдесят лет в лесу, однко не понимю…

И вдруг мои нчинют смеяться, и я поневоле смеюсь вместе с ними. Н нс оглядывются, шикют, но удержться невозможно: ведь точь-в-точь кк этот стрик, рзговривет с деревьями и трвми нш Влдимир Михйлович! И, должно быть, от этого ребят вдвойне верят происходящему н сцене. А происходит вот что.

Студент и три школьник – геологическя рзведк – ходят по Квкзским горм и ищут злежи медной руды. В тумне они шли, крепко держсь друг з друг, но Птх – двендцтилетняя девочк – н секунду оствил руку товрищ и тут же потерял его. Стли кричть, звть друг друг, но эхо в тумне обмнчиво – оно относит голос, и в нескольких шгх от спутников девочк зплутлсь. Он бродит несколько дней одн, без еды, кругом ни души. Но он не дет стрху одолеть себя. Он оствляет н деревьях зписки – жив, мол, – в ндежде, что друзья увидят. И вот ей встречется стрик. Зовут его Ивн Ивнович Грозный.

С одного кря ущелья н другой стрик перекинул дерево – и Птх, не рздумывя, идет к нему нд пропстью…

Лир весь вытянулся, вцепившись рукми в колени, и не мигя глядит н сцену. Сзди, в зтылок мне, жрко дышит Петьк… Девочк блгополучно минует опсное место.

Но в следующем действии он снов теряется: под ногми у нее осел почв, и он словно провлилсь сквозь землю. Ее н петле поднимют из пропсти. Лир, см того не змечя, ощупью отыскл мою руку и крепко стиснул, с другой стороны в меня вцепился Суржик. И вдруг – тут зл охнул, кк один человек, – Птх снов сорвлсь, снов ее не могут нйти, и н этот рз, кжется, нет дже ндежды, что он остнется в живых. Друзья неутомимо рзыскивют ее, но не збывют и о цели своего путешествия. Студент и школьники ищут руду. «Ткое эхо только в пещерх. У изрытых гор. Мы – около рудников, – утверждет вузовец. – Я здесь, другие н Урле, третьи в пустынях жрятся, четвертые в тундре мерзнут – все мы одно дело делем. Стрне нужны железо, медь, уголь, нефть, птиты, фосфориты, золото, ртуть…» Он одержим этой мыслью, он уже третье лето приходит сюд – все ищет.

– Это все првд, Семен Афнсьевич? – спршивет меня в нтркте Лир.

– Это все выдумно или првд? – вторит Петьк.

– Фкт, выдумно! – убежденно говорит Суржик, который во время действия был нстолько поглощен злоключениями Птхи, что вцепился в мою руку и тк до конц и не отпускл, чего, уж конечно, не позволил бы себе в здрвом уме и твердой пмяти.

– Не может этого быть, чтоб ткое выдумли! – протестует Петьк.

– А девчонк-то ккя! Ну и девчонк! – обрщется Лир то к одному, то к другому.

Но вот свет снов гснет. Последнее действие явно идет к концу, Птхи все нет. «Нйдут ее? Нйдут?» – отчянным шепотом повторяет кто-то. Рзведчики собирются уходить.

– Ой, чего же это они уходят? А он кк же? – чуть не плчет Лир.

Я уже просто не зню, куд смотреть – н сцену ли, н ребят ли: своих и не своих.

Рзведчики уходят: «Эх, Птх, Птх, прощй!»

И вдруг первый ряд, где сидят смые мленькие, словно притянутый мгнитом, рзом поднимется и шгет к рмпе с криком:

– Не уходите! Он здесь!

Никого не смешит поведение млышей, весь зл готов сорвться с мест и бежть туд – остновить, не пускть, звть н помощь Птхе.

Внезпно в горх поднимется звон. Что это, опять ккие-нибудь згдки природы? Но нет, это Птх. Он жив, д еще рзыскл стрый рудник, полный меди, д тм же зодно целя свлк стринной медной посуды. Птх кричл, ее не слышли, вот он и стл бить в медный тз.

Млыши из первого ряд, пятясь, возврщются н свои мест, зл кричит, ребят бьют в лдоши, Лир стучит ногми, кк, нверно, делл всегд в кинотетре. Я клду руку ему н колени – он оглядывется и смотрит н меня совершенно ошлелыми, непонимющими глзми.

А через дв дня ко мне в кбинет вбежл Петьк и, здыхясь, трщ глз, ндсдно крикнул:

– Семен Афнсьевич! Скорее!

В тких случях рсспршивть нечего – ндо бежть. Высккивю из комнты. Петьк со всех ног мчится в прк, я з ним. Издли вижу у строго, зброшенного колодц толпу, со всех сторон сбегются еще и еще ребят – все почему-то из отряд Стеклов. Видно, они тут окзлись ближе всех. Пвлуш Стеклов и Леня Петров, крсные от нтуги, нгнулись нд колодцем. Подбежл – и вижу: они вцепились в конец толстой веревки. Но тут что-то глухо шлепнуло, из глубины колодц доносится сдвленный крик. Ребят отвечют дружным воплем.

«Лир!» – словно удрило меня.

– Лир! Ли-р-! – кричт ребят. – Эх, сорвлся! Не удержли! Лирк, эй! Ты живой?

Я нгибюсь нд колодцем и безотчетно повторяю:

– Эй! Ты живой?

– Живо-ой! – слбо отзывется внизу.

Вытягивю веревку – прочня. Делю петлю и снов спускю веревку:

– Ндень н себя! Слышишь? Н-день! Вокруг пояс! Эй! Ндел? Ну, держись!

Медленно, осторожно вытягивю веревку с живым грузом. Ближе, ближе. Вот уже слышно прерывистое дыхние, видн иссиня-черня мкушк. Вот уже можно дотянуться. Прижв веревку коленом, обхвтывю Лиру з плечи и вытскивю нружу. Смуглое лицо его бледно до того, что стло кким-то сизым, глз зктились. Он мокр до пояс и не стоит н ногх. Только теперь змечю, что тут же, возле колодц, н снегу вляются его пльто и ушнк. Д, конечно, зим мягкя и сегодня всего дв грдус ниже нуля, все же…

С мелкотой, которя собрлсь кругом, дже не сделешь носилок из рук. Беру Лиру в охпку и тщу в дом. Тм он поступет в рспоряжение Гли и Софьи Михйловны. Они его рстирют, переодевют, отогревют. А тем временем ребят объясняют мне, что произошло.

Нкнуне Лир все ходил по доске, перекинутой через ручей, – примерялся, может он, кк Птх, пройти по дереву через пропсть или не может. Прошел рз пять туд и обртно. А нынче ему пондобилось испытть, подняли бы его из пропсти или не подняли, ткой же он, кк Птх, или похуже. Созвл ребят, повел их к колодцу и спустился в полусгнившей бдейке, которя влялсь тут с незпмятных времен. А когд потянули его нверх – поняли, что это не под силу, испуглись и послли Петьку з мной. Едв он отбежл, бдейк сорвлсь. Хорошо еще, что колодец неглубок и воды в нем едв Лире по пояс. Но он и вымок, и ушибся, и продрог, д и, что грех тить, испуглся. Пробовл подняться н рукх, но руки окзлись слбыми и не удержли – мльчишк снов сорвлся. Вот тут-то и подоспели мы с Петькой.

Н другой день Лир словно осунулся, и н лбу у него сиял изрядный фонрь, но, кк видно, его по-прежнему снедло желние испытывть себя. Впрочем, он немного приутих – во всяком случе, весь день ходил з мной по пятм почти безмолвно, довольствуясь смыми неопределенными змечниями, вроде: «Д-… ну и ну… ткие-то дел…» И лишь под вечер отвжился выскзть то, что лежло н душе:

– Семен Афнсьевич! Суржик ну ни в чем не виновт! Кк я пришел, он мне срзу объяснил, чтоб к колодцу не ходить.

– Не ври! Мы до тебя про колодец и не думли никогд. Не было у нс тких умников, чтоб туд совлись.

– Вот ей-богу, Семен Афнсьевич! Кого хотите спросите, тк и скзл: чтоб к колодцу не лзить!

– Зчем же ты полез?

Услышв его ответ, я едв не свлился со стул. Он скзл:

– Семен Афнсьевич, я один виновтый: у меня знете ккое ику мленькое!

– Что-о?!

– Ну, рзве же вы не знете? Мне двендцть лет, по уму только восемь – по исследовнию тк вышло. От этого все и получется. Мне велят, я не понимю. Говорят, я не слушю.

– Ох, и хитрец! – не выдержл Ектерин Ивновн. – Вы знете, IQ – это, по определению педологов, умственный возрст, в отличие от пспортного.

Когд мы нконец отпрвили Лиру из кбинет и отсмеялись, Алексей Сввич, тоже присутствоввший при этом рзговоре, скзл серьезно:

– Хлопот с ним еще будет… ой-ой!

Из всех новичков Лир окзлся смым твердым орешком. Никогд нельзя было зрнее предвидеть, что он нтворит звтр или через полчс, и при этом всегд у него был ткой вид, словно он с кем-то не додрлся. А уж видя его притихшим, здумчивым, мы тк и знли: это зтишье перед грозой, теперь жди ккой-нибудь новой зтеи. Суржик с ним просто извелся. Недолго спустя после истории с колодцем он, чуть не плч, притщил Лиру из лесу. Окзлось, Лир в одной рубшке и трусх ктлся по снегу.

– Зчем?!

– Чтоб зкляться!– последовл ответ. – Вы же сми, Семен Афнсьевич, говорили, что человек должен быть зкленный.

Но, увидев, что я не нмерен поддерживть рзговор в тком мирном тоне, Лир тотчс прибегнул все к тому же испытнному доводу, который, кк видно, прежде не рз его выручл:

– Семен Афнсьевич, помните, я вм про ику говорил?

– Вот что, – скзл я свирепо, – брось притворяться! Чтоб я про IQ больше не слышл! Если ты ненормльный, мы тебя отсюд мигом отпрвим – мы тут все нормльные, понял? Хочешь зкляться – ктйся н конькх. Придет лето – будешь купться, обливться по утрм холодной водой, тогд тебе и зимой холод будет не стршен. А теперь я тебе прикзывю: если что-нибудь выдумешь эткое… вроде зклки в снегу… скжи снчл Суржику или мне. Понял? Чтоб про IQ больше не поминть!

Лир окзлся еще и педнтом: мои слов о конькх он тотчс принял к сведению и исполнению. В тот же день, выйдя н крыльцо, я имел удовольствие нблюдть ткую кртину. Посреди зледенелого двор покчивлсь н рсползющихся, неверных ногх несурзня фигур, рзмхивя не в лд рукми. Обступившие его Петьк, Пвлуш и еще с полдюжины ребят подвли неслыхнно ценные советы. Но советы не помогли – ноги рзъехлись, и Лир шлепнулся н спину с криком:

– Ух ты, до чего лед скользкий!

А поднявшись, пристл к Петьке:

– Нет, ты мне толком скжи: ты кк нучился? Почему это у меня не получется? Хочу прямо, ноги лезут в рзные стороны?

Н что Петя ответил исчерпывюще:

– Д я-то очень просто: кк поеду – к-к упду! Кк поеду – к-к упду! Вот и нучился.

С тех пор кждый день после уроков Лир ехл и пдл, ехл и пдл в точном соответствии с Петькиным рецептом, и никто из нс не сомневлся: ктться он скоро нучится.

– Нрвится мне этот прень: горячий, – скзл кк-то Король.

Мне он тоже нрвился. Был в нем ккя-то збвня и миля смесь хитрости и непосредственности. Был он любопытен, кк мртышк, ждно пытлив ко всему, что видел вокруг, и необыкновенно деятелен и горяч – Король ншел смое верное слово. Горяч во всем: игр ли, ктнье ли н конькх или просто до зрезу пондобилось «дть рз» Нрышкину или подствить ему ножку, д тк, чтоб теперь уж никто – ни Суржик, ни Стеклов, ни см Жуков – придрться не мог. Ни одно услышнное слово, ни одно событие, пусть смое млое, не проходило для него бесследно. Он тк и ходил с рспхнутыми нстежь глзми и приоткрытым ртом, словно глотя впечтления, и отнюдь не выглядел при этом дурчком. А когд ему выговривли з очередную проделку, он прикрывл глз, должно быть зня, что они выдют его, – луквые, черные и жркие, кк уголья.

– Ну кк, в Тшкент не собирешься? – спросил его рз Король.

Лир быстро глянул н меня и прикрыл глз ресницми:

– Н что он мне сдлся, Тшкент! Чего я тм не видл?

57. БРАТЬЯ ГРАКХИ

Николй Ивнович вошел в нш коллектив быстро, прочно и легко. К нему не пришлось привыкть, всем кзлось – мы двно его знем.

Помню, Антон Семенович всегд говорил, что учителя, преподющие в одной школе, в одной колонии или детском доме, должны дружить между собой – не только н рботе, но и вне школы. Потому что человек не делится н две половины: одн – для рботы, другя – для дом, для личной жизни, и не может быть тк, что в стенх школы люди дружт, перешгнули з порог – и уже не друзья.

Рзрозненные, рзобщенные учителя не могут скрепить детский коллектив. В коммуне всем дзержинцм всегд было ясно, что нши преподвтели – друзья, друзья н всю жизнь, преднные и ндежные. И здесь, в Березовой поляне, нм везло: мы не похожи один н другого, хрктеры у всех рзные, но все мы пришлись друг другу по душе, кждый увжл другого и прислушивлся к нему, и вовсе не только «по долгу службы». Кждый знл, что любой из товрищей всегд поможет и словом и делом – зменит, возьмет н себя, если ндо, твою зботу. Это никогд не обсуждлось, об этом не говорили, но все было ясно и без рзговоров. Хоть ты плывешь в открытом море, лодк – рядом с тобой; скжи – поддержт, если и не скжешь – сми увидят, что зхлебнулся, протянут руку, вытщт.

Николй Ивнович был легкий человек и притом очень молод – смый молодой из нс, почти мльчишк. Видя его среди ребят, я н первых порх подумывл: будут ли его увжть? Не слишком ли он по-свойски обходится с ними? Но он умел выдержть ккую-то невидимую педгогическую дистнцию – и ребят ее чувствовли безошибочно.

Кому первому это пришло н ум, не зню, но Николй Ивнович, Король, Рзумов, Жуков и Володин здумли сми сделть рдиоприемник и вообще рдиофицировть нш дом. Они собирлись после знятий в мстерской у стол Алексея Сввич, кричли, спорили, перебивли друг друг. Со стороны они были кк сверстники, но прислушешься – и срзу понимешь: тут учитель, воспиттель. Его слово – зкон; кк он скжет, тк и будет, хотя он вовсе не комндует, не осживет, не читет нотций. Его интересовли все ребят и все их дел. Он покорил Короля и Рзумов тем, что чсто возврщлся к рзговору о Плетневе. «Рсскжите мне, ккой он, я ведь его не знл», – говорил он. И Король и Рзумов нперебой объясняли, кков был «Плетень»:

– Кк скжет, тк и сделет… спрведливый… Скзл – отрубил… Зря не обидит…

Ну, уж если попдешься н зуб… ничего не боится… ему все нипочем… товрищ – лучше нету…

– Кк же он вс оствил, если ткой хороший товрищ?

– Он тут обиделся и ушел. Он гордый, – стоял н своем Рзумов.

Король, однжды выдвинувший теорию «кислого смолюбия», не возржл, по-моему, просто чтоб лишний рз не огорчть Володю.

Николй Ивнович подолгу рсспршивл меня о Пнине, о Колышкине, о Репине – ему интересен был кждый. Он был легок н подъем, не боялся никкой рботы, и мы все полюбили его.

Но вот бед: у Николя Ивнович был жен. Когд-то в гороно Зимин обрдовл меня тем, что «одним удром» дл мне двух преподвтелей – физик и историк. Д, тогд я очень рд был не только Николю Ивновичу, но и его жене. Однко с тех пор рдость моя померкл.

Жену Николя Ивнович звли Елен Григорьевн. Он был крсивя, молодя – еще моложе Николя Ивнович, – но мы быстро убедились, что ее хрктер совсем не соответствовл ни внешности, ни возрсту. Ткой хрктер был бы впору злой, сврливой струхе.

Он приходил в школу хмуря, сердитя. Он никогд не говорил: «Нынче плохя погод». Нет, он выржлсь тк: «Ккой гнусный, мерзкий, отвртительный день!» Он не говорил попросту: «Я устл». Нет, он зявлял мстительно, точно кому-то в укор и нзло: «Змучилсь, кк собк!» Или: «У меня мерзкое нстроение». О ребятх он говорил: «Ничего не понимют, тупые, неспособные», «Зчем нс сюд понесло? Ничего глупее нельзя было выдумть!» Он повторял все это в учительской изо дня в день, громко и рздрженно.

Он не стеснялсь ссориться с Николем Ивновичем н людях. Ссор, впрочем, получлсь односторонняя: Елен Григорьевн кричл, Николй Ивнович, крснея, мучясь и стрясь не глядеть н нс, негромко уговривл:

– Леля… послушй, Леля… вот придем домой… перестнь, пожлуйст, Леля…

Он могл явиться з ним, если он долго зсиживлся с ребятми, и скзть коротко:

– Николй, домой!

Он вствл, кк школьник, бгровый и несчстный, и торопливо бормотл:

– Сейчс, сейчс…

И едв они выходили з дверь, до нс доносилось:

– Сто рз я тебе говорил! Это идиотство ккое-то!

– Вот чертов бб! – скзл кк-то Король после ткой сцены, возмущенно глядя им вдогонку. – И чего он всегд н него орет?

– А он, чудк, молчит! – с огорчением скзл Жуков и вдруг, что уж вовсе было н него не похоже, прибвил со злостью: – Я бы ей покзл!

– Чисто ведьм… – со вздохом отозвлся и Подсолнушкин.

Я быстро прошел мимо с видом чрезвычйно знятого человек, который, рзумеется, не мог слышть никких посторонних змечний. Но см себе я поневоле признлся: д, положение глупое и двусмысленное.

Кзлось бы, дело домшнее, свое, глубоко личное, но все мы понимли, что дльше тк продолжться не может. Вскоре Софья Михйловн скзл мне:

– Если ничего не изменится, боюсь, Николю Ивновичу придется нс оствить. А жль…

Я не удивился ее словм. Я и см думл то же: нельзя, чтоб ребят были свидетелями тких уродливых отношений. Я видел, что уже не одни стршие, но и ккой-нибудь Лир бросл н Николя Ивнович взгляд, полный сочувствия, и нетрудно было в этом взгляде прочитть: «Эх, бедняг, достется тебе! И чего ты терпишь?»

Улучив минуту, когд мы остлись с глзу н глз, зикясь и не нходя нужных слов, я нчл:

– Это трудный рзговор, Николй Ивнович. Мы очень дорожим вми. Мы без вс будем кк без рук. Но я должен скзть вм…

Он тотчс понял, о чем речь. Побледнев, он встл.

– Я не думю, чтоб мои семейные отношения могли иметь… – нчл он зпльчиво, но тут же мхнул рукой, снов сел и скзл устло: – Я понимю, Семен Афнсьевич. Вы првы, конечно. Знете, я еще попытюсь поговорить с женой…

Уж не зню, кк он с ней поговорил. В ближйшие дни он стл словно бы потише. Он не кричл н него при людях, но ведь хрктер не оствишь дом и, приходя н рботу, в крмн не спрячешь.

Преподвл он историю – и об исторических событиях и героях тоже говорил тк сврливо и рздрженно, словно они ей лично досдили. Если кому-нибудь из ребят случлось провиниться, он немедленно нчинл кричть, и это, кк чще всего бывет, не производило н ребят ни млейшего впечтления.

В пятой группе учился прнишк из новеньких – Гриш Кузьменко. Н уроки он тртил много времени, но по-своему: он готовил шпрглки. То и дело учителя обнруживли у него ккие-то узенькие полоски с дтми, с физическими формулми или немецкими спряжениями. Елен Григорьевн, зметив однжды ткую шпрглку, долго кричл н Гришу, но он был кк глухой – смысл ее слов, видимо, попросту не доходил до него. По его скучюще-терпеливому лицу было видно, что для него все это кк дождик – ндо переждть: польет, польет, д и перестнет когд-нибудь.

Следующим уроком был немецкий.

Случилось тк, что Софья Михйловн тоже вызвл Кузьменко. Он вышел к доске и, укрдкой поглядывя н лдонь, стл не очень быстро, но без ошибок склонять «der Tisch».

Никто не сомневлся в том, что от Софьи Михйловны не укрылось чрезмерное внимние Григория к собственной лдони. Но Софья Михйловн внимтельно смотрел н доску – он и н доске писл мелким, ровным, убористым почерком – и, когд склонение было зкончено, скзл только:

– Хорошо, все верно.

Потом подошл, взял оторопевшего мльчишку з руку и влжной тряпкой, которя висел н гвозде у доски, крепко провел по его лдони. Потерл, посмотрел, еще рзок вытерл, потом той же тряпкой стерл все с доски и скзл все тк же спокойно, не повышя голос:

– Просклоняй еще рз. Только другое слово… ну, хотя бы «der Stuhl».

Во время этой процедуры мой земляк едв не сгорел со стыд – о его щеки можно было зжечь спичку.

Кто-то прыснул, и, кк по сигнлу, зхохотл весь клсс. Жуков дже вытирл слезы, выступившие у него н глзх. Софья Михйловн отвернулсь от доски и, чуть приподняв руку, невозмутимо промолвил:

– Тише, пожлуйст.

Н перемене, весело блестя глзми, Король скзл:

– Будьте спокойны, последний рз. Больше не зхочешь, , Гришк? Это тебе не то что: «Кк ты смеешь!» – Он в точности повторил интонцию Елены Григорьевны.

Ребят не любили уроков истории. Проходили они историю Рим, полную событий, которые волнуют нс и поныне, хоть того Рим и тех людей двным-двно уже нет н свете. Но когд ребят готовили уроки или отвечли в клссе, я видел скучные глз, слышл одну и ту же кзенную формулу, одну и ту же тягучую ноту: «Аристоник был предствителем… Сципион фрикнский был предствителем…»

А глвное, не было у Елены Григорьевны интерес, любопытств к людям, не было той сосредоточенности, при которой хочется зглянуть человеку в глз и подумть: кто ты, что ты? Чего хочешь, куд идешь, чем стнешь? Он ничего не могл рсскзть о ребятх – ни об одном. «У него удовлетворительно», – говорил он, когд ее спршивли о Жукове. «У него неудовлетворительно», – отзывлсь он о Коробочкине. И только.

Зчем он стл учительницей? И почему именно учительницей истории? Понять было невозможно. А всего непонятнее – зчем Николй Ивнович женился н ней. Людей более чужих, более несхожих нельзя было и предствить себе.

Змечния Софьи Михйловны по поводу своих уроков Елен Григорьевн выслушивл неохотно, ворчливо возржл: «Я следую прогрмме… В учебнике скзно тк… Что знчит – скучно? Ведь это не урок тнцев!»

– Ох, опять звтр история! – с тоской скзл кк-то Король, собиря тетрдки.

– Что же вы с тким отчянием говорите об этом? – удивленно обернулся к нему Влдимир Михйлович.

– Д что… ничего я не зпоминю. Скук. Имен ккие-то… Тиберий – что з имя ткое? И н что мне про него учить?

– То-есть кк? Что-то я вс, Митя, не понимю.

– Не нрвится мне этот Тиберий. Двуличный. Думл о своей выгоде, притворялся, что зботится о нроде… Влдимир Михйлович, вы что? Голов зболел?

Влдимир Михйлович стоял белый, кк мел, дже губы побелели. Рукми, которые вдруг перестли его слушться, он что-то вынимл из портфеля и снов без толку совл обртно. Ребят рстерянно смотрели н него: они никогд не видели его рссерженным и не понимли, что случилось. Не может же он, в смом деле, обижться з ккого-то Тиберия, который помер с лишком две тысячи лет нзд!! Во всем клссе один я понимл, что он не только обижен з Тиберия, но и без пмяти зол н Елену Григорьевну.

– Сдитесь, Королев, – скзл нконец Влдимир Михйлович, чуть ли не впервые нзывя Короля не по имени, по фмилии. – И вы, Стеклов, и вы, Репин, – все сдитесь. Семен Афнсьевич, – официльно обртился он ко мне, – с вшего рзрешения я здержу н некоторое время пятую группу.

Он прошелся по комнте и остновился у окн:

– Когд жили бртья Гркхи? Скжите, Жуков.

Сня встл:

– Во втором веке до ншей эры.

– Тк. А скжите, Сня, кк жили крестьяне в древнем Риме во втором веке до ншей эры?

– Очень плохо жили, Влдимир Михйлович. У них не было земли. Вся земля был у богтых.

– А земля, звоевння в походх, кому приндлежл?

– Он считлсь обществення, н смом деле тоже был у богтых. Они брли ее в ренду и считли своей.

– Верно. Сдитесь, Сня. Тк вот, один римлянин, Гй Лелий, взялся было уничтожить эту неспрведливость. Он предложил отнять у богтых лишнюю землю и рзделить ее между млоземельными и безземельными. Но в смую последнюю минуту Гй Лелий побоялся ссориться с богчми и взял свое предложение обртно. З это его прозвли «блгорзумным». Боязнь з себя, з свое спокойствие и безопсность взял верх нд чувством спрведливости. Не зню, можно ли гордиться тким прозвищем – «блгорзумный». Думю, это позорное прозвище.

– Верно! – подтвердил с мест Король.

– Тиберий Гркх не был блгорзумным, – словно не слыш его, продолжл Влдимир Михйлович. – Тиберий готов был зщищть спрведливое дело до последней кпли крови. Он не мог спокойно смотреть, кк нищют римские крестьяне, ккое жлкое существовние они влчт. «И дикие звери, – говорил он, – имеют логов и норы, куд они могут прятться, люди, которые сржются и умирют з Итлию, не влдеют в ней ничем, кроме воздух и свет, и, лишенные кров, кк кочевники бродят повсюду с женми и детьми. Полководцы обмнывют солдт. Множество римлян сржется и умирет з чужую роскошь, з чужое богтство. Их нзывют влдыкми мир, они не имеют и клочк земли». Кк вы думете, Королев, ткие слов, ткие мысли могут быть у человек корыстного и двуличного?

– А нм не говорили!.. Нм говорили…

– Погодите. Но смый стршный человеческий порок – ждность. Ждность порождет все остльное. Богчи ни з что не хотели рсстться со своими богтствми. Не хотели отдть ни клочк земли, ничем не хотели поступиться. Однко они боялись звязть открытый бой с Тиберием, которого нрод глубоко любил и увжл. И они уговорили Октвия выступить против Тиберия и отклонить предложенный им зкон. А если в коллегии трибунов хоть один человек выскзывлся против ккого-нибудь предложения, это знчило, что оно отклонено, хотя бы все остльные и соглшлись с ним. Но Тиберий не отступл. Он предложил новый зкон, по которому богчи должны были немедленно освободить общественные земли. Вы, Королев, говорите, что Тиберий был корыстным. А вот послушйте, что он сделл…

Я не рз нблюдл з ребятми во время уроков Елены Григорьевны. Они сидели тихо, потому что тков был порядок, который они сми устновили: н урокх сидеть тихо. Но я нверняк знл: Король, глядя в окно, думет сейчс о чем-то своем, Володин хоть и смотрит н Елену Григорьевну, вовсе не помышляет о Пергмском црстве или бртьях Гркхх. Вид у него отсутствующий и смоуглубленный, от Рим он длек, кк от звезды небесной.

А вот сейчс я мог бы голову прозклдывть, что они – в древнем Риме и собственными глзми видят, кк выходит Тиберий н вторые трибунские выборы, видят, кк собирется к Кпитолию несметня толп, кк устремляются сюд врги Гркх, вооруженные кмнями и дубинми, и вот двинулись н Тиберия, избивя и сметя с пути всех, кто его зщищет…

…Стук в дверь, меня вызывют: телегрмм из гороно. Приняв телегрмму, возврщюсь нверх. Очень хочется вернуться в клсс и дослушть, но боюсь помешть. Остнвливюсь н минуту у двери. Влдимир Михйлович рсскзывет уже о Ге:

– «Где искть мне, несчстному, убежищ? – говорил млдший брт Тиберия. – Куд мне обртиться? Н Кпитолий? Но он еще не просох от крови брт. Домой? Чтобы видеть в горе и отчянии мою мть?»

…Пятя групп в этот день все делл с опозднием – и чй пил и уроки готовил, отдохнуть, нверно, и вовсе не успел. Но я не видел н лицх ребят устлости. А Король, уходя спть, скзл мне кк нечто глубоко продумнное:

– Бртья Гркхи – вот это были люди!

58. ЕЩЕ ОДИН УРОК ИСТОРИИ

Через день я пошел н урок истории в пятую группу. Я не думл нйти тм ккие-то перемены. Просто не было дня, чтобы мы с Софьей Михйловной не бывли н урокх: он контролировл и учил, я – учился. Учился не мтемтике, не русскому языку и не физике, искусству учить и воспитывть. А к Елене Григорьевне я ходил в ндежде что-то придумть. Ндо же нм что-то делть, кк-то врзумить ее, должн же он понять, что ее уроки душт, убивют интересный и вжный предмет.

Кк всегд, я сел н зднюю прту и приготовился слушть.

З широким, не перечеркнутым рмой окном сверкло до блеск вымытое небо – ткое синее, что кзлось, будто и весн не з горми. Ребят еще шуршли тетрдями и учебникми. Володин нырнул зчем-то в прту и, кжется, тк и решил тм остться. Но вот его голов снов появилсь нд пртой – и в эту смую минуту рздлось сухое, повелительное:

– Володин, к доске!

Шумно вздохнув, Володин встл, одернул рубшку и прошел между рядми. Стл у доски, кк всегд не зня, куд девть руки, и терпеливо ждл вопрос.

– Рсскжи о земельном зконе Тиберия Гркх, – тк же отрывисто и сухо потребовл Елен Григорьевн и, не дожидясь, пок Володин зговорит, отвернулсь к окну.

Меня всегд возмущл эт ее мнер скучливо смотреть в окошко, пок ребят отвечли. Вот и сейчс: он смотрит н небо, н березы, д и их, кжется, не видит – ткое уж у нее выржение лиц.

– Тиберий хотел, чтоб у простого нрод был земля. Но смое плохое в человеке – это ждность…

Елен Григорьевн, словно просыпясь, шевельнул бровями. А Володин продолжл кк ни в чем не бывло:

– …и богчи нипочем ее хотели отдвть землю. А Тиберий говорит: «Ах, вы тк – вс просят по-доброму, вы не хотите! Тогд отдвйте землю сейчс же». А Октвию говорит: «Ты от этого не обеднеешь, я тебе отдм свою землю». А Октвий уперся н своем – и ни в ккую. Тиберию он был друг, и Тиберий его очень жлел. Но все-тки скзл: «Если ты о нроде не думешь, то ккой же ты трибун? Сейчс будем голосовть, чтоб снять тебя из трибунов». Голосуют – и все против Октвия. Тут Тиберий говорит: «В последний рз тебя прошу, одумйся». Но Октвий поглядел н богчей – и опять з свое. «Тогд голосуем дльше», – это Тиберий говорит. Почти все были против Октвия, и Тиберий силком свел его с трибуны…

Елен Григорьевн двно уже не смотрит в окно. Удивленно, кжется дже рстерянно смотрит он н Володин.

– Скжи, почему Тиберий обрщлся к Октвию? – спршивет он.

– Ну кк же, – доверчиво отвечет Володин: – тм у них было ткое првило: если хоть один трибун говорит против, то уж кто соглсен, в рсчет не принимется.

– Тк, тк…

Елен Григорьевн долго молчит, и все очень хорошо понимют ее молчние и сми помлкивют, сохрняя чинное выржение лиц. Но Володин – не дипломт. Он видит, что учительниц удивлен, и в простоте душевной хочет объяснить ей, что к чему:

– Это нм Влдимир Михйлович рсскзывл… третьего дня. Король говорит: «Бртья Гркхи – вот скук-то», – Влдимир Михйлович…

– Сдись, – обрывет его н полуслове Елен Григорьевн.

И удивленный Володин идет н место.

Андрей щурит глз и улыбется. Н откровенной физиономии Короля крупно нписно некое торжествующее «Аг!» Сергей соболезнующе смотрит н Володин: «Эх, брт, прост же ты…»

– Рзумов, к доске! Продолжй.

У Рзумов хорошя пмять и хорошя, склдня речь:

– Тиберий Гркх добился своего, но смое трудное было впереди: ндо было провести зкон в жизнь. А уже очень трудно было понять, где собственные земли, где рендовнные: н рендовнных были рзные постройки, осушлись болот, рзводились виногрдники. И, конечно, богчи сопротивлялись. А Тиберий не отступл. Он скзл, что ндо выдть крестьянм денег из госудрственной кзны н обзведение. И еще он предлгл сокртить срок военной службы. А тут бед: ндо выбирть новых трибунов. И все очень плохо сошлось, потому что выборы были летом, когд крестьяне в поле. Тиберий понимл, что они не смогут прийти з него голосовть…

Володин отвечл толково, но не очень склдно, не срзу нходя нужное слово. Рзумов говорит легко, и с первых слов ясно, что источник его знний тот же, что и у Володин.

Елен Григорьевн вызывет еще Жуков. Сня рсскзывет о Ге Гркхе, и мы снов слышим: «Где искть мне, несчстному, убежищ? Кпитолий еще не высох от крови брт, дом плчет мть…»

…В учительской Елен Григорьевн подходит к Влдимиру Михйловичу, который уже сидит у стол нд стопкой контрольных рбот.

– Влдимир Михйлович, – говорит он, и ее крсивое, првильное лицо внезпно зливет крск – дже лоб крснеет, дже уши, – сегодня я спршивл пятую группу о Гркхх…

Он умолкет. Влдимир Михйлович поднимет голову и испытующе смотрит н нее.

– Они отвечли не по учебнику… – Елен Григорьевн снов молчит.

«Смотри-к! – думю я. – Может быть, он и способн услышть то, что ей говорят?»

Исподтишк поглядывю н них и тешу себя несмелой ндеждой. Может быть, дойдет до нее? Хоть бы он понял, кк многому можно нучиться у Влдимир Михйлович, стоит только зхотеть. Вот если бы…

И вдруг, словно собрвшись с силми, Елен Григорьевн зявляет своим обычным голосом:

– То, что вы рсскзли ученикм, никкого отношения к истории не имеет. Это все беллетристик. Если хотите знть, это просто иделизм – ткое отношение к истории. Кк будто что-нибудь звисит от личных кчеств отдельных людей – добрые они тм были или злые. Это иделизм! И потом, что это ткое: почему вы вмешиветесь в мою рботу? Я ведь не дю з вс уроков рифметики? Я не прихожу к вм и не укзывю…

Кк он смеет тк говорить с Влдимиром Михйловичем? С грохотом отодвинув стул, я встю, но стрик делет едв зметное движение рукой в мою сторону. Он двно уже стоит во весь свой немлый рост перед Еленой Григорьевной и не сводит с нее холодных, внимтельных глз.

– Милости прошу н мои уроки, Елен Григорьевн. Буду блгодрен з кждое рзумное слово. Привык выслушивть змечния товрищей.

Он говорит медленно, словно сдерживя себя. И вдруг, оборвв, продолжет совсем по-другому – горячо, не выбиря слов, не здумывясь:

– И считю себя виновтым в том, что двно не скзл вм: нельзя тк преподвть историю, кк вы. Это клевет н людей! Вы клевещете н людей, которые дже зступиться з себя не могут! Я вот могу отвести от себя нпрслину, и Семен Афнсьевич может, Невский или Петр – они безмолвны и беззщитны перед вми. Нельзя преподносить ребятм мертвые, бстрктные определения вместо живой истории нрод!

До чего хорошо, что Влдимир Михйлович умеет сердиться вот тк, по-нстоящему, от души, без оглядки! Впрочем, это для меня не новость – я ведь не збыл встречу с педологми.

Они стоят друг против друг, и Влдимир Михйлович, кк видно, дже не думет извиняться в том, что вмешлся не в свое дело ( я, признться, ждл, что он все-тки извинится – возьмет верх привычк: он тк изыскнно, безупречно вежлив всегд и со всеми).

– Вы читли учебник? Вы видели методические рзрботки? – сухо, отрывисто спршивет Елен Григорьевн.

Чтобы смотреть прямо ему в лицо, он вынужден зкинуть голову, и вид у нее, может быть поневоле, особенно вызывющий.

А Влдимиру Михйловичу волей-неволей приходится смотреть н нее сверху вниз.

– Но, Елен Григорьевн, рзве у нс нет своей головы н плечх? Рзве мы сми не должны думть? Вы говорите: иделизм. Но ведь историю вершит нрод, и он рождет героев, вы… Неужели вы полгете, что исторические личности – просто мрионетки без сердц и рзум? Куклы ккие-то, мехнически выполняющие волю истории? Нпрсно вы тк полгете!

– Не соглсн! И буду говорить об этом в гороно!

– А я соглсн с Влдимиром Михйловичем, – отчетливо произносит Софья Михйловн, которя до сих пор молч, сдвинув брови, слушл их спор. – Я тоже буду говорить об этом, и не только в гороно. По-моему, нш обязнность – нписть в Москву все, что мы думем об учебникх и прогрммх по истории, литертуре, геогрфии.

Влдимир Михйлович сдится, проводит плтком по лбу.

– Я покжу вм то, что я писл в минувшем году, – говорит он. – У меня остлсь копия…

59. ВСТРЕЧА

С лет н берегу ншей речки лежло несколько больших, толстых бревен. Ребят ходили вокруг, облизывлись, но взять не решлись. Однко хозяин не объявлялся, всю осень бревн поливл дождь, потом присыпл снег, они всё лежли и лежли – отличное дерево, которое могло стть и лодкой, и столом, и книжной полкой.

– Дурки будем, если не возьмем. Чего тут глядеть, в смом-то деле! – говорил Король.

– Бревн эти без хозяин, это уж верно, – вторил Суржик.

– А если есть хозяин, тк плохой: зчем бросет добро без призору? – поддерживл и Подсолнушкин.

У кждого нходилось что скзть по этому поводу. Нконец мы решили: бревн перетщить к себе. Объявится хозяин – отддим. А не объявится… ну, тогд видно будет.

В один из ближйших выходных дней мы взялись з бревн. Ндо было перектить их через шоссе. Подсолнушкин с крсным флжком поствили н дороге н случй, если пойдет мшин. И действительно, кк рз в ту минуту, когд поперек дороги легло огромное, толстое бревно, из-з поворот вылетел легковой втомобиль, и Подсолнушкин, рзмхивя нд головой крсным флжком, побежл ему нвстречу. Он подскочил к притормозившему водителю и стл объяснять причину здержки. И тут из мшины вышел невысокий, широкоплечий человек в кожнке.

– Здрвствуйте, ребят, – скзл он, оглядывя согнувшихся нд бревном мльчишек. – Кто у вс стрший?

– Я… – в испуге отозвлся Коробочкин. Ему вдруг пришло в голову, что это и есть хозяин бревен, подоспевший в смую что ни н есть неудобную минуту. – Я комндир удрного отряд. Н берегу, знете, бревн без присмотру… Вот мы и… мло ли что в хозяйстве ндо… – Он окончтельно зпутлся и умолк.

– А кто вы ткие?

– Воспитнники детдом номер шестьдесят, – пришел н выручку Король.

– Мне рньше говорили, что в вшем доме творятся безобрзия. Было это?

– Вон – вспомнили! Тк ведь это когд было!

– А теперь, я слышл, у вс порядок?

– Теперь-то порядок. Приходите – увидите!

Незнкомец зсмеялся:

– Жль, что спешу, то зехл бы, поглядел. Привет от меня всем ребятм и вшим руководителям. – Он уже открыл дверцу мшины, но снов обернулся: – А бревн, вы скзли, зчем?

– Рспилим… если, конечно, хозяин не нйдется. Рспилим – и лодки к лету!

– Ну-ну! Желю вм, чтоб хозяин не ншелся! – Незнкомец помхл ребятм, зхлопнул дверцу, и мшин умчлсь.

И тут Рзумов вдруг зкричл:

– Киров! Ребят, д ведь это Киров!

Оствив Лиру сторожить свленные у обочины бревн – он не смел возржть, хотя чуть не плкл, – все побежли в клуб, где висел большой портрет Киров, и той же толпой ринулись ко мне:

– Киров! Семен Афнсьевич, с нми Киров говорил! Он вм привет передет!

Они были совершенно убеждены, что это был именно Киров, д и по описнию выходило похоже.

– Эх, меня тм не было! Я ведь зню его в лицо! – кзнился Николй Ивнович, который в это утро здержлся дом и потому не был с ребятми н шоссе.

– Д чего сомневться? Ясно, Киров! – уверил Король и вдруг спохвтился:– А Тольк-то тм мерзнет. Двйте нзд!

Николй Ивнович и я пошли с ребятми, и всю дорогу нм снов и снов перескзывли: «Вот тут он стоял и говорит… помхл рукой и зсмеялся… Привет, говорит, передйте…»

– Вот сделем лодку и нзовем: «Киров»! – скзл Король.

Петьк посмотрел н него почтительно: всегд, всегд что-нибудь придумет ткое, что другому и в голову не придет!

60. «ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ И ЖИТЬ!»

Когд открылся XVII пртийный съезд, Николй Ивнович к кждому доклду, к кждому выступлению относился тк, точно это было слово, обрщенное непосредственно к нему. Инженер, он хорошо знл стрну, знл, кк он изменилсь в последние четыре год, и знл не по книгм: он см был учстником гигнтских рбот н Днепре, бывл в Мгнитогорске и н Урлмше.

Мы не изучли с ребятми решения XVII пртсъезд н специльных знятиях, но получилось хорошо: Николй Ивнович рсскзывл им, и из его рсскзов вствло глвное – кк отстля, негрмотня стрн з короткий срок сбросил с себя ярмо отстлости.

По вечерм в клубе Николй Ивнович делился с ребятми зсем, что зполняло его и нши мысли.

– Влдимир Михйлович, вы бывли когд-нибудь н Урле, в рйоне нынешней Мгнитки? – спршивл он.

– Кк же, бывл. Году, кжется, в девяностом. Голя степь.

– Ну конечно! А рядом – гор, в которой неподвижно лежли несметные богтств!.. А Днепр! Вот, ребят, стнем богче – непременно съездим н Днепрогэс. Покорить Днепр пытлись еще во-он когд, почти полторст лет нзд. Дже кнлы построили и шлюзы, но неудчно. До революции было, нверно, десятк дв проектов, кк взнуздть Днепр, д не взнуздли. А в двдцтом году, по мысли Влдимир Ильич, был создн плн электрификции России. И тогд решили построить н Днепре гидроэлектростнцию.

– Знете ли, Николй Ивнович, боюсь, нши слуштели не вполне предствляют себе, что это ознчло – здумть электрификцию ншей стрны, хотя бы только зговорить об этом в тысяч девятьсот двдцтом году, – снов вступет в рзговор Влдимир Михйлович. – А вы предствьте себе, друзья мои: только что кончилсь войн, в стрне голод, рзрух. В тяжелую пору в Кремль к Влдимиру Ильичу приезжет один нглийский пистель. Он нписл много книг о необыкновенных вещх: о путешествии н мшине времени в будущее, о том, кков стнет нш Земля через тысячи и миллионы лет, о жизни н других плнетх… И вот этот пистель, прослвившийся силою своего вообржения, своей фнтзии, услышл от Влдимир Ильич, что нш Россия скоро будет электрифицировн. Он подошел к окну, посмотрел н темную Москву – и пожл плечми. И в книге, которую он после этого нписл, он нзвл Ленин мечттелем, фнтзером. Понимете, ему, втору многих фнтстических ромнов, фнтзии хвтило только н то, чтобы предствить себе, что электрический свет в России будет этк лет через сто!

Ребят смеются. Лир весело щурит черные глз н электрическую лмпу в мтово-белом колпке, которя зливет комнту ровным, ярким светом. И снов нить беседы перехвтывет Николй Ивнович.

– Вот видите, кк они рссуждли: через сто лет, не рньше! А мы через семь лет, в двдцть седьмом, нчли строить Днепрогэс. Эх, поглядели бы вы, ребят! Со всех концов съезжлись люди – мстер-строители, бетонщики, кменщики, бывлый нрод и совсем зеленя молодежь, чуть пострше вс. Вот, помню, был тм один прнишк из Сибири – лет пятндцти, не больше, и горячий… вроде Короля (это змечние рзвеселило ребят, Король только головой покрутил, притворяясь смущенным, но, уж конечно, был очень доволен). Тк вот, сибиряк этот – звли его Степ Белов, – он про Днепр говорил: бешеный. Он с этой бешеной рекой воевл, кк с живым человеком. И верно, тут нельзя было ззевться ни н секунду. Днепр… он, понимете, с норовом. Он хоть и без слов, но очень дже понятно говорил: «А вот я не покорюсь! А вот я вм покжу, кк со мной тягться!» Он выжидл, притворялся смирным. А потом вдруг в минуту все уничтожл – всю рботу. И пожлуйст – делй все зново. Нос вешть не приходилось. Вот я вм рсскжу. Чтоб строить плотину, отгородили чсть Днепр деревянными перемычкми, выкчли воду. Нчли строить. Степ-сибиряк все приговривл: «Вот и подвись, и подвись перемычкой!» А Днепру и првд эт перемычк – кость в горле, и решил он от нее избвиться. И вот рз, дело было летом, вод промыл под перемычкой дыру и хлынул в котловн – неистово, со злостью. Люди едв спслись. С великим трудом зложили эту дыру мешкми со щебнем, потом почти месяц откчивли воду. Почти месяц – Днепру, чтоб устроить нм эткую пкость, пондобился чс ккой-нибудь! Вот ккой это серьезный противник – природ, пок вы ее не одолели. А в другой рз…

– Николй Ивнович, – перебивет Лир, – вм, верно, обидно, что вы не тм?

Николй Ивнович отвечет не срзу.

– Обидно, – говорит он нконец. – Еще кк обидно!..

Вот теперь я зню, кого нпоминет мне сейчс Николй Ивнович – эт мысль мячил в моем созннии все время, пок я его слушл: н солдт он похож – н солдт, которому пришлось покинуть поле боя нкнуне победы. Он рсскзывл с звистью к оствшимся, с невольной обидой, что вот он – не довоевл.

Речь Киров мы читли вслух, и ребят слушли ее, не упускя ни слов: ведь они теперь с Сергеем Мироновичем знкомые, они говорили с ним, у них будет лодк, нзвння его именем (нет, почему одн лодк? Много лодок! Целя ткя флотилия: «Киров»!).

Речь был простя, и кждое слово в ней было понятно, кждое слово исполнено ндежды:

«Мы ншли в ншей облсти н севере громднейшие злежи железной руды… Железо тм очень подходящее… Это ткое железо, которое по своему кчеству (я никого не хочу здесь обидеть) с любым рйоном может поспорить и потягться».

– Видно, что рд! – говорит Лир.

– Еще бы не рд! – отвечет Николй Ивнович и читет дльше: – «Успехи действительно у нс громдны. черт его знет, если по-человечески скзть, тк хочется жить и жить. Н смом деле, посмотрите, что делется. Это же фкт!»

61. ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

«Если по-человечески скзть, тк хочется жить и жить» – это вслед з Сергеем Мироновичем мог скзть кждый из нс. Росл, стновилсь полнее и глубже нш сегодняшняя и звтршняя рдость.

Я слышл, кк Лир кричл н Коробочкин, ведвшего ншей библиотекой:

– Ну тебя к чертям, пятый день прошу – дй про Седов! Долго еще тебя просить?

– Д я же тебе скзл русским языком: про Седов книжк у Репин.

– А ты отбери! Скжи, чтоб вернул. Мне он нужнее!

Когд я слышл ткое, мне дже не хотелось делть Лире змечние з излишнее количество чертей в его речи. Все-тки это было здорово, что он збыл о существовнии Нрышкин и помнил о путешествиях н Северный полюс.

А потом нстл пмятный день: я повез Короля и Репин н соревновния по пинг-понгу.

В вгоне об они говорили мло, и об мялись. По всему видно было: их одолевет стрх, смый обыкновенный стрх.

– Если видишь – я кидюсь, дорогу не перебивй, – почти не рзжимя губ, говорил Король.

– Лдно. Но если мяч резный, тк не бей, – отвечл Репин.

И опять об умолкли ндолго. Я пытлся шутить, что-то рсскзывл, но всякий рз нтыклся н стену, которую они воздвигли между собою и всем миром.

К школе, где происходили соревновния, мы подъехли минут в минуту – к смому нчлу. Гриш Лучинкин см встретил нс, покзл, где рздеться, потрепл обоих игроков по плечу, скзл ккие-то ободряющие слов, и ребят почти тотчс стли к столу. Их противникми были дв подростк, крепко сбитые, хорошо нтренировнные: один чуть пострше и повыше, другой н вид более ловкий и подвижной, чем мои. Н обоих были белые мйки и синие трусы, н моих – голубые мйки и черные трусы.

Сейчс, по срвнению с теми двумя, и Король и Репин покзлись мне ккими-то потерянными и нпугнными. Вокруг были школьники и школьницы. Это был т смя школ, где учились Тня и Женя.

Женя пожл мльчикм руки и ободряюще скзл:

– Вы не бойтесь!

Тня, у которой, после того кк он попл к нм в плен, еще прибвилось высокомерия, скзл:

– У вс сильный противник.

– Время! Время! – покрикивли белые мйки.

Им, видно, не терпелось. И, видно, они-то не думли, что у них сильный противник.

Судил высокий юнош с ткими густыми, сросшимися бровями и тким бесстрстным, неулыбчивым ртом, что мне вчуже стло стршновто: очень уж грозно-судейский был у него вид. И мои ребят, поглядев н него, опсливо поежились.

С первой секунды белые мйки ринулись в тку. Мльчик пострше сильно удрил спрв – мяч пролетел низко и коснулся смого кря стол. Король был верен своему обещнию игрть ккуртно и чудом вытщил этот мяч. Противник от удивления дл высокий мяч, и Репин спокойно погсил его «мертвым» удром.

– Брво! Молодец! – крикнул Лучинкин. Судья строго взглянул н него. А белый звонкий мячик без отдых летл нд столом туд – нзд, и – вот бед! – это был бы ут, но Король не рссчитл, хотел взять, вот мы уже и в проигрыше!

Первую пртию выигрли белые мйки. Првд, счет был 7 : 5, но все-тки мы проигрли.

Крсные, вспотевшие мльчишки стояли передо мною, вытиря руквми мокрые лбы.

– Возьми плток, – скзл Женя Королю. – Вы об очень хорошо игрли. А глзное, дружно. Ты зметил, что зщит у них хромет? – обернулсь он к Репину.

Репин молч кивнул.

Вторую пртию мои ребят игрли с энергией отчяния. Об честолюбивы, и вернуться в Березовую с проигрышем – выше их сил. Д и мне хотелось – еще кк хотелось! – чтобы они выигрли.

Вторую пртию выигрли мы, тоже с очень небольшим перевесом в счете. Белые мйки сделли из этого првильный вывод и третью – решющую – пртию нчли осторожно, с оглядкой. Они не рисковли и, выжидя, не двли сильных мячей. Первые минуты обе стороны перекидывлись, словно зново примеряясь и оценивя друг друг.

И вдруг Король дл сильный мяч н смый угол стол – противник не взял. Король, видно, учел змечние Жени о том, что у белых мек зщит слб, – он сильно бил мяч з мячом н угол. Великолепные и неотрзимые удры. Потом подч перешл к противнику, и стрший пренек дл трудный высокий мяч. Репин подпрыгнул, кк кошк, и отбил его. Противники игрли коротко, быстро, не двя Королю бить. Игр рзгорлсь, он шл уже в кком-то неистовом темпе. Никто из зрителей больше не обрщл внимния н второй стол, все столпились вокруг нс. Судья с грозными бровями невозмутимо вел счет.

– Счет игр – по четыре! Счет игр – по пяти!

Все висит н волоске! Пускй проигрыш почетный, но кк не хочется вернуться с проигрышем! Репин подготвливет Королю удр. Король бьет!

– Ур-р! – кричт в один голос Женя и Тня.

– Молодцы! – кричит Лучинкин.

Мы выигрли! Ребят стоят, опустив руки, еще не привыкнув к неподвижности, и Король озирется – куд бы скрыться?

– Восемь – шесть! Игр и встреч в пользу детского дом номер шестьдесят! – провозглшет судья.

Он еще что-то говорит ребятм. Я не слышу слов, но мои обменивются рукопожтиями с противником. Потом белые мйки пожимют руки друг другу. Король и Репин смотрят н них, секунду стоят в нерешительности…

– Что же вы? – говорит судья.

Репин протягивет Королю руку, Король пожимет ее.

Едем домой. Плотин прорвлсь – они болтют без умолку, вспоминют все подробности игры, счстливо смеются, перебивют друг друг.

Подъезжем к своей стнции – и они еще из окошк кричт:

– Выигрли! Выигрли!

– Ур-р! – рздется в ответ. Десятки рук тянутся к нм. И едв поезд остнвливется, встречющие хвтют моих победителей прямо со ступенек вгон и подбрсывют высоко вверх:

– Кчть! Кчть!

62. ВЕРНЫМ ПУТЯМ

Рзные дружбы и отношения были в ншем доме. Рзумов всегд прислонялся к другому. Ему нужно было покровительство нтуры более сильной и смостоятельной. Спокойня, ровня дружб нкрепко связывл Жуков и Стеклов. Но чего-чего, спокойствия в хрктере Короля не было ни кпли. Он и со Стекловым дружил неспокойно, все чего-то добивлся и требовл. А новые отношения с Репиным – отношения, выросшие из неприязни и дже ненвисти, – были очень своеобрзны.

Во время тренировок они только примерялись, прислушивлись друг к другу и держлись принужденно. «Идем тренировться». – «Хвтит, устл». – «Вроде лучше дело пошло». Они обменивлись этими короткими фрзми, но и только. Они, в сущности, дже в лицо друг другу не глядели.

После второй поездки в Ленингрд, после выигрыш, невидимый брьер рссыплся в пыль. Исчезл взимня опск, осторожность, все стло проще и естественнее. И вместе с тем эти новые отношения нпоминли непрерывную ссору, ссору не злую, , пожлуй, веселую.

Однжды во время знятий Софья Михйловн скзл:

– У меня к тебе просьб, Андрей. Вот сборник диктнтов для пятой группы. Я отметил тут некоторые. Подиктуй, пожлуйст, Мите после уроков.

Это было большим испытнием для Короля, но он не произнес ни звук, и я слышл, кк проходили эти диктнты.

– Ну, двй, – говорил Митя. – Вот увидишь, из меня толк выйдет.

– А бестолочь остнется? – спршивл Андрей.

– Ты вот что: ты не зносись.

– Это ты зносишься: пишешь «собк» через три «», уже говоришь – выйдет толк.

– Это, между прочим, не твое дело, кк я пишу.

– Кк тк – не мое? А кто с тобой знимется?

По логике хрктер н этом смом месте Король должен бы зявить: «Ну и шут с тобой, не знимйся!» Но он говорит нечто другое:

– Знимешься, потому что см хочешь. Тебе дже лестно, если нучишь. Перед Семен Афнсьевичем лестно, и перед Влдимир Михйловичем, и вообще перед всеми. Я, брт, тебя зню, кк облупленного.

– Лдно, – примирительно говорит Репин. – Пиши, не рссуждй.

Король писл еще очень безгрмотно, но его нынешние диктнты нельзя было срвнить с прежними. Уже не было, кк прежде: првил – одно, прктик письм – другое.

Иногд он подходил ко мне с книгой в рукх и говорил:

– Смотрите, Семен Афнсьевич, все могу объяснить: «Я посмотрел н него. Редко мне случлось видеть ткого молодц». Посмотрел – корень смотр. Тк. По – потому что приствк, нет приствки «п». Редко – это потому что реденький, не ретенький же. Есть ткое дело. Дльше, случлось. После Ч пишется А, не пишется Я. Все првильно. Видеть – это глгол, ндо понять спряжение: видеть, ненвидеть, обидеть – вот оно что. Молодец – это, я думю, от слов молод.

– А второе О?

– Ну и что ж ткого? Моложе. К примеру: я вс моложе. Тут ничего не скжешь: верно, моложе.

Первое полугодие мы зкнчивли не блестяще – мы всё еще тонули в орфогрфических ошибкх, но нстроение у нс было неплохое. Ведь и неудовлетворительные отметки бывют рзные: есть и ткие, что вот-вот готовы превртиться в удовлетворительные.

И мы знли: все звисит от нс, от ншей воли, от ншего доброго желния, его у нс было хоть отбвляй.

Бывли и неприятности. Иногд совсем неожиднные. Тк, нш Ектерин Ивновн – человек тихий, спокойный и сдержнный – поссорилсь с гороно.

Нм прислли вопросники с предложением проэкзменовть ребят, нсколько твердо они усвоили решения XVII пртийного съезд. Ектерин Ивновн посмотрел вопросники и скзл, что для стрших они, может быть, и хороши, но своим он их двть не будет: не под силу, ребят еще млы.

– Но вот вопросы специльно для них, видите – для первых четырех групп.

– Все рвно не буду, Семен Афнсьевич. Поймите, когд дети слушли Николя Ивнович, это было другое дело – живой рсскз, понятные вещи. А этой политлотереей мы только нбьем ребятм оскомину, всё зсушим и испортим. Нельзя.

Тк и не взял он у меня эти вопросники, и Софью Михйловну из-з этого дже вызывли в гороно.

А тем временем подходил весн. Все шумело, звенело, рушилось, вчершние сугробы рзливлись озерми, игрли рябью, сверкли солнечными зйчикми. Вчершние сосульки приплясывли кпелью н подоконникх. Последние скользкие осколки их ребят, несмотря н нши протесты, зпускли друг другу з ворот или, слдко прищелкивя языком, сосли взмен леденцов.

А в конце преля пришл ко мне Софья Михйловн с «Првдой» в рукх:

– Взгляните, Семен Афнсьевич.

Я взял гзету. В ней было нпечтно постновление ЦК ВКП(б) «О перегрузке школьников и пионеров общественно-политическими здниями», и в нем предлглось «немедленно прекртить прорботку решений XVII съезд пртии и вопросов мрксистско-ленинской теории в нчльной школе…»

– Вот вм и Ектерин Ивновн! – с гордостью скзл Софья Михйловн.

Я тоже гордился ншей Ектериной Ивновной. Д и кк было не гордиться?

Однжды журнлист, специльно приехвший побеседовть с одним из опытнейших ленингрдских педгогов, тщетно бился с нею целый день: он уверял, что ей нечего рсскзывть – рботет, кк все, д и только. Но мы-то видели и ценили ее рботу, ее ясный ум и зоркий глз. Он знл нших ребят, кк может знть только очень любящя и внимтельня мть, был по-нстоящему добр – без тени сентиментльности, без тех ненвистных мне излияний и нежностей, которыми подчс отделывются от детей люди, неспособные н простую, деловую и не прдную доброту, н подлинно сердечную зботу. А учил он своих ребят тк, что ученье быстро стло для них смым интересным делом в жизни и смой большой рдостью. И уж если Ектерин Ивновн считл что-либо првильным, то не отступл ни н шг, ккими бы неприятностями ей это ни грозило.

…А в ме уже я принес Софье Михйловне «Првду» и скзл торжественно:

– Вот вм и Софья Михйловн!

Он стл читть – и ее всегд бледное лицо зрумянилось от удовольствия.

– Вот это действительно счстье, Семен Афнсьевич! – скзл он, поднимя глз от гзеты. – Вы дже не предствляете, нсколько теперь все пойдет по-другому. Помните нш рзговор в вгусте, перед нчлом учебного год? А Елен Григорьевн?

Д, я помнил. А вот этот номер гзеты с постновлением «О преподвнии гржднской истории в школх СССР» срзу рзрешл все нши зтруднения, всё ствил н свое место. Д, нельзя преподносить ребятм бстрктные определения общественно-политических формций, отвлеченные социологические схемы взмен конкретной и последовтельной истории обществ. Д, ндо живо и интересно рсскзывть им о событиях и фктх – связно, логично, век з веком, эпох з эпохой, ндо ткими словми говорить об исторических деятелях, чтобы ребят видели их, кк живых людей, кк зствил их Влдимир Михйлович увидеть Тиберия и Гя Гркхов.

Постновление делло учителя более уверенным в себе. Оно говорило: ты шел верным путем, твое чутье тебя не обмнуло. Твои мысли не остются без ответ, тебя слышт, думют нд тем, что тебя тревожит. Рботй, думй, делись своими сомнениями и своими нходкми – это не пройдет без след, потому что твое дело – дело всего нрод.

В постновлении о том, кк ндо преподвть в школе историю и геогрфию, было все, нд чем думли лучшие учителя и у нс, и в Ленингрде, и, нверно, по всей стрне. Софья Михйловн писл в ЦК пртии. Писл и Влдимир Михйлович, и еще и еще шли письм от учителей – отовсюду. Из крупиц учительского опыт, из учительских рздумий и выросло это постновление.

В тот же вечер мы собрлись в учительской, снов перечитли уже помятую, десятки рз в этот день переходившую из рук в руки «Првду», поговорили, посоветовлись, кк рботть дльше.

Елен Григорьевн весь вечер молчл – упрямые люди не любят признвться в том, что ошиблись. Но ведь постновление било ей не в бровь, в глз, и, перехвтив взгляд Влдимир Михйлович, я молч соглсился с ним: он хорошо понимл это!

63. «ПРИШЕЛ ПРОВЕРИТЬ…»

«Здрвствуй, Семен! Пишу тебе по поручению Антон Семенович.

Недвно к нм в коммуну прислли преньк. Мы определили его в отряд к Зырянскому, он стл рботть н зводе и учиться в третьей группе. Сейчс он перешел в четвертую, вернее – в четвертый: теперь ведь клссы. Рботет он неплохо, учится до сих пор без особого интерес. Мы видели – есть у него з душой ккя-то недомолвк, чем-то он озбочен. Н днях он нм рсскзл, что приехл из Ленингрд, был одно время у тебя в детдоме, потом ушел. Почему ушел, не скзл, Антон Семенович не стл спршивть. Скзл он еще ткое: «Я про вшу коммуну от Семен Афнсьевич слыхл, но не верил. Вот пришел проверить».

«Проверил?» – спршивем.

«Проверил».

«Ну кк, не врл Семен Афнсьевич?»

«Нет, не врл», – говорит.

Фмилия этого Фомы неверного Плетнев. Он все еще чем-то озбочен. Либо дружк оствил в твоем доме, либо по тебе скучет, уж не зню. Но видно, что живет в нем тревог. Антон Семенович спршивет: что ты посоветуешь?

Твой Николй».

Читл я письмо – и видел перед собою Антон Семенович, коммуну, видел втор письм Колю Вершнев, большого моего друг, бывшего колонист, теперь врч в коммуне, видел и «Фому» – Плетнев. Д, еще бы – конечно же, он с первого чс понял, что я не врл, что всё – кк я рсскзывл. Понял, кк только переступил порог ншего дом-дворц, увидел лиц коммунров, увидел Антон Семенович, нших учителей, звод…

Больше всего мне хотелось сейчс со всех ног кинуться в огород, где рботли ребят, и крикнуть еще издли: «Король! Володя! Плетнев ншелся!» Но я сдержлся.

– Костик, – кликнул я, высунувшись в окно, – отыщи Алексея Сввич и Ектерину Ивновну…

– И тетю Соню?

– И тетю Соню, д. Скорее, Костик!

Он зтопл по дорожке, и через несколько минут все были в сборе. Н счстье, и Влдимир Михйлович подоспел, хотя в эти чсы он почти не бывл у нс.

Я прочитл товрищм письмо Вершнев.

– Д, хрктер, – скзл Алексей Сввич. – Пошел проверять, не ндувют ли его. Хотел нписть Королю и Рзумову: всё, мол, непрвд, провели вс, нет ткой коммуны…

– …и звод нет, ничего нет… Но, может быть, нсчет этой «проверки» он придумл? – неожиднно перебил себя Ектерин Ивновн. – Сюд возврщться не позволяло смолюбие, вот он и ншел ткой обходный путь. Кк по-вшему?

– И это возможно. Кк же мы решим теперь? Может, нпишем ему?

– Есть у меня мысль, – скзл Влдимир Михйлович, – не зню только, придется ли вм по душе. Мне кжется, еще кое-кому очень бы полезно поглядеть н коммуну имени Феликс Эдмундович…

Король и Репин уехли в Хрьков через дв дня – уехли, ошеломленные до полной потери др речи, увозя письмо, дресовнное Антону Семеновичу. Рзумов хворл, и поэтому мы не стли доклдывть ему, куд отлучились ребят: ведь он по прву должен бы ехть вместе с ними. Я нспех сочинил ккое-то объяснение, и он только скзл:

– Скучно без Короля…

Гля подолгу сидел у него в больничке, читл ему вслух. Он отлично ухживл з больными, и я не рз говорил ей: «Тебе не педгогический бы кончть, медицинский». – «Нет, мне еще мой педтехникум пригодится», – неизменно отвечл он.

– А что, Семен, – спросил он кк-то (дело было дней через десять после отъезд Короля и Репин), – не по душе тебе Володя?

– Ты почему тк думешь?

– Д уж думю…

– Пожлуй.

– А почему?

– Видишь ты, у него хрктер несчстного человек. А я этого не люблю. Вот возьми Петьку. Ну чем он счстлив? Семьи не знл, детство было тяжелое, теперь погляди: живет и рдуется. Всему рдуется. От чистого сердц. А у Володи твоего брометр всегд покзывет «псмурно». Плохо это.

– А я думю, – сердито скзл Гля, – плохо, когд хотят, чтоб все люди были н одну колодку. И еще плохо, когд смотрят поверху. А если посмотреть вглубь, тк видно, что он хороший товрищ. Очень привязчивый и преднный.

Я попробовл было возрзить: можно быть хорошим товрищем, привязчивым и преднным, и не вешя постоянно нос н квинту. Но тут мне вручили телегрмму:

«Может оствишь мне всю тройку знк вопрос.

Мкренко».

Я повертел в рукх телегрфный блнк. Что же это знчит? Они не хотят возврщться? Хотят остться тм? Быть этого не может! А почему, собственно, не может? Ткой дом, ткой звод, ткие люди… ткой сд вокруг дом… Д почему не может быть, черт возьми?! У нс тут горздо хуже. У нс нет ни звод, ни ткого богтого дом, у нс еще многого нет. А тм… И все-тки, все-тки – не может быть! Ну, Плетнев… ну, Репин! Но Король?! Нет, и Репин не мог! Что же это все знчит? Зчем Антон Семенович спршивет, кого он испытывет? Д нет, никого не испытывет. Ох, и хитрый же вы, Антон Семенович! Зню я вс! Увидл троих хороших ребят – и уже хочет збрть их себе! Но кк же все-тки быть?

– Кк ты думешь? – спросил я Жуков, покзывя ему телегрмму.

Сня прочитл, повертел, кк и я, листок, словно ндеясь нйти объяснение, углядеть еще ккие-то первому взгляду незметные слов. Откшлялся, скзл почему-то бсом:

– Я бы, Семен Афнсьевич, ответил тк: «Пускй сми решют».

– Лдно, – ответил я, – тк и нпишем. В тот же день я отпрвил телегрмму. Прошел день – ответ не было. Прошел другой – все то же.

– Телегрф у нс безобрзно плохо рботет, – мельком скзл после обед Алексей Сввич.

– Прво, следовло бы нписть в гзету о рботе связи, – зметил под вечер Влдимир Михйлович.

Ответ пришел еще три дня спустя. Мы сидели н крыльце. Были теплые, душистые мйские сумерки, пхло молодой листвой, в бледном небе едв прорезывлись первые зеленовтые звезды. И вдруг н дорожке под ркой покзлись ккие-то тени. Только острые глз Рзумов могли узнть их, может быть, просто его сердце учуяло!

– Король! Плетнев!

З Рзумовым повсккли все – и нперегонки бросились нвстречу приехвшим. Их было трое: третий действительно Плетнев, в коммунрской форме – в полуглифе и синей блузе с широким белым отложным воротником.

Тройку тормошили, тщили в рзные стороны. Костик висел н шее у Короля и дрыгл ногми. Рзумов окзлся не из смых быстроногих и теперь едв пробился к Плетневу. Мльчишки секунду постояли друг против друг и вдруг – первый шг сделл Рзумов – обнялись. Остльные, смущенные тким непривычным проявлением чувств, рзом отвели глз и еще громче прежнего зговорили. Один Король смотрел снисходительно и понимюще.

– Целуются! – воскликнул удивлення Леночк.

– И ничего не целуются! – сурово возрзил Лир.

Потом Плетнев подошел ко мне. Он изменился з год – окреп, рздлся в плечх и уже не кжется тким долговязым. Лето только нчинется, но он успел згореть н щедром укринском солнце, дже нос лупится. Открытое, хорошее стло лицо, и глубоко сидящие глз смотрят уже не прежним недобрым и подстерегющим взглядом – другие стли глз. Я внимтельно рссмтривю его при свете фонря, висящего нд крыльцом, и Плетнев слегк смущется.

– Антон Семенович велел передть привет, – говорит он с зминкой и умолкет.

Протягивю ему руку. Он крепко, обрдовнно пожимет ее. Зчем говорить много? И тк все ясно!

Тройку повели в столовую, и все гурьбой двинулись з ними. Плетнев и Король, с ппетитом хлебя щи, жуя горбушки (горбушки – любимое нше лкомство – дежурные ншли для всех троих), ухитрялись в то же время не умолкть ни н минуту. Нперебой рсскзывли о днях пути, о коммуне, об Антоне Семеновиче. Любопытно, что говорили они по-рзному. Плетнев – кк строжил, знющий все нсквозь. «У нс тм…» – произносил он совершенно искренне, точно полжизни провел в коммуне. Король, кк человек, открывший новую, удивительную стрну, рсскзывл с жром, пересккивя с одного н другое. Репин изредк вствлял словечко, но больше молчл, хотя ел и пил с не меньшим ппетитом, чем те двое.

– А вы чего обртно ехть не хотели? – строго спросил вдруг Петьк.

– Ну д, «не хотели»! – рыжим глзом сверкнул н Петьку Король и дже ложку отложил, чувствуя, что тут не одному Петьке ндо дть объяснения. – Антон Семенович говорит: «Оствйтесь у нс». Мы говорим: «А кк же нши?» А он серьезно тк: «Ну, я зпрошу Семен Афнсьевич». Послл телегрмму, мы и не знем, что скзть. Приходит телегрмм, он нм покзывет – и опять: «Кк же вы решите?» – «Я, – говорю, – должен вернуться. Не зню, кк Плетнев и Репин». Репин тоже говорит: «Здесь, говорит, очень хорошо, только оствться я не могу». А Плетень тоже: «Что ж, они з мной приехли, кк же мне теперь…» Антон Семенович зсмеялся и говорит: «Првильно, поезжйте!» Вот мы и поехли. Фотогрфий привезли, писем!..

– Письм у меня здесь зшиты. – Репин полез з пзуху.

– Эй, не пори н себе, рзорвешь! В спльне рспорешь, – скзл Король.

…Полчс спустя Андрей постучлся ко мне в кбинет.

– Вот, – скзл он, – рспорол. Вот письм. – Он протянул мне три конверт: от Вершнев, от Алеши Зырянского – комндир четвертого отряд, и от Антон Семенович.

– Ну, кк тебе покзлось в коммуне? – спросил я, положив нверх письмо Антон Семенович.

– Мне… – нчл Андрей.

И тут я увидел, что он плчет. Слезы текли по щекм, он неловко и поспешно утер их, но они текли еще и еще.

– Ты что, Андрей? Что с тобой? – Я взял его з плечо.

Он отвернул лицо и, стрясь подвить рыдние, плкл еще сильнее.

И я перестл спршивть. Мне покзлось, я понял, хоть он и не мог ничего скзть словми. Год нзд он тоже плкл тут, у меня, но то были другие слезы – злые, себялюбивые. А эти словно смывли с его души осттки недоверия, горечи, уязвленного смолюбия. Должно быть, они копились двно, и теперь он тщетно пытлся сдержть их.

Не глядя н него больше, я рспечтл письмо. Оно не сохрнилось, кк не сохрнилось, к сожлению, большинство писем Антон Семенович. Но, мне кжется, это письмо я помню слово в слово.

«В этом году возьму отпуск и приеду к тебе, – писл Антон Семенович. – Только рньше осени не выйдет. Хорошие у тебя ребят, хочу познкомиться со всеми – кк-никк, – внуки. Думю, Андрей потребует еще очень много внимния, времени и сил. Ну, кк же инче? Ты см хорошо знешь, что рбот нш – это ряд усилий, более или менее длительных, иногд рстягивющихся н годы и при этом всегд имеющих хрктер столкновений, противоречий, в которых интересы коллектив и отдельных лиц зпутны в сложные узлы. З четырндцть лет моей рботы в колонии, не было у меня двух случев совершенно схожих. А теперь слушй. Хотел скзть тебе это при встрече, но, пожлуй, скжу сейчс: подумй о том, кто может зменить тебя в Березовой…»

Я поднял глз: Репин утирл последние слезы. Он встретил мой взгляд и, мгновенно что-то уловив, спросил:

– Случилось что-нибудь?

– Д нет, ничего, – ответил я.

Меньше всего я мог вообрзить, что уеду отсюд, оствлю и его и всех тех, кто шумел в тот чс н ншей поляне. Но я понимл и другое: Антон Семенович не стл бы тк писть зря. Что бы это знчило?

В тот же вечер я нписл профессору Репину. Я писл, что через некоторое время он уже сможет приехть в Березовую повидться с сыном, – тогд вместе решим, кк будет дльше.

64. «ОН ДОБРЫЙ?»

Никому ни слов не говоря, я непрестнно думл о том, что нписл мне Антон Семенович. Неужели ндо будет уехть отсюд? Но это для меня тк же невозможно, кк оствить вдруг Глю, Лену, Костик. Это все рвно, что уехть от смого себя. Конечно, я знл, что сделю тк, кк скжет Антон Семенович: рз он скжет, знчит, нужно. Но мне все кзлось – нет н свете ткой причины, которя зствит его вызвть меня из Березовой. Может быть, это только предположение?

«Объясните подробнее», – попросил я Антон Семенович в ответном письме. И он нписл: сейчс рно говорить об этом. Но о человеке, который зменил бы тебя, думй. О змене мы всегд обязны думть, кк думет об этом комндир в бою.

Ребят без конц рсспршивли приезжих о коммуне, Король говорил без устли, время от времени обрщясь з подтверждением к Плетневу, кк к человеку, который знет все до тонкости.

– Верно тебе говорю. Вот спроси у Плетня, он тебе тоже скжет.

Ккой дом! Звод ккой! А ребят! И глвное – ккой Антон Семенович!

– Он добрый? – спросил кк-то Петьк.

– Добрый? – неуверенно повторил Король. – Кк бы тебе получше скзть…

– Дй я скжу, – вмешивется Плетнев. – Вот я в коммуне подружился с одним млым, очень хороший млый, Вськ Клюшник его звть. Он тм комндир, н лучшем счету – вроде кк у вс Жуков (срвнение это прозвучло очень просто и блгожелтельно). Ну вот. Один рз коммун был в походе, и Клюшник попросился у Антон Семенович сойти с проход посмотреть город. У него ккие-то тм знкомые были. Говорит: «Отпустите меня, мне только до четырех чсов». Антон Семенович ему: «Не обернуться тебе до четырех, лучше до шести». А Вськ злдил: «Нет, мне до четырех хвтит!» – «Ну лдно, иди». И вернулся он четверть пятого. Антон Семенович ему и говорит: «Тебя спршивли, ты упирлся, теперь будешь отвечть. Было б тебе срзу рссчитть кк следует. Сдись под рест». И больше Клюшник с проход н берег не сошел. Одессу проезжли, еще тм рзные змечтельные город, Клюшник сидел н плубе. Вот тк Антон Семенович и нкзл его. Вот и считй, кк по-твоему, добрый он?

Петьк потрясен и не знет, что отвечть. А Король добвляет:

– Он знешь кк спршивет? У-у! И чем прень лучше, тем с него больше спрос. Вот кк у них зведено.

Я слушю и думю – д, это кк рз и есть то, что Антон Семенович нзывл глвным в педгогической рботе: кк можно больше увжения к человеку, кк можно больше требовния к нему! Рзве стнешь требовть с того, кого не увжешь?

И еще я думю: я мло знл Плетнев. Знл отрженно, по рсскзм Короля и Рзумов. Год нзд я не успел ни рзглядеть, ни понять его. А сейчс вижу: недром дружкм тк не хвтло его. Хороший прень. И с головой.

Рсскз Плетнев нпомнил мне еще один случй – случй из моего прошлого. Это было в 1922 году, весной. Нм, смым стршим в колонии – Буруну, Вершневу, Здорову, Белухину и мне, – предстояло приняться з ученье: мы должны были готовиться к поступлению н рбфк. Кончлсь большя полос моей жизни. Прошедшее с огромной силой нхлынуло н меня – снов я видел себя и пстушонком и бтрком, который з девять копеек в день рботл с рссвет до темн… видел себя поводырем слепого и в цыгнском тборе… Беспризорность, бездомность, голод, холод… А потом – встреч с Антоном Семеновичем, колония – и вот я готовлюсь н рбфк!

Кк шльной, ходил я по колонии, не зня, куд себя девть и чем зняться. Нконец ндумл:

– Антон Семенович, отпустите меня домой! Я пять лет дом не был.

– Мть вспомнил?

– С чего вы взяли? Я просто тк…

– Просто тк… ну-ну… Дом побывть ндо, соглсен. Сегодня же и поговорим н совете комндиров – без этого нельзя. – И уже вдогонку мне добвил: – А хорошего стесняться нечего. Хочешь с мтерью повидться – тк и скжи.

Д, пять лет я с нею не видлся. Первые три год см про себя знл, что я прень пропщий, не хотелось глз домой кзть. А кк попл в колонию, все дожидлся, пок уж совсем человеком стну, чтоб мтери свидние со мной было ее горе и слезы, и впрямь рдость.

…В тот же день совет комндиров дл мне ткое удостоверение:

«Дно нстоящее Семену Крбнову, колонисту колонии имени М. Горького, в том, что н основнии решения совет комндиров ему предоствлен отпуск в Чутозский рйон, село Сторожевое, с понедельник 22 мя 1922 год по субботу 27 мя 1922 год, до 12 чсов дня.

Зведующий колонией А. Мкренко.

Секретрь совет комндиров Н. Вершнев».

Я и не зметил, кк прошгл тридцть верст, и вот родное село. Вот мост, вот церковь – все ткое же, кк было, только меньше. Или это я вырос? Был уже вечер, нрод возврщлся с поля, меня оглядывли, я не шел – бежл: скорее домой! Женщин у колодц скзл:

– Никк, крбновский меньшой?

И другя ответил:

– Тк он же пропл!

Вот и нш хт. Кто это н пороге? Мм! Может, он ждл меня здесь все эти пять лет? Он протягивет руки и плчет. Почему плчет – ведь я здесь, жив и здоров…

Из одних объятий я попдю в другие – вот отец, брт. Почему столько нроду в хте? О, я приехл вовремя: через несколько дней брт женится, и у нс с утр до вечер шьют, пекут, готовятся. Веселя сумтох, сутолок, у всех хлопот по горло – ткое бывет только перед свдьбой. Я тоже с головой ушел в эти дел и только стрлся быть поближе к мтери, д и он меня не отпускл, все подзывл к себе то з одним, то з другим.

А дни точно под гору неслись, не успеешь оглянуться – уже вечер. Дом было полно перемен. Я не успевл смотреть, слушть. Все крестьяне получили помещичью землю. У отц тоже стло пять десятин, прежде не было ни клочк. Еще дли корову, коня. Конь был хороший, крепкий, гнедой, с белой отметиной н лбу. В селе ншем открылись клуб, читльня, молодежь готовил спекткль. Все это было тк не похоже н нше строе Сторожевое!.. И вот в ночь н субботу я вдруг спохвтился: д ведь звтр в двендцть я уже должен быть в колонии! Я соскочил с телеги с сеном (я спл н ней) и бросился в хту. Отец и брт уже спли, мть стоял у печи ко мне спиной.

– Мм! Звтр рно утром я ухожу!

Он обернулсь, словно ее удрили:

– Куд? Бог с тобой!

Поднял голову с подушки отец, проснулся брт. Я объяснил, что должен идти.

– Д что ты, Семен! – твердил мм. – В воскресенье родного брт свдьб, ты в субботу уйдешь? Опомнись!

Брт тоже уговривл меня остться. И только отец скзл:

– Ну что ж… Иди, выспись: путь длекий. Рз нельзя, знчит, нельзя.

Н рссвете я вскочил, собрлся. Мть плч подл мне узелок с гостинцми, отец протянул кисет с тбком – подрок Антону Семеновичу. Обнял я своих – и пошел, услышв нпоследок безндежное: «А может, остнешься?»

В нчле двендцтого я не вошел – влетел в колонию и тотчс помчлся в кбинет Антон Семенович. Он встл, и мы обнялись, словно год были в рзлуке.

– Ну, сдись, рсскзывй. Кк дом? Кк н селе?

– Вот, держите: отцов подрок, смосд… А меня всё не отпускли, уговривли, чтоб остлся.

– Хлебопшествовть? Или женить хотели?

– Угдли, д не совсем. Брт женится, звтр свдьб.

– Брт? Тк… А ты, знчит, не остлся?

– Д кк же я мог?

Тут в дверь зглянул Вершнев:

– Можно, Антон Семенович? Здорово, Семен! Двй удостоверение, то кк зпишу опоздние…

– Ну-к, Николй, собери совет комндиров! – скзл ему Антон Семенович.

Через три минуты все комндиры собрлись в кбинете.

– Вы простите, что оторвл вс от дел, – скзл Антон Семенович, – но мое дело не терпит: прошу продлить Семену отпуск до понедельник. Звтр у него брт женится.

Я остолбенел:

– Д что вы, Антон Семенович? И без меня обойдутся…

– Ну-ну! Брось дурк влять! Ведь смому хочется? – згудели все.

– Тише! – скзл Антон Семенович. – Я прошу об этом не рди тебя, Семен, рди мтери. Кково ей было отпустить тебя перед тким днем?

– Предлгю: Семену в обязтельном порядке возвртиться в отпуск! – зявил Вершнев.

– И еще кого-нибудь со мной! – попросил я.

И снов было нписно отпускное свидетельство – н этот рз мне и Буруну. Мы тотчс собрлись и зшгли. Я и думть збыл, что нынче уже проделл этот путь от Сторожевого до колонии. Но не прошли и версты, кк з спиной послышлся топот. Смотри-к! Д это нш фэтон!

Лошдь порвнялсь с нми, и знкомый голос окликнул:

– Сдитесь! Ты, Бурун, ко мне, Семен н козлы. Решил и я погулять н свдьбе.

– Вы, Антон Семенович? К нм? В Сторожевое?!!

– А что ж ткого? Сми веселитесь, мне нельзя? Или жлко чрки вин?

Вместо ответ я втолкнул Бурун в фэтон, вскочил н козлы и звертел концом вожжей нд лошдиной спиной. Никогд еще нш Мэри не рзвивл ткой скорости! Я знл, знл, зчем он поехл: чтоб мне не шгть второй рз з день добрых тридцть верст. Я знл, знл, зчем он поехл: это подрок мне и моим – чтоб нш прздник был еще лучше, еще веселее! Он всегд все понимл, и сейчс, двендцть лет спустя, он понимет, кк мне вжно увидеть его, кк вжно, чтобы он приехл сюд и см все увидел!

65. 16 ИЮНЯ

Если человек бежит во весь дух и его вдруг резко остновить н бегу, у него может рзорвться сердце. Нш жизнь летом 1934 год нпоминл счстливый, в полную силу бег, нетерпеливое и неудержимое стремление вперед. И я не зню, кк мне перейти к тому, что внезпно остновило меня н всем ходу, вырвло из этого стремительного и рдостного движения и едв не рзбило мою жизнь.

Стоял июнь, и мы вместе с ленингрдскими друзьями готовились к походу в Петергоф. Поход был рссчитн н три дня.

– Ну, это тебе, конечно, не Крым, не Квкз, конечно, – философствовл Король, – однко ничего. Нчнем с Петергоф, будущим летом, глядишь, и в Крым двинем.

К своему скромному походу мы готовились тк, кк будто н крй свет собирлись. Воення игр прошлым летом познкомил нс с кртой, с топогрфическими знкми, немного с збукой Морзе (нперекор протестм Ектерины Ивновны). И сейчс чертили большую сводную крту, и у кждого отряд был своя. К нм чуть ли не кждый день приезжли из Ленингрд, и мы чсто посылли туд своих гонцов. Было что-то вроде прздничной, предсвдебной сутолоки, кк тогд в Сторожевом: у кждого было дело – и это дело кзлось ему смым вжным. Все минутми пуглись: вдруг не успеем всё сделть! И кждый был уверен: подготовимся – лучше не бывет!

Поход был нзнчен н 15 июня, 14-го из Ленингрд прислли новичк. Он стоял передо мной – приземистый, несклдный, с непропорционльно мленькой и ккой-то угловтой головой; зтылок словно стесн, лоб низкий, поктый, глз глубоко зпрятны под выступющими ндбровными дугми. Лицо у него было серое, без крсок: губы, щеки, лоб – все одинково серое, тусклое. Я смотрел н стрнного серолицего прня и с досдой спршивл себя: почему, когд здесь нходился дом для трудных детей, педологи нпрвляли сюд смых обыкновенных, нормльных ребят, тких, кк Жуков, Стекловы, Король, Рзумов… А теперь, когд уж ни у кого язык не повернется нзвть моих ребят трудными, педологи присылют мне новичк, о котором я срзу могу скзть: он и в смом деле ненормлен, болен, н его лице – печть душевной болезни, печть идиотизм. Что он будет делть у нс, среди здоровых детей?

Я дже не знл, слышит ли он мои вопросы, понимет ли, что ему говорят. Он почти не отвечл, если и нчинл бормотть что-то, я едв мог рзобрть половину слов.

– У тебя болит что-нибудь?

Молчит, глядит в сторону. Что с ним делть?

Я велел Жукову отрядить кого-нибудь из ребят, чтоб помогли новенькому вымыться в бне.

– До чего прень стрнный, – скзл после Володин, которому это было поручено. – Сидит, кк неживой, не рстормошишь никк. И ест хуже мленького, все у него влится.

О том, чтобы он пошел с нми в поход, и речи быть не могло. Болен ли он был, устл ли, но двиглся он по-стриковски медленно, едв перествлял ноги.

– Ты не горюй, – скзл я. – Это не последний поход. В следующий рз пойдешь со всеми.

Он будто и не слышл – не поднял глз, не повернул головы. «Эх! – еще рз с тревогой подумл я. – Времени уже нет. Кк только вернемся из поход, буду требовть, чтоб его збрли от нс».

Отпрвлялись в поход все. Кроме новенького, н ншей Березовой поляне оствлись только Софья Михйловн, Гля с млышми и Антонин Григорьевн. В последнюю минуту случилсь бед с Коробочкиным: горячке сборов, сбегя с лестницы, он подвернул ногу. Он все-тки попытлся стть строй, зклинл взять его, но я был неумолим – пришлось ему остться. Алексей Сввич, я и дже Николй Ивнович, несмотря н больную ногу, шли с ребятми. Ектерин Ивновн хотел съездить дня н дв в Тихвин нвестить отц. Нш дом должен был н три дня опустеть.

Рно утром 15-го, перед тем кк мы выступили, я подошел к Костику с Леночкой. Они еще спли: Леночк – свернувшись клубком и подложив лдонь под щеку, Костик – уткнувшись лицом в подушку и рскинув руки. Он и во сне бежл куд-то. Весь день он был в движении и зсыпл н лету: только что еще смеялся, прыгл в кровти – и вот, словно срженный, пдет в подушки, рзметв руки, и мгновенно зсыпет. Я тихонько повернул его н бок, поцеловл в теплую, румяную щеку и подумл: скоро они об встнут и будут с недоумением бродить по обезлюдевшей поляне и допршивть Глю: «А где все мльчики? А зчем они ушли? А когд они придут? А пп когд придет?» Я еще рз поцеловл обоих. Они не открыли глз, только зворочлись во сне.

Мы выступили в поход. В воздухе крупными нетющими хлопьями кружился тополиный снег. Солнце спозрнку уже пригревло. Было нм весело – от глубокого чистого неб, от солнц, от яркой зелени вокруг, от того, что в Сиверской мы должны были встретиться с ленингрдцми.

Н другой день мы подходили к Сиверской. Я шел позди, змыкя колонну, и вдруг услышл чей-то здыхющийся голос:

– Семен Афнсьевич! Семен Афнсьевич!

Я обернулся – передо мной стоял Коробочкин. Колонн ребят ушл вперед, я словно прирос к земле. Откуд здесь взялся Коробочкин? Что его привело? Что случилось?

– Семен Афнсьевич… Костик пропл!

Дыхние у меня пресеклось. Хотел зговорить, спросить – голос не было. Схвтил Коробочкин з плечо. Он понял и зторопился:

– Ищем его с утр. Всё обыскли. Вышел из дому, потом Глин Констнтиновн позвл его чй пить – нету. Кричли, всё обшрили, чс дв искли – нету!

Я нгнл колонну, остновил Алексея Сввич и скзл коротко, что возврщюсь в Березовую:

– Костик пропл.

Он изменился в лице, молч кивнул. Я зшгл к стнции. Слегк прихрмывя, но не отствя, рядом шел Коробочкин. Почти у смой стнции нс догнл Король. Что он узнл, о чем догдлся, я спршивть не стл, спросил только:

– Алексей Сввич знет?

– Отпустил, – ответил Король.

Поезд н Ленингрд должен был прийти только через чс. Я готов был отпрвиться до Березовой пешком, хотя бессмысленней ничего и придумть было нельзя. Король исчез куд-то и через пять минут прибежл з нми: со стнции уходит попутня грузовя мшин, нс подкинут до Ленингрд. И мы поехли. Впереди всю дорогу трясся другой грузовик, нполненный метллической стружкой – фиолетовой, крсной, рыжей. Мне кзлось, что это от нее у меня рябит в глзх и рзбегются мысли. И почему я помню это?

Около пяти чсов мы были в Березовой. Едв взглянув н Глю, я понял: не ншли. Леночк повторил и мне свой рсскз: они с Костиком сидели н крыльце. Подошел новый мльчик и скзл Костику: «Пойдем гулять». Костик встл и пошел с ним. И больше не пришел.

Я кинулся к новичку с вопросми. Он молч, тупо смотрел в землю. Я понял, что ничего не добьюсь от него.

Я обегл прк, рощу. Мы с Королем и Коробочкиным обшрили пруд, колодец, в который когд-то упл Лир. Король бегл кк одержимый. Я боялся смотреть н него, боялся узнвть в его взгляде отржение своего ужс. Мльчик нигде не было.

Я возврщлся домой около семи. Тупя боль в зтылке мешл думть. Я не знл, что делть, что скзть Гле, я знл только одно: Костик нет.

Потом в стороне, в кустх млины, совсем неподлеку от ншей поляны, послышлся женский голос. Девушк в пестром плтье связывл большую охпку цветов и пел. Я прошел дльше. И вдруг песня оборвлсь, позди вскрикнули. Я обернулся. Девушк стоял, нклонясь нд чем-то, потом зкричл, выронил цветы и бросилсь бежть. Я понял. Кинулся туд и увидел Костик.

В густой трве, среди кустов млины, он лежл тк же, кк вчер утром в постели, когд я прощлся с ним: лицом вниз, рскинув руки. Рядом влялся нож. Я поднял млыш – и тело его безжизненно повисло.

Не зню, сколько времени я тк стоял, прижимя к себе сын. Я боялся смотреть ему в лицо, не смел шевельнуться, не смел идти. Потом до меня донесся крик – это было у нс, и я пошел, почти побежл к дому. Во дворе я увидел то, чего и ждл, – и, опустив млыш н трву, едв успел вырвть новичк из рук Короля и Коробочкин.

Позднее, совсем уже к вечеру, приехл Николй Ивнович. Ему, должно быть, еще в дверях все рсскзли. Ни о чем меня не спршивя, он взял новичк и увез его в Ленингрд.

66. СИЛЬНЕЕ ГОРЯ

Нзвтр с утр вернулись нши. Хотя Алексей Сввич ничего не скзл ребятм, они поняли: что-то случилось, и нстояли н том, чтоб вернуться домой. Он не противился, потому что и см не нходил себе мест.

Я вышел нвстречу ребятм. Первый, кого я увидел, был Лир. Он со стрхом посмотрел н меня своими черными глзищми и вдруг скзл:

– Семен Афнсьевич! Вы седой!

Рсскзывть о том, что было, нельзя. Нет у меня тких слов. Похоронили Костик. Гля слегл, я не мог ни н чс от нее отойти. Приехл тетя Вря, кждый день приходил доктор Евгений Николевич, Гля лежл без сознния третьи сутки. Я выходил только к Софье Михйловне, чтоб подержть н коленях Лену и убедиться, что он здесь. Но когд бы я ни выглянул в окно, когд бы ни вышел н крыльцо, я видел Лиру или Короля, Петьку или Жуков. Они встречли мой взгляд молчливо и только иногд спршивли:

– Может, нужно что-нибудь, Семен Афнсьевич?

Н четвертую ночь я сидел подле Глиной кровти, держ ее руку в своих. Было очень тихо, и вдруг мне покзлось, что Глиного дыхния больше не слышно.

Счстье приучет ждть только хорошего. Счстливый не ждет беды. А тот, кто узнл горе, ждет горького. В ту минуту я почувствовл, я был уверен, что и Гли нет в живых.

– Тетя Вря, – тихо позвл я.

Он дремл н стуле у окн, но тотчс встл, подошл к кровти и тронул рукой Глин лоб.

– Слв богу, – услышл я, – лоб влжный.

Я не знл, что это ознчет. И вдруг увидел, что Гля открыл глз и смотрит н меня. И по глзм я понял: он все помнит.

– Леночку, – прошептл он.

Я взял н руки спящую девочку и положил около Гли. Он снов зкрыл глз, по щекм ее ктились слезы.

– Плчет. Слв богу! – шепотом повторил тетя Вря.

Н другой день я впервые вышел к ребятм.

В доме все было кк всегд, и ребят и воспиттели стрлись, чтоб ничто не изменилось, чтоб все шло по-прежнему. Только все было кк-то тише, приглушенней. Не потому лишь, что жлели меня и Глю, нет, – Костик был дорог всем, все любили его. И никто не мог примириться с тем, что случилось. Однжды, подходя к могиле млыш, я услышл голос, потом увидел и ребят – они ствили огрду. Они рботли без обычного шум, только перекидывлись словом-другим.

– Поглубже копй!.. Почще ндо ствить…

Тишин. Потом голос Короля:

– Клен посдим. Он клен любил. Говорил: листья ккие крсивые…

Не зню, кто телегрфировл Антону Семеновичу, но через неделю после гибели Костик я получил от него письмо:

«Дорогие мои, я не пишу вм слов утешения, я с вми, чувствуйте меня рядом с собой, кк чувствую я вс. Бывет иногд в жизни ткое, что кжется – выход нет: погибй или отступй. Но я зню, ты не отступишь. Верю тебе, Семен. Нйди в себе силы перенести это стршное горе, стнь сильнее горя, помоги Гле.

Твой Антон».

Если я и вынес, то только потому, что должен был помочь Гле, ребят помогли мне. Я все время был с ними и уверен: они понимли, что нужны мне, кк воздух. Они обрщлись ко мне с тем, что прежде решли и делли сми, без меня. Они шли ко мне с кждым пустяком, со всякой мелочью. Они не оствляли меня одного ни н минуту. При этом я не ловил н себе никких сожлеющих взглядов. Они сочувствовли мне сдержнно, по-мужски, и кк мужчины, кк товрищи мне помогли. Король был около меня почти неотступно. Не встречлся глзми, не зводил рзговоров – просто был рядом.

– Двйте рспилим… Кк по-вшему?.. Объясните нм… Вот рссудите нс, мы тут поспорили… Ну, кк же мы без вс н огороде… Из колхоз просили помочь, идемте с нми, Семен Афнсьевич?

Тк было весь день. А потом нступл ночь, и вот тут стновилось худо: спть я не мог. Не спл и Гля. Он почти и не ел.

Он не рботл, и у нее совсем уж не было никкого спсенья. Вств поутру, он брл Леночку и бродил с нею по прку, по лесу. Я знл: в это время в лесу и в прке непременно есть кто-нибудь из ребят, чще стршие, из тех, что поменьше, – Лир. Этот стл молчлив и сумрчен, точно срзу подрос: уже не было внезпных выходок, приступов шумного озорств. И он, кк Король, стрлся все время быть у меня под рукой. Гля сделлсь н себя не похож – остновившийся взгляд, темные круги под глзми, зпвшие щеки. Он не плкл и молчл. «Зкменел», – говорил тетя Вря. И я тоже молч ждл, пок он в силх будет зговорить.

– Сеня, – скзл он однжды, – уедем отсюд.

– Глочк, куд же?

– Не могу я тут… – нчл он и смолкл.

Он больше не возврщлсь к этому рзговору, но сердце у меня сжлось. Я понял: ей здесь нельзя оствться. А я – кк я могу уехть? Кк оствлю ребят?

Осень подходил не торопясь, но мы во всем видели ее приближение. Ппоротники стли рыжими. Зшуршл под ногми плый лист. А Леночк принесл мне стебель лндыш, н котором вместо легких белых колокольчиков висели крепкие орнжевые шрики:

– Ккие это ягоды?

– Лндышевые семен, Леночк, – ответил з меня Ектерин Ивновн. – Осень, Леночк, осень…

Дел было много, и дело не ждло. Я изо всех сил стрлся оглушить себя рботой, и только мысль о Гле по-прежнему не двл мне покоя.

И вот в конце октября пришл телегрмм:

«Жду тебя Киеве. Сдвй дел, есть большя рбот Укрине.

Мкренко».

Несколько дней я никому не говорил о телегрмме. Потом дл ее Алексею Сввичу. Он прочел и, отвернувшись, положил было н крй стол. Потом покзл Влдимиру Михйловичу. Тот, в свою очередь, прочел, помолчл, нконец скзл негромко:

– Тк… Ну что ж, это првильно… првильно, что поделешь…

Ночью я нписл Антону Семеновичу письмо – всего несколько строк:

«Я не впрве уезжть сейчс. Вы должны понять это, Антон Семенович».

Ответ был крток, и я тоже помню его слово в слово:

«Ты – мой ученик, и мы столько лет жили и рботли рук об руку. И ты считешь, что я могу предложить тебе дезертировть? Я думл, ты лучше знешь меня. Здесь есть рбот, которую я могу и хочу поручить именно тебе. Я знл о ней двно, вот почему и писл уже, чтоб ты подумл о том, кто тебя зменит. Приезжй. Ты нужен здесь. Пробудь в Березовой столько, сколько тебе пондобится, чтоб быть уверенным: оствляешь дело в ндежных рукх».

Я читл и перечитывл это письмо. Смотрел н спящую Глю и думл: збыть – он никогд не збудет. Но пусть кждя дорожк, кждый угол, кждое лицо не нпоминют ей. Пускй вокруг будут новые люди, новые зботы. А глвное – рботть, ей непременно ндо рботть.

67. НА КРУТОМ ПОВОРОТЕ

Н другой день я поехл в гороно. Увидев меня, Зимин поднялся и, прежде чем я успел вымолвить слово, скзл:

– Товрищ Мкренко нписл и нм. Мы соглсны с ним. Мы вс, конечно, отпустим.

Помолчли.

– Тяжко вм, я понимю… – нчл Зимин.

– Не понимю, кк я уеду отсюд, – скзл я сквозь зубы. – Кк ребят оствлю…

– Вы их в хороших рукх оствляете, – скзл Алексей Алексндрович.

Вернувшись домой, я покзл письмо Антон Семенович своим товрищм: гороно будет думть своим чередом, двйте и мы подумем, кому лучше руководить ншим домом.

Я смотрел н этих людей – они стли мне дороги и близки, кк бывют дороги и близки только те, с кем делил мысли и труд, кому доверяешь до конц, без оглядки. Что-то они скжут?

– Я думю, лучше всего было бы поручить это Николю Ивновичу. Он молод, энергичен, хорошо знет ребят, любит ншу, рботу.

Это скзл Алексей Сввич – скзл медленно, взвешивя кждое слово и глядя н всех по очереди, будто спршивя: Тк? Верно?

– Совершенно соглсен, – скзл Влдимир Михйлович, нклоняя седую голову.

– Я тоже думл об этом, – скзл Ектерин Ивновн.

– Но мы вовсе не собиремся здесь долго оствться! – резко прозвучл голос Елены Григорьевны.

– Я никуд отсюд не уеду, – не взглянув н жену, твердо скзл Николй Ивнович. – Спсибо, что верите мне. Но я ведь здесь недвно, меньше всех вс. Спрвлюсь ли?

– Вы можете положиться н нс, – спокойно скзл Софья Михйловн.

Будь я н месте Николя Ивнович, эти крткие слов придли бы мне больше бодрости, чем любые длинные дружеские зверения.

– Будем рботть все вместе, кк и прежде, – промолвил Ектерин Ивновн.

Елен Григорьевн сидел, зкусив губу и не поднимя глз.

– Большое спсибо! – взволновнно повторил Николй Ивнович и повернулся ко мне: – А вы-то кк думете, Семен Афнсьевич?

– Я соглсен с товрищми и доложу о ншем решении в гороно, – скзл я.

Д, я был полностью соглсен с товрищми и знл: все они помогут Николю Ивновичу и кждый будет рботть тк, словно вся ответственность з дом и детей лежит н нем смом.

Ребятм я не говорил ничего. Решил, что не скжу до последней минуты.

Дел у меня стло еще больше. Постоянно приходилось бывть в Ленингрде, и жлко было отрывть время н эти поездки, хотелось кк можно больше быть среди ребят. До последнего дня я стрлся не думть о рзлуке. Я был знят по горло и думть действительно не успевл. Но вот нстл кнун отъезд.

Я сидел з своим столом в кбинете, положив голову н руки, и думл. Кк я их оствлю? Кк буду без них? Кк они – без меня? Тк много не звершено, тк много впереди. Нм рзрешили оргнизовть пионерский отряд. Крсный глстук – нш новя звтршняя рдость. Но меня уже здесь не будет. Шестой клсс, тм и седьмой – почти среднее обрзовние! Но меня уже здесь не будет…

Зкрыв глз, я видел Короля… Жуков… Пнин… Пнин – он в смом нчле пути, тут я еще почти ничего не добился… А Нрышкин? Рзве он вышел н дорогу?.. Я видел Петьку… Репин… З Репин я уже почти спокоен. Он теперь человек. Скоро сюд приедет его отец. Кк-то они встретятся, кк решт? Я видел всех. Мленьких и больших. Шумных и тихих. Мне всегд кзлось, что только у меня есть ключ от этих жизней, что без меня они звянут. Мне было необходимо тк думть. Но теперь я знл, что это не тк. И это было хорошо. Кк бы я посмотрел в глз Антону Семеновичу, если бы после меня здесь все рссыплось и рзвлилось? Он скзл бы мне: «Не по тебе тебя судят, по твоим делм, по твоим людям».

Когд после Глиной болезни я вернулся к ребятм, я понял: дом в Березовой может жить без меня. Здесь есть учительский коллектив и коллектив детей, и этот двойной коллектив живет. Все они стрлись, чтоб я чувствовл: без меня нельзя. Но я видел: можно.

Я взглянул н чсы – было уже двендцть.

Вот сейчс пойду по спльням и посмотрю н них, н спящих. А звтр утром прощусь и уеду. Утром, н пороге трезвого дня, полного дел и збот, прощться легче и проще – утро вечер мудренее.

Я вышел н крыльцо. По земле вдоль дом лежли светлые квдрты. Поднял глз – все окн освещены. Почему? Ребят двно уже спят, откуд же свет? Одним духом я взбежл по лестнице и открыл дверь первой спльни.

Все кровти были зстлны, кк днем, и возле них, точно н утренней поверке, стояли ребят. Что-то сжло мне горло. Я остновился, оглядел их и медленно пошел дльше. В других спльнях было то же – нерскрытые постели, безупречный порядок и ребят, стоящие нвытяжку, молч, обрщенные ко мне серьезные лиц, глубокие, внимтельные глз. Они знли, они были убеждены, что я не уеду, не поглядев н них нпоследок. Они знли, что я зхочу увидеть кждого, и никто не лег.

Потом я сел н чью-то кровть, и все сгрудились вокруг, кк в тот длекий день, когд Тимофей чуть было не поддел меня н рог.

– Пишите… Обязтельно пишите, Семен Афнсьевич… Мы приедем к вм… И вы приезжйте… Эх, кк вышло!

Я вернулся к себе после чсу и тогд только подумл: откуд же они знли? Откуд? Д рзве от них что-нибудь скроешь!

Я знл, что все рвно нипочем не усну. Походил по комнте. Стло тесно, вышел н воздух. Теперь окн были темные. Эх, если бы Антон Семенович увидел моих ребят! Что бы он скзл? Похвлил бы меня? Нет. Конечно, нет. Помню, когд в двно прошедшие времен, н зре колонии имени Горького, я устроил нбег н бхчу, он скзл сурово:

«Предлгю отстрнить Крбнов от комндовния отрядом. Позор нм, если у нс ткие комндиры!»

А когд н селе вспыхнул пожр и я из горящей хты вытщил больного стрик, Антон Семенович скзл, пристльно глядя мне в глз:

«Тк должен поступть кждый».

Вот и сейчс он скл бы:

«Тк должен рботть кждый».

Д, я буду рботть. Еще лучше, еще злее.

И в этот чс мне вспомнился кнун моего отъезд из коммуны имени Дзержинского, полтор год нзд.

Я сидел в кбинете Антон Семенович и читл. Антон Семенович рботл з своим столом. Было очень тихо: коммун уже спл. Я любил эти чсы. Любил смотреть н склоненную голову Антон Семенович, н то, кк бегло его перо, покрывя бумгу четкими, ровными строчкми. Иногд он отклдывл перо, поднимл глз и спршивл меня о чем-нибудь. Спросить Антон Семенович мог и о том, кк рботет в цехе пятый отряд, и о том, кк чувствует себя в седьмом отряде новенький. А зметил ли я, что Зырянский последнее время чем-то озбочен? И что я думю о поведении смого мленького коммунр Мизяк?

Кждый ткой рзговор нчинлся с мелочи, с пустяк, кончлся тк, что, уходя, я понимл: вот почему Зырянский взволновн! Вот почему новичку не по душе в седьмои отряде! Мне кзлось, что у меня появляется новое зрение, и нзвтр я действительно видел больше и умнее, чем вчер.

А иногд весь вечер проходил в молчнии. Кждый был знят своим. Но, прощясь, я слышл глуховтый голос: «Спокойной ночи, Семен!» – и уносил с собой что-то очень вжное, от чего прибвлялось ждности жить и рботть, рботть во всю силу. Мне было весело, и силы я чувствовл в себе вдоволь – хоть горы ворочть. И после большого, но тк незметно пролетвшего рбочего дня в коммуне, после дневного шум, сидя вдвоем с Антоном Семеновичем в зтихшем кбинете, я не желл себе иной доли: только рботть рядом с ним, и помогть ему, и постоянно учиться у него. Помню длинную цепь тких вечеров, похожих и не похожих друг н друг. Но тот, феврльский, с мокрым снегом, стучщим в окн, мне особенно пмятен.

Антон Семенович встл, отошел к окну.

– Ну и погодк! – услышл я. – Вот предствь: в ткую ночь идти в поход. Не для зклки, не для тренировки, в войну, н фронте… под вржеским огнем… Нелегко!.. Семен, – вдруг скзл Антон Семенович, оборчивясь ко мне, – ты доволен своей рботой?

Я не успел ответить.

– Никогд не будет хорош тот комндир, который не действует смостоятельно, – продолжл Антон Семенович. – Пусть он способный, пусть у него хорошя голов н плечх, но если он не действовл н свой стрх и риск, по своему рзумению, не выпутывлся см в трудных случях, он еще не комндир. Понимешь?

Я отложил книгу и подошел поближе:

– А к чему вы это, Антон Семенович?

– Ты рботешь неплохо, – он посмотрел н меня поверх пенсне, – но ты рботешь з моей спиной. Думю з тебя я. А пор уж тебе стновиться н свои ноги. Тебе двдцть восемь скоро стукнет, не мленький. И кое-чему нучился.

Признться, я слегк опешил и не вдруг ншелся что скзть. Но Антон Семенович и не ждл ответ. Он вернулся к столу, сел и зговорил деловито, кк о чем-то двно и прочно решенном:

– Тк вот. Я слышл, сейчс худо с детскими домми в Ленингрдской облсти. Поезжй туд. И выбери себе смый плохой, лдно?

Когд я пришел в тот вечер к себе, Гля и дети уже спли. Хотелось рсскзть обо всем Гле. Но я не стл будить ее. Подошел к окошку, уперся лбом в холодное стекло, злепленное снружи густой, непроглядной теменью, и думл: скорее бы нступило звтр!

Полтор год прошло. Многое понял, узнл, много пережил я з это время. И в этот чс, когд круто переломилсь моя жизнь и я стл н новом повороте ее, я мог повторить те же слов: рботть. Изо всех сил рботть. Идти по тому пути, который я выбрл и лучше которого нет н свете… Скорее, скорее бы нступило звтр!

68. СНОВА В ДОРОГЕ

И вот я снов в дороге. Зл ожидния переполнен. Сидят н лвкх, н чемоднх и просто-н полу. Рядом со мной, почти у смой двери, прижв к себе, кк млденц, желтый бул, дремлет струх в истершейся брхтной шубейке. Он то и дело вздргивет, приоткрывя глз, шрит вокруг рукой, чтобы увериться, что по-прежнему сидит н вокзльной скмье, что по-прежнему у ног притулился сундучок, н коленях – бул. «Не слыхли, – спршивет он, – н Киев поезд…» – и, не дождвшись ответ, опять дремлет. По другую сторону от меня спит пожилой крестьянин. Он спит, откинув голову и прикрыв лицо гзетой, словно стоит июльский зной и не дют покоя мухи.

Янврь н исходе. Из дверей по ногм тянет холодом. Снружи, в чутком морозном воздухе, протяжно перекликются гудки, подолгу дрожит звук стнционного колокол. Кряхтя, отходит тяжелый соств, все учщется, учщется дыхние провоз, вгоны, гремя, пробегют мимо, и стук колес змирет где-то вдлеке. Дорог, дорог впереди…

Бм-м! Колокол мгновенно рсплескл тишину. В зле уже никто не спит – нчинется посдк н киевский поезд. Моя соседк беспомощно озирется и, видно, тк нпугн, что уже не в силх испугться еще больше, когд я хвтю ее сундучок. Он только покрепче прижимет к груди свой желтый бул и почти бежит з мною, приговривя н ходу: «Вот спсибо! Вот уж спсибо!» Кжется, этой жркой блгодрностью он хочет обезоружить меня н случй, если я схвтил ее бгж с недобрыми нмерениями.

Втискивю струшку в вгон, пробирюсь и см. Кидю свой чемодн и рюкзк н верхнюю полку, спутнице знимю место внизу, у окн.

Постепенно вгон зтихет. Где-то в конце его женщин уговривет млыш утихомириться, в другом конце дружно хрпят. Мерно покчивется вгон, стучт колес, и вот уже ничего не остется, кроме этого ровного, усыпляющего стук…

– Приехли, грждне! Просыпйтесь: Киев!

Проводник идет по вгону и простуженным голосом сообщет, что мы прибыли. Но все и без него двно проснулись. Кругом сует, говор, кто-то стучит в окно, кто-то из встречющих уже прорвлся в вгон и принес с собою струю морозного воздух.

Сосккивю со своей полки. Мои сборы короткие: чемодн в руки, рюкзк з плечи – и можно идти. Со всех сторон подтлкивют, поторпливют, в вгоне полно встречющих – они спешт нвстречу, мешя выйти. Нконец выбрлся. Сосккивю н перрон. Оглядывюсь, вдыхю утренний холод. Сн кк не бывло. Кругом все сине, морозно, по-утреннему неярко светят фонри. И вдруг – что з стрнность, кк будто меня тронули з ногу! Оборчивюсь, нклоняюсь – из-под вгон виднеется чья-то голов, плечи, мленькие цепкие руки пытются ухвтить мой спог.

– Ты что?

В свою очередь, ухвтывю покрепче охотник з моими спогми, вытскивю н перрон и… Что з черт! Не может быть!

Передо мною стоит Лир. Стоит, опустив голову, не глядя н меня, стоит ткой, кким я его никогд не видел, – молчливый и смиренный.

Откуд он тут? Зчем? Уж не снится ли он мне? Он же должен быть з тысячу километров отсюд! Я встряхивю его з плечи – нет, это не сон, это действительно Лир.

– Что случилось? Говори!

– А я с смого Ленингрд з вми. Я – ни н шг. Я от вс прятлся, не отствл.

– Д зчем? Зчем?!

– Семен Афнсьевич, где вы, тм и я! Кк хотите, я от вс не отстну!

Теперь Лир здрл голову и не мигя бесстршно смотрит мне прямо в глз.

– Ты спятил! Я сейчс же отпрвлю тебя нзд! Д ты понимешь, что сейчс делется в Березовой? Бегют, ищут, в колодце шрят… Д ты понимешь, что ты сделл?

– Нет, нет, – торопится успокоить меня Лир, – Я зписку оствил Николю Ивновичу. Тк, мол, и тк, не обижйтесь, я поехл з Семен Афнсьевичем. Ну, что вы! – Н этот рз в голосе его слышится упрек. – Рзве я тк? Нет, я зписку. Чтоб все кк следует.

Мороз, я утирю пот со лб. Вокруг шум, сует, нс толкют, мы всё стоим друг против друг.

– Бртишк встретил? – н ходу спршивет сосед по вгону. – Похож! Кк две кпли!

– Пошли! – с сердцем говорю я.

И «бртишк» семенит з мной.

Дв в Березовую телегрмму, чтобы не искли беглец, выхожу в город. Уже звенят трмви, но я решю идти пешком. В гостинице «Плс», что н Бибиковском бульвре, меня ждет Антон Семенович. Мне не хочется будить его рньше времени. Лир идет рядом, стрясь приноровиться к моему шгу, и все пытется знять меня рзговором:

– Ух, город ккой! Н горе!

Молчу.

– А все-тки Ленингрд больше.

Молчу. Видя, что я не нмерен поддерживть эту светскую беседу, Лир меняет тему:

– Со мной Кизимов хотел. А я ему объяснил: ты, говорю, здесь двно, тебе нельзя. А я недвно, с меня спрос не ткой. – Лир зглядывет мне в лицо и продолжет со всей убедительностью, н ккую только способен: – А я вм скжу, Семен Афнсьевич, вы не сердитесь, только я себе срзу скзл: куд вы, туд и я. Н всю жизнь!

Его угнетет мое молчние. Пуще всего он боится, что сейчс я куплю билет и велю ехть обртно…

В последний рз я был в Киеве весной. Цвели кштны – стояли вдоль улиц высокие, торжественные, все в пышной листве, щедро поднимя в небо свои сияющие свечи. Сейчс зим. Зимой Киев стеклянный: ветви деревьев покрыты инеем, где же, в кком еще городе столько деревьев н улицх?

Сейчс увижу Антон Семенович. Невольно ускоряю шг. Упрямый черноглзый мльчишк уже почти бежит рядом со мною – и, видно, готов бежть без передышки хоть н крй свет.

Вот и гостиниц. Взлететь н третий этж – дело одной минуты. Перевожу дух, стучу и слышу из-з двери знкомый голос:

– Войдите!

Антон Семенович, видно, двно уже встл. Он з столом, н столе – унизнные хорошо знкомым мне четким почерком листы бумги. Он поднимется мне нвстречу. До чего же я рд его видеть!

Обнимемся. Потом он отстрняет меня и говорит с улыбкой в голосе:

– А ну-к, поворотись, сынку!

69. ВОЗЬМУСЬ ЛИ?

Я не видел Антон Семенович без млого дв год. Впервые з триндцть лет мы рсстлись н ткой долгий срок. Случлось Антону Семеновичу уезжть в отпуск, но я не помню, чтобы хоть рз он дожил вдли от коммуны положенное время. Он всегд приезжл рньше хоть н несколько дней, и в его спокойствии в минуты встречи мы безошибочно улвливли сдержнное нетерпение, с которым он возврщлся к нм. Мы чувствовли, знли: мы всегд, все время нужны ему.

Вот и сейчс – нет двух лет рзлуки. Словно только вчер мы простились. Кк мог он по моим отрывочным письмм тк много узнть о Березовой поляне, о ребятх, учителях – обо всех, кого я любил? Почему тк безошибочно знет, что меня тревожит, и спршивет именно о том, о чем я см хотел говорить? Это я после здл себе ткие вопросы, тогд не сомневлся: инче и быть не может. Он все знет обо мне – мои тревоги, сомнения, горе мое и рдость. Мы вовсе и не рсствлись – тк же кк и я о нем, он помнил обо мне эти годы, и мое дело было его делом.

Звтр нм рсствться вновь, сегодня Антон Семенович был весь день знят – встретившись утром, мы едв успели обменяться несколькими словми. И вот сейчс, з полночь, нверстывем – рсскзывем, рсспршивем, думем вслух.

Об одном я не спршивю: для чего он вызвл меня. Не спршивю, и он не зговривет об этом. Я жду, одолевя нетерпение, в кждом новом слове стрясь угдть – что будет? Зчем позвл меня к себе Антон Семенович?

– Большое дело зтевется, – говорит он, вствя из-з стол и прохживясь по комнте. – Ндо покончить с беспризорностью совсем, нчисто, чтоб дже пмять об этом слове сгинул. Я думю, можно будет добиться, чтоб создны были большие детские коммуны-город с зводми, фбрикми, с технически оснщенным сельским хозяйством. Отчего, подумй, нши колонии тк чсто устривются в кких-то полурзрушенных монстырях? А потом принимются эти монстыри восстнвливть, убивют н это огромные деньги – и попусту: создется крликовя колония, которя может совлдть рзве только с спожной или швейной мстерской. Д кто же из ребят сейчс хочет быть спожником-кустрем? Любой знет, что н фбрикх производство обуви двно уже великолепно мехнизировно. Нет, нужно именно большое, богтое хозяйство, которое двло бы детям нстоящую перспективу, нстоящее будущее.

«Вот оно! – думю я. – Вот для чего он меня вызвл».

И встет передо мной большое, прекрсное здние со своей школой, может быть со своим институтом. Я вижу великолепный, оборудовнный по последнему слову техники звод. Вот они в цехх – сосредоточенные, гордые мльчишки, им повинуются точнейшие умные мехнизмы. Ккой это будет звод? Тяжелого мшиностроения? Стнко-инструментльный?

Я вижу огромное поле пшеницы, поле, которое не охвтишь взглядом, вижу комбйн, у его штурвл – ккой-то из моих ребят. Кто это – Подсолнушкин? Стеклов?

– Есть у меня еще и другя мысль, – слышу я голос Антон Семенович. – Хочу предложить првительству создть Ворошиловский корпус. Уверен, что это дло бы стрне великолепных комндиров. Мы отобрли бы лучших ребят из колоний и детских домов. Обдумли бы специльную прогрмму и стли бы готовить их к военной будущности с детств. Ккие выросли бы

комндиры, с ккой культурой, широко обрзовнные… Првд, хорошя мысль?

«Неужели это? – думю я. – Это совсем ново, но тем интереснее! И я мог бы збрть к себе многих ребят из Березовой поляны. Вот было бы счстье!»

Антон Семенович остнвливется перед дивном. Н дивне спит кк убитый нбегвшийся з день Лир. Он вымылся в бне и сейчс лежит, рскинув руки, свесив голову с подушки, непрвдоподобно чистый и тихий.

– Хороший прень, – говорит Антон Семенович, перехвтив мой взгляд. – Человек риск и преднности. Предскзывю, смотри зпомни: будет зведовть колонией, не инче!

– Горяч слишком для ткого дел.

– Знвл я и других горячих н этом посту.

Смеемся. Потом Антон Семенович рзвязывет тесемки толстой, рзбухшей ппки. В ппке – письм читтелей, которые он двно обещл покзть мне. Придвигюсь к столу, к лмпе под зеленым бжуром, и Антон Семенович рсклдывет передо мною листки почтовой бумги, стрницы, вырвнные из тетрди, то унизнные ккуртным, четким почерком, то исписнные кем-то нетерпеливым и неспокойным. Скольким людям рзворошил душу «Педгогическя поэм»! Сколько вызвл мыслей, рздумий, ккие споры, сомнения, вопросы! Ккие рзбудил ндежды, ккую уверенность!

Читю письмо з письмом. Стрюсь предствить себе кждого, кто нписл Антону Семеновичу: кков он, что з человек?

«Я решил оствить свою рботу, – писл молодя учительниц. – Я изверилсь в ней, я перестл ндеяться н успех, н рдость, н то, что я достигну чего-нибудь н этом пути – тком трудном, почти безндежном. Вы открыли мне глз. Вы помогли мне понять, что я не впрве бросить нчтое. И Вм было трудно, Вы не отступили. И Вс посещло отчяние, ио Вы не дли ему одолеть себя. А глвное, Вы укзли мне путь. Вы подскзли мне, кк рботть, с чего нчинть и чего добивться. Спсибо, спсибо Вм!»

Антон Семенович вместе со мною перечитывет это письмо.

– Думю, если он и до ст лет проживет, все рвно ребят не бросит, – говорит он. И подет мне другое письмо:

«…Ну что ж, большое дело Вы сделли – с этим спорить нельзя. Однко опыт Вш узок, он применим только к детям ненормльным, детям-првонрушителям. А сейчс вжнее другое: рбот в нормльном детском доме, в нормльной, обычной школе. И вот тут-то Вши нходки педгогу помочь не в силх».

– Стря песня! – говорю я. – Ткое я сто рз слыхл и в Ленингрде.

– И я постоянно слышу. Что до меня, то ты знешь: если бы мне дли херувимов и серфимов с крылышкми, я воспитывл бы их точно тк же. Однко нужн проверк. Проверк убедительня, точня, проверк долгим опытом. Только он убеждет.

Антон Семенович н минуту умолк, выпрямился. Тень бжур ложится н его лицо, освещены только твердо, упрямо сжтые губы. Он смотрит мне прямо в глз.

– Это очень серьезно, очень сложно, Семен. До сих пор живому делу мешли впрямую – мешли чиновники, бюрокрты, тупицы, но они не прятли своей ненвисти и действовли открыто. Теперь будет инче. Нм скжут: вш опыт узок, это годится только для првонрушителей.

Спокойным, неторопливым движением он отклдывет письмо в сторону.

– Ты понимешь, что я хочу поручить тебе? И не тебе одному, есть у меня н примете еще коммунры – Мрк Шейнгуз, Георгиевский; из тех, что помоложе, – Конисевич… Тк вот. Ндо взять детский дом. Обыкновенный дом с обыкновенными, нормльными детьми. Пончлу небольшой. Потом он рсширится, в этом я не сомневюсь. Дети-сироты, дети из рскссировнных детских домов, ребят, которые не успели хлебнуть улицы, беспризорщины. Понимешь? Нормльные дети…

Кк дым, рстял возникшя было в моем вообржении кртин – и мощный звод, и поле золотой пшеницы, и Подсолнушкин з штурвлом комбйн. Итк, все, что рсскзно в «Педгогической поэме», – это о првонрушителях? Моя юность, юность моих друзей и товрищей, колония Горького, коммун Дзержинского – это всего только история млолетних преступников? Ну, нет!

Стло быть, ндо еще докзывть н деле, что ознчют труд и мысль Антон Семенович? Докзывть, что он воспитывл нстоящих людей, советских людей, коммунистов? Что он и других этому учит? Лдно, будем докзывть, черт подери!

– Впереди у нс не только победы, но и борьб, – здумчиво говорит Антон Семенович. – Для этих побед и для этой борьбы воспитывются люди… Ну кк, возьмешься?

Возьмусь ли?

Я смотрю в лицо моему учителю, прямо в глз. Возьмусь ли! Д я все силы положу н это дело! И когд-нибудь он снов скжет мне: тк должен рботть кждый.

Где они сейчс, еще незнкомые мне ребят, моя новя большя семья? С ними и для них я буду теперь жить и рботть. Впереди у меня и борьб, и побед, и горечь, и рдость – всё, чем полн жизнь и нш нелегкий, но ткой счстливый труд.

…Н другой день я уехл в Черешенки – тк нзывлось место, где ждл меня нш новый дом.

1950—1953